Обычные пособия по благоустройству в этой жизни отвечают, по моим впечатлениям, всегда на один и то же вопрос: «как притвориться тем, чем не являешься, чтобы получить то, чего не заслуживаешь?». Как защитить диссертацию (притвориться кандидатом наук), как понравиться мужчине (притвориться той женщиной, которая ему нужна), и т.д., и т.п. Задумавшемуся над своим призванием эти пособия, разумеется, не помогут. Он спросит — так ли уж важно ли для меня самого разбираться, как
Попытаюсь дальше ответить, в меру собственного разумения, на следующие вопросы:
Что такое призвание?
Есть ли оно у каждого?
Если оно есть у каждого, то почему можно его не слышать?
Совпадает ли призвание со способностями?
Может ли призвание быть дурным?
Может ли призвание предать?
Каждый ли труд способен составить
(А в приложениях — ответы еще на некоторые вопросы, которые поставил не я сам себе, и статья о призвании Словаря.)
Что такое призвание?
Человеческий род выживает за счет труда, и потому практическое применение сил и способностей, дело, есть почти то же самое для человека, что жизнь: «жизнедеятельность». Вполне можно сказать, что призвание — это любимое дело. Дело, в котором человек живет своей собственной жизнью.
Понятно, что направление, в котором наши силы применяются, не бывает для нас безразличным, — даже если
Призвание — это твой персональный смысл жизни, преобразованный в практическую цель.
Призвание — это твоя неповторимость в этом мире, как твоя обязанность. Это обостренное чувство ответственности за то, что ты есть в этом мире.
Все выглядит так, как будто
Есть ли призвание у каждого?
Безусловно, не у каждого оно выражено в равной степени;
Первое, очевидно, — призвание может не совпадать с имеющимися в объективном мире возможностями его проявления. Что делать пахарю (крепостному) с наклонностями поэта или физика? Железная необходимость, равная глупому случаю, не может ли перечеркнуть самое гениальное призвание? Этот несчастный пахарь будет по общему мнению только лентяй, непутевый человек…
На это можно возразить, что и неграмотный пахарь может состояться как поэт, если позволит себе не стремиться стать слишком успешным пахарем: ведь важно не то, признан ли ты в качестве такового, и не то, есть ли у тебя печатные произведения, а то, как ты воспринимаешь мир; да и главное орудие поэта, слово, у каждого в неотъемлемой собственности. И
А уж если принять гипотезу призвания, как возлагаемой на нас создателем задачи, с которой он запускает нас в этот мир, то подобной проблеме и взяться неоткуда: Пушкин родится не раньше, чем на земле появится книгопечатание, и Эйнштейн не раньше, чем появятся университеты и ядерные ускорители.
Что до тех людей, которые своего призвания не ищут и чувствуют себя комфортно, то тут возможна и такая разгадка: они его уже нашли. Ну, не так уж важно, быть сметчиком или чертежником, если призвание — семья, а на работе важно только на эту семью заработать.
Так что всегда есть смысл настойчиво искать свое призвание в тех наличных обстоятельствах, над которыми ты действительно не властен. (Оговорка «действительно» необходима потому, что иногда призвание осуществимо, но ценой определенных потерь, и это еще не значит «не властен».) Возможно, призвание осуществимо и в действительно неблагоприятных условиях, но ценой твоей успешности по социальным меркам — то есть если не мерить, так сказать, призвание по признанию. А возможно, и в самых неблагоприятных обстоятельствах призвание найдет
…И вот еще «но»: призвание есть у каждого, но не каждый его слышит.
Почему можно не слышать своего призвания?
Причин, конечно, много. Главная — это, наверное, инфантилизм. Ведь призвание, как я уже говорил, это обостренное чувство ответственности перед собой. А инфантилизм — это и есть привычка к тому, что ответственность за тебя несут другие. Стало быть, другие и решат, чем тебе быть, так, чтобы тебе было хорошо… Интересно, что чувства «непризвания» инфантильные люди как раз бывают очень-таки не лишены — то, что им не подходит, они, чуть попробовав, чувствуют весьма остро, — они не ведают лишь того, что им подходит.
Среди других причин (выражаясь высокопарно, но точно): голос призвания заглушается призывными криками — удовольствий; тщеславия, престижа и сребролюбия; а также удачливости.
Во всех трех случаях эти голоса вообще не так легко различимы от голоса призвания.
Итак, удовольствия, или радости. — Но труд по призванию — разве не должен быть в радость, и разве не всякая радость требует
Легко было бы отделаться от вопроса, указав, что призвание — это призвание к творчеству, созиданию, тогда как удовольствие — это потребление. Но вдруг
Мой ответ на это для меня самого неожидан: если иметь в виду, как и что «потребляется», то призванием может быть и «потребление». И даже, в
Существуют, конечно, удовольствия менее высокого рода. Часть из этих последних — это так называемые развлечения; «индустрия развлечений» делает и своего стандартного потребителя, подходящего для индустриальной обработки, то есть уводит от вопроса о призвании, как и вообще от осмысленного существования. — А другая категория удовольствий составляет, по существу, отдых. Вещь это и законная и необходимая, но не может же отдых быть призванием. Жизнь человека обеспечивается, как уже отмечалось, трудом; нельзя жить без отдыха, потому что нельзя жить без труда; перефразируя известное высказывание, «нужно отдыхать, чтобы жить, но не жить, чтобы отдыхать». (Правда, если делать приходится работу нелюбимую, рабскую, мы живем, когда отдыхаем…)
Далее: слава, влиятельность, деньги. — Весьма щекотливый и сложный вопрос, и ответы на него, что называется, «неоднозначные». Но они существуют. — Всякое дело есть приносимая польза, добро
К этому можно добавить, что, скажем, деньги — это тот материал, с которым работает бизнесмен (и он должен любить их даже, по выражению Остапа Бендера, «бескорыстно»); влиятельность, власть — тот материал, с которым работает политик, общественный деятель (и он не может к ним не стремиться); слава — ну, точнее сказать, эффект, производимый в других душах — материал художника. Как оторвать здесь призвание от предчувствуемой и вожделенной корысти?
И все же они, конечно, не тождественны. Миссия — ведь это твоя миссия, уникальная и неповторимая, тогда как и слава, и тем более престиж и влиятельность, и в особенности деньги — отражают лишь твою востребованность на рынке и соответственно унифицируют, стандартизуют, губят в тебе именно тебя; они являются, чаще всего, платой за преданное или поруганное призвание. Они никак не могут быть ориентирами — хотя и являются стимулами. — В общем, если и трудно вполне расстаться с этими стимулами к творчеству, следует научиться отдавать себе честный и полный отчет в их опасности для главного в творчестве — для призвания.
И третье, о чем я хотел здесь сказать, что может мешать нам слышать свое призвание. Это — успехи, удачливость в
Совпадает ли призвание со способностями?
Призвание — это скорее «хобби», чем «работа», на которую «ходят». Если учесть, что работу человек делает, скорее всего, на должном профессиональном уровне (иначе бы его уволили), а в хобби чаще всего он проявляется не особо талантливо, именно по дилетантски, — то приходится признать, что способности и призвание не всегда совпадают. Когда Ахматову перестали печатать, она перестала и писать — куда больше приверженности поэтическому творчеству проявляют графоманы…
Итак, как будто, могут быть призвание без способностей и способности без призвания…
Но что такое то и другое? Способности — это то, что легче всего дается. Призвание — это интерес. Это вещи формально разные. Разные они и по существу.
Если интерес к делу в человеке искренний (то есть если он не принимает за интерес представление о модности или престижности занятия), то несовпадение интереса с особыми способностями к этому делу свидетельствует скорее о том, что мы имеем дело с настоящим призванием! Делать то, что легко дается — значит вдохновляться успехом, а не интересом, то есть уходить от призвания. К тому же, легкие или трудные первые шаги в любом деле еще не означают, что такими же останутся и все последующие. На то и талант, чтобы измерить собою всю трудность задачи, а не проскочить по верхам, пожиная легкие успехи и дешевые лавры; все настоящее — трудно; так трудно, что легкости или трудности первых шагов в сравнении с этим просто мелочи. От известного биохимика слышишь, как лопавшиеся колбы на первом курсе университета доводили его до отчаяния; от нобелевского лауреата по физике — что не хватало математических способностей. А Пушкина, на первых порах, превосходил в стихотворчестве его лицейский приятель Илличевский. И т.д., и т.п.
Реальность, конечно, многогранна, и категории, которыми мы хотим ее охватить, расплывчаты. Есть в вопросе о соотношении способностей с призванием и множество других аспектов, кроме указанного. Например тот, что недостаток способностей может в некоторых сферах творчества быть фатальным (нельзя слишком хорошо петь без хорошего слуха, быть значительным художником без природного «умения рисовать», и т.п.). Или, с другой стороны, выраженное наличие способностей к
Может ли призвание быть дурным?
Дурными могут быть наклонности. А дело есть, по определению, добро, то есть призвание есть призвание к
Может ли призвание предать?
То есть, может ли человек быть призван к тому, к чему у него действительно нет достаточных данных; всегда ли труд по призванию обещает настоящие успехи?
По идее, призвание к делу и есть главная и решающая способность к нему, и только труд по призванию и может вести к настоящим успехам.
В этом вопросе, однако, идеальная конструкция оказывается подчас весьма далекой от реалий.
Так, некоторые «профессии» (в кавычках, ибо этим профессиям надлежит быть только призваниями) — в общем, некоторые занятия обладают особой притягательностью: прямо говоря — возбуждают тщеславные инстинкты. Это их «сиренская прелесть». Различить возбужденное славолюбие, надежду на бессмертие
Здесь близкая аналогия — влюбленность. Влюбленный не сомневается, что встретил в любимом
Не будь смерти, о смысле жизни можно было бы не думать. Слава же, эта жизнь в чужих душах, составляет некий эрзац бессмертия — и как цель она может давать человеку, значит, чуть ли не смысл его жизни! А что такое, в этом отношении, искусство? «Творить — значит убивать смерть», как сказал Ромен Роллан. Простая муха, влипшая в янтарь, обретает своего рода бессмертие и с ним — особую ценность. Искусство — воплощение
Да, «наркотик» — точное определение возбужденного славолюбия. Мы задали тут вопрос: может ли обманывать ли призвание. Так обманывает ли тщеславие, этот наркотик? «Уколовшегося» наркотик не обманывает, он имеет уже все, на что уповает. Но тяжелым бывает отрезвление. (Впрочем, если отрезвление наступает — если самокритика наличествует — то, возможно, это и не просто наркотик, а правда призвание, и отчаяние автора в своих достижениях суть те самые «творческие муки», что составляют залог настоящего прогресса и продвижения к неизведанным рубежам… Опять сложности и противоположные грани, от этого в таких вопросах никуда не деться!)
Возвращаясь к аналогии дурмана славолюбия с тем дурманом, который составляет для влюбленного противоположный пол, можно вспомнить здравомысленную и вполне очевидную рекомендацию Жозефа Жубера: женись на той, с кем, будь она мужчиной, подружился бы. Занимайся тем, чем занимался бы, если бы это ничего не обещало тщеславию (переиначивая Л. Толстого — пиши, если можешь и не публиковать!). Идеал — чтобы дело жизни и составляло твое хобби.
Каждый ли труд способен составить
Вопрос существен — ибо каждым трудом
А главное, что нужно тут сказать, — это что вообще труд составляет человеческое призвание. (Пусть это и не значит, что труд должен заменить человеку все остальное, что есть в жизни, — об этом уже говорилось.) Человеческий род жив не клыками, не шкурой и не быстрыми ногами, а постоянным трудом; плоды его труда на 99% составляют «естественную» среду его обитания. Труд — это способствование общему выживанию рода человек, а это и есть совершаемое добро, осуществляемая нравственность; это жизнь для всех, запечатлевающая, пусть чаще всего и безымянно, наше личное конечное существование в общем существовании продлевающегося человеческого рода.
Потому благородство «простого» труда чувствуется непосредственно каждым, кто им занимается, сколь бы мало престижным он ни считался. Безусловно, «простой» (непрестижный) труд может составить настоящее призвание и счастье многих из тех людей, кто выдержал бы и самую жесткую конкуренцию в сферах «престижного» труда. Скорее, эти последние сферы — суть предметы особых, частных, что еще не значит «высоких» призваний
Александр Круглов. Афоризмы, мысли, эссе