Только что, находясь у магазина бездымных систем в торговом центре – и смотря на консультанта магазина лифчиков с эластичной косточкой, я думал о том, чтобы свернуть этот цикл. Перечитав некоторые тексты, я неприятно удивился тому, насколько всё это выглядит вымученно, а главное – недостоверно.
Словно я пытаюсь приукрасить правду, либо я плохо её помню, и из-за этого она проступает из небытия очень неявно и неровно. Читаешь и думаешь две мысли.
Первая: непонятно, зачем это всё написано. Разумеется, автор хотел дать контуры своего детства. Это важно с точки зрения здорового образа жизни. Не менее важно, чем свежевыжатый сок из моркови. Потому что мы родом из детства. И мы начинаем умирать ровно в тот момент, когда это забываем. Когда не помним, какая там была широкая палитра. Забывая о ней, мы лишаемся её присутствия в настоящем.
И вторая: боже, до чего довела современного молодого человека система образования. Ну вот куда ни ткни, всё отзывается гулким стуком тюремного застенка.
Так вот посмотришь – я же вообще посол безграмотности. Проводник коллективного бессознательного всех манкуртов. Как говорил Станислав Говорухин: «Успех N меня не удивляет. Меня уже вообще ничего не удивляет».
И дальше кинорежиссёр разражается пассажем о подростках, у которых всего одна извилина, и о яппи, у которых нет и её.
Наверное, это можно объяснить тем, что я действительно смутно помню то, о чём рассказываю. И все эти воспоминания не связывает какая-то единая мысль. Мне по-хорошему вообще стоило бы писать об истории фирмы Huawei – это могло бы придать нынешнему времени куда больше разумных очертаний, чем все мои фантасмагорические рассказы про изжогу в монгольском аэропорту.
Но это должно измениться, как только я приближусь к большему возрасту. Там будет меньше цирка и больше наблюдений. И может быть, я смогу чуть иначе описывать. Не так навязчиво выпячивая событийность и при этом не сдабривая всё такими потоками лирических отступлений.
Проблема формы.
Вот такое начало мне, например, потребовалось, чтобы приступить к рассказу о том, как мой отец уволился из казино и стал работать шофёром. А поскольку в детский сад меня ещё не отдали, а мать считала, что мне надо больше времени проводить с отцом, то я стал ездить с ним на заднем сиденье «Волги».
Больше я толком ничего и не помню из весны 2001-го. За исключением того, что я отчётливо... Я начал тогда формулировать сложные предложения, из-за которых моя мать стала водить меня к логопеду, потом – к психологу, а потом – к пульмонологу, чтобы проконсультироваться по поводу карго-культа, одолевшего мой пищевод: я упорно собирал на улице бычки, чтобы потом съесть их.
Но хотел сказать не об этом. Я помню, что, однажды прогуливаясь у монумента коалы в зоопарке, вдруг понял, что однажды напишу об этом. В этом смысле моя бесструктурность объяснима. Понятие структуры подразумевает наличие понятного, линейного пространства. Причинно-следственные связи. Могу ли я строить структуру, если время так разорвано и оказывается, что в три года я знал, что будет в двадцать пять?
Вопрос риторический.
Конечно, могу. Но не касаемо ранних лет. Это область почти или полностью забытого. Отдельные специалисты, гипнологи, может быть, способны эти слои поднимать, но это стоит больших усилий, потому что тогда память ещё не была достаточно сформирована. И не могла ухватывать в свои силки всё, что через них проходило, поигрывая ветром в оловянных высоковольтных линиях, снабжающих током лампу, на кокетливо-летний абажур которой я смотрел, засыпая.
Глеб Буланников
