В берлинском Музее современного искусства Hamburger Bahnhof проходит выставка «Эмиль Нольде — немецкая легенда. Художник и нацистский режим». По результатам многолетних исследований отношения с нацизмом знаменитого художника, много пострадавшего от борьбы с «дегенеративным искусством», выглядят совсем не так однозначно, в чем убедился Андрей Плахов.
При входе посетителей встречает автопортрет художника в «рембрандтовских» тонах и светотени, он написан в 1899 году, когда Нольде было едва за тридцать, и тут же — портрет его жены Ады, датчанки. «Мой муж, которого младшие художники называют новым немецким Рембрандтом… отовсюду изгнан бандой арт-дилеров. Как получается, что… великие всегда должны сталкиваться с такими вещами?» — вопрошает преданная супруга. А после падения Третьего рейха, когда Нольде перевалило за восемьдесят, он успел, похоронив Аду, вторично жениться, написать еще сотни живописных работ и акварелей. В течение почти всей жизни он был окружен пиететом и почетом как самый статусный немецкий художник. И при этом на склоне лет жаловался, что все доходы от продаж съедают налоги, а его материальное положение даже хуже, чем во времена нацизма, когда ему запрещали работать и выставляться.
Культ Нольде пережил его и долго почти не подвергался пересмотру: свидетельство тому — прежние выставки во Франции и Великобритании, последняя состоялась всего год назад. Во многом благодаря усилиям Фонда Ады и Эмиля Нольде знаменитого художника-экспрессиониста рассматривали как жертву нацизма — даже несмотря на хорошо известный факт его членства в Национал-социалистической партии. Ведь несмотря на этот факт, нацисты признали его искусство «дегенеративным», выставили на негодующий суд общественности на специальной выставке 1937 года, конфисковали и уничтожили сотни его работ. В число опальных попали не только провокативное «Житие Христа», но и невинные «Подсолнухи», в которых Нольде отдал дань признательности своему кумиру Ван Гогу. Все это создавало своего рода алиби и подпитывало легенду, которой посвящен роман «Урок немецкого» Зигфрида Ленца.
Между тем запреты и репрессии не помешали Нольде искать покровительства среди нацистской верхушки (в частности, у Геббельса) и боготворить «национального лидера». В 1933-м художник писал: «Фюрер велик и благороден в своих амбициях, это блестящий человек действия. Единственная проблема в том, что к нему примазываются темные фигуры, создавая культурный туман, но солнце скоро пробьется и рассеет его». Нольде до самого конца верил в победу Гитлера и восхищался им, не зная, что тот называл его «свиньей» (эти свидетельства были преданы гласности значительно позднее).
Еще в первой половине жизни Нольде конфликтовал с другим крупным художником — Максом Либерманом, и это были не только эстетические разногласия: в дальнейшем он проявил себя как убежденный антисемит. В какой-то момент отказался писать картины на библейские сюжеты и изображать Христа, чтобы «не подыгрывать евреям». Вместо этого рисовал мифологических нордических вождей и пейзажи. Но ничто не помогло: любовь так и осталась неразделенной. Художник унес ее в могилу, скончавшись в 1956-м в возрасте 88 лет.
Берлинская выставка — первая, где представлены обе стороны медали, где анализ отношений Нольде с нацизмом становится предметом специального интереса. И это сигнализирует о серьезной переоценке его места в истории. Недаром Ангела Меркель решила убрать из своего офиса две картины художника. Одна из них участвует в новой экспозиции, но и после нее работы не будут возвращены в офис канцлера.
Казус Нольде очень актуален и достоин пристального изучения. Потому что тоталитаризм возрождается в новых формах, а отношения с ним художников воспроизводят прежние модели. Они знакомы нам и по истории немецкого кино. Режиссер Фриц Ланг, с одной стороны, воспевал германские мифы, с другой — его экспрессионистские антиутопии и фантазмы предвещали грядущие кошмары, и «Завещание доктора Мабузе» было запрещено нацистами. Только Ланг сделал другой выбор и эмигрировал.
В эти же самые дни в парижской «Оранжери» проходит другая выставка, тоже связанная с немецкой живописью начала ХХ века. Там в фокусе внимания оказались художники Франц Марк и Август Маке, основавшие в Мюнхене в 1912 году вместе с Василием Кандинским авангардное движение «Синий всадник» на волне взаимовлияния футуризма, кубизма и экспрессионизма.
Оба художника погибли в бойне Первой мировой: Маке — в первые же дни, Марк — в 1916-м под Верденом. Одному было 27 лет, другому — 36. Оба ушли воевать добровольно, хотя не были опьянены шовинистическим угаром, просто считали это своим долгом. В 1937-м покойные художники, которых при жизни связывала тесная дружба, «встретились» в Мюнхене: на пресловутой нацистской выставке их работы были признаны дегенеративными. И там же они по иронии судьбы столкнулись с Нольде, с энтузиазмом встретившим и Первую, и Вторую мировую войну, но не принявшим участия ни в одной
Андрей Плахов
