В прокат вышел фильм Микаэля Хофстрёма «Идеальный пациент» (Quick) — реконструкция криминальной «мыльной оперы», за которой без малого четверть века следила Скандинавия. По мнению Михаила Трофименкова, шведский режиссер и норвежский сценарист — знаменитый Эрленд Лу — из лучших побуждений оказали медвежью услугу жанру скандинавского триллера.
Лишь одна-единственная реплика из фильма позволяет предположить, что в душах Хофстрёма и Лу живут какие-нибудь человеческие чувства, а не только обостренное чувство справедливости. Томас Квик (Давид Денсик), признанный самым страшным серийным убийцей в истории Швеции и навеки запертый в психиатрической лечебнице, нарушив многолетнее молчание, соглашается принять журналиста-расследователя Ханнеса Растама (Йонас Карлссон). При первом их свидании монстр завороженно пялится на невиданный им прежде мобильный телефон. Журналист спохватывается: «Ах да, когда вас посадили, еще не было интернета, был жив Курт Кобейн, а Советским Союзом правил Горбачев». Юмор фразы доступен тем, кто помнит, что именно Денсик играл Горбачева в сериале «Чернобыль». В остальном же авторы не позволили себе ни малейшего легкомыслия, ни единого отступления от канонов политкорректной драмы, поставленной на основе реальных событий.
Вообще-то главная и тщетно вытесняемая в подсознание нации реальная драма Швеции — нераскрытое убийство премьер-министра Улофа Пальме в 1986 году. Кино боится к нему подступиться, но ритуально упоминает — в том числе и в «Идеальном пациенте». История Квика и Растама — психическая компенсация «проклятия Пальме»: хотя бы в этом деле справедливость восторжествовала.
Придурковатый Квик, осужденный в 1990-м за идиотскую попытку ограбления, вдруг стал признаваться в зверствах, совершенных с 1964-го в Швеции, Норвегии, Дании и Финляндии. Из тридцати убийств, которые он взял на себя, суд признал его виновным только в восьми, но полиция откупоривала шампанское: хотя бы восемь «висяков» с глаз долой, из отчетов вон. Психиатры в экстазе строчили книги о мальчике, ставшем убийцей по вине родителей, расчленивших и сожравших его младшего брата. Все было бы шито-крыто, если бы не Растам.
Он доказал, что психиатры вели себя как бездушные адепты лютого фрейдизма, а полицейские — как гестаповцы, считающие признание царицей доказательств. Что у Квика было железное алиби в одном из эпизодов, костью другой жертвы экспертиза признала какой-то мусор, следователи репетировали следственные эксперименты, а улик против Квика не существовало как таковых.
Шик северного нуара в том, что играет он вопреки всем правилам. Слагает отвратительные, грязные и злые саги о полицейских за гранью нервного срыва и маньяках с космическим IQ. О том, что земной ад стоит искать в душах флегматичных северян, под волшебным снежным покровом, укутывающим обманчиво уютные фермы. Хороших — по крайней мере вменяемых — людей там впору искать под микроскопом. Хофстрём, отравленный опытом работы в Голливуде — рваные флешбэки напоминают о «Зодиаке» Дэвида Финчера,— решил цивилизовать жанр: идеальный журналист идеально спасает идеального в общем-то мужика. Да еще и судьба наворожила Растаму рак в самом начале расследования: до полной реабилитации пациента он не дожил. Такое стечение обстоятельств, казалось бы, бывает только в плохом кино. Будь ты хоть трижды Эрленд Лу, как написать достойный сценарий, если сама жизнь ведет себя как дурной драматург.
Потенциальный драматургический стержень — а он есть — дела Квика в фильме никак не обыгран. Получается, что он был просто очень одиноким и отзывчивым человеком, который общения ради рассказывал полицейским то, чего они от него ждали. Но ведь и Растаму он рассказал ровным счетом то, что тот хотел услышать. Истинный скандинавский нуар оставил бы зрителей в недоумении. Спас ли герой невинную жертву или выпустил на волю сатанинского манипулятора? Хофстрём и Лу никаких двусмысленных нюансов себе не позволили, хотя и жизнь, и искусство сотканы именно из нюансов.
Михаил Трофименков
