135 лет назад, 19 апреля 1882 г. умер человек, труды которого разделили мир на «до» и «после». Согласно легенде, на смертном одре он воззвал к Богу и отрёкся от своей «безнравственной и ложной теории». В действительности же Чарльз Роберт Дарвин до последних дней обдумывал продолжение своей книги «Образование растительной земли благодаря дождевым червям». Последними его словами были: «Я совсем не боюсь умирать».
Подобные слова можно ожидать либо от праведников, либо от очень самонадеянных людей. Солидная часть окружающих считала, что Чарльз Дарвин относится ко второй категории, призывая в свидетели самого учёного, который в своём основном труде «Происхождение видов» сказал: «Принятие моей теории эволюции будет сопровождаться глубоким переворотом в области естественной истории».
Заявление дерзкое и даже скандальное. Возможно, именно оно, а не базовые посылки теории эволюции как таковой, чрезвычайно возмутили коллег Дарвина. Их высказывания, в свою очередь, раззадорили публику и взбудоражили общественное мнение.
Можно взять навскидку несколько отзывов современников на «основную» книгу Дарвина, которая вышла в ноябре 1859 г. и первый тираж которой был распродан в один (!) день.
Обложка книги «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь». Фото: Public Domain
Мари-Жан-Пьер Флуранс, французский физиолог, член Академии наук: «Дарвин написал книгу о происхождении видов, но в ней отсутствует именно происхождение видов». Самюэль Хоутон, президент Ирландского геологического общества: «Естественный отбор — не научная, а натурфилософская идея, противоречащая всему, что знает наука». Жан-Луи Агассис, французский зоолог и палеонтолог: «Теория Дарвина — это целое болото голословных утверждений».
Это лишь три из первых публичных отзывов на «Происхождение видов». Сколько их было всего — трудно сказать. Сначала Дарвин собирал рецензии. Но когда количество подшитых в папку ругательств дошло до 265, а это случилось очень быстро, интерес к коллекционированию был им утрачен.
Надо сказать, что даже на самые злобные и невежественные нападки Дарвин реагировал с поистине христианским смирением, чего вообще-то трудно ожидать от «богохульника и богоборца»: «Мои критики почти всегда обращались со мной честно, если оставить в стороне тех из них, кто не обладал научным знанием, ибо о них не стоит и говорить. Мои взгляды нередко грубо искажались, ожесточённо оспаривались и высмеивались, но я убеждён, что по большей части это делалось без вероломства».
Что касается научных дискуссий — возможно, Дарвин и прав. Но о тех критиках, кто не обладал научным знанием, говорить, пожалуй, всё-таки стоит — их мнение до сих пор у нас кое-кто почитает истинным и почти святым.
Тем более что высказывалось оно именно что святыми. Так, Преподобный Варсонофий Оптинский, относился к теории Дарвина с ужасом и омерзением: «Этот английский философ создал целую систему, по которой жизнь — борьба за существование, где побежденные обрекаются на погибель, а победители торжествуют. Это уже начало звериной философии, а уверовавшие в нее люди не задумываются убить человека, оскорбить женщину, обокрасть самого близкого друга».
Преподобный Иустин (Попович) вообще считает разделяющих теорию Дарвина впавшими в смертный грех: «Потому предал их Бог срамным сластям, и они удовлетворяются не небесным, а земным, и только тем, что вызывает смех диавола и плач Ангелов Христовых. Сласти их в заботе о плоти, в отрицании Бога, в назывании обезьяны своим предком».
Священномученик Владимир Киевский подводит итог: «Братие, не слушайте губительных ядоносных учений неверия, которое низводит вас на степень животных!».
Этот ряд весьма органично можно было бы добавить следующим: «Если бы человек, властитель мира, умнейшее из дыхательных существ, происходил от глупой и невежественной обезьяны, то у него был бы хвост и дикий голос. Если бы мы происходили от обезьян, то нас теперь водили бы по городам Цыганы на показ и мы платили бы деньги за показ друг друга, танцуя по приказу Цыгана или сидя за решеткой в зверинце».
Автор этой чудесной фразы — персонаж раннего рассказа Антона Чехова «Письмо к учёному соседу», мелкий глуповатый человечек Василий Семи-Булатов. Надо полагать, что отечественный естествоиспытатель, академик Климент Тимирязев, читал и этот рассказ, и проповеди святых отцов. Но мнение о Чарльзе Дарвине у него сложилось всё-таки своё: «Когда переступаешь порог этого небольшого кабинета, в котором ежедневно вот уже полвека работает этот могучий ум, когда подумаешь, что через минуту очутишься в присутствии человека, которого потомство поставит наряду с Аристотелями и Ньютонами, невольно ощущаешь понятную робость. Но это чувство исчезает без следа при первом появлении, при первых звуках голоса Чарльза Дарвина».
Сам же автор теории происхождения видов был гораздо более скромен и на статус человека, изменившего мир, не претендовал: «Я не нахожу вреда в своей книге: случись неверные взгляды, их вскорости полностью опровергнут другие ученые. Уверен, что истину можно познать, лишь одолев все превратности судьбы».
И когда его последователи пожелали изобразить на его могильной плите пышную эпитафию: «Берегись, когда Вседержитель посылает на землю Мыслителя», то им, уже после смерти, помешал сам Дарвин. Согласно его завещанию, на могиле следовало оставить только имя и даты.
Константин Кудряшов
