Я увидела его в марте 2006-го, почти случайно. Тогда Бродский был отлит «в три четверти» и стоял во дворе мастерской Франгуляна, «по земле», в ледяном и солнечном мартобре Москвы, на фоне ноздреватого снега.
Памятник поэту — почти плоская тень, почти стаффаж. Или барельеф, лишенный опорной стены. Что-то петушье в запрокинутом профиле. Силуэт готов и взлететь, и рухнуть Любезный, усталый, надменный, при галстуке тонкой чеканки — Бродский поздних фото и зрелых эссе, стильный портрет нобелиата... Все это — ежели смотреть «с фасада».
Но можно смотреть и с испода: он открыт зрителю. Там — вогнутый силуэт, анатомическая модель в тенях, зеленых венах и тромбах патины, с раздутыми бронхам ястреба. Этот Бродский не имеет форм — как наводнение на Неве, как сметающий повседневность «дух музыки» символистов. Он вдавлен изнутри в свой же завершенный отточенный профиль: сам себе двойник, вольный перевод в бронзу измятой ксерокопии строк «В темноте всем телом твои черты как безумное зеркало повторяя».
На заднем плане — полусросшиеся фигуры в плащах. Магриттовские клерки без шляп, в металле. Современники.
...Москва, как известно, хорошей скульп-турой не избалована. А у Франгуляна в мастерской по полкам тихо стоят памятники «несбывшимся памятникам» столицы.
Особо жаль Василия Баженова с чертежом Пашкова дома в руках: идеально вписанный в площадку этого здания, в ритм его балюстрад и куп вековой сирени — монумент так и остался малой моделью.
Но Бродский уже отлит в полный размер. Кажется лучшей работой Франгуляна. И стоит во дворе его мастерской несколько лет.
24 мая 2010 года — 70-летие поэта. Памятник явно не будет установлен.
...Происходит довольно дикая история: город выделил поэту сквер на Новинском бульваре, между домами № 22 и № 28, с внутренней стороны Садового кольца. А там с середины 1990-х стоит стеклянный магазинчик: «Продукты», «Обмен валюты» и «Цветы», вполне вменяемый малый бизнес.
Для его владельца бронзовый поэт явно стал Медным Всадником: павильончик, натурально, должны снести. Новое место магазину город Москва не выделил до сих пор (хотя «дело о монументе» тянется уже годы). И даже сносить «стекляшку» ее хозяину предложено за свой счет.
Возводя памятник Бродскому (а практически принимая его в дар), Москва, видимо, чувствует себя европейской столицей. Но на компенсацию переноса невеликой торговой точки — liberal values городу уже не хватает.
Хотя на памятнике поэту Третий Рим не разорится: большую часть расходов несет скульптор, город оплатит лишь благоустройство сквера.
— Георгий Вартанович, когда ваш Бродский выйдет на люди?
— Два года как все отлито и готово. Но к 24 мая я не успею, безусловно.
Павильон на площадке, выбранной городом для памятника Иосифу Бродскому, не демонтирован. Он действует. Естественно: только после того, как площадка будет освобождена, я смогу на нее выйти и установить памятник. Чтобы выйти на площадку — нужно получить ордер на проведение работ. Это непростая процедура. Работы займут полтора-два месяца...
Так что юбилей, несомненно, пролетит. Теперь я боюсь: пролетит и лето. Если оно кончится, я не смогу там работать. Это опять оттяжка — до весны 2011-го.
— Вы встречали Бродского в юности? В 1990-х?
— Нет. Ни в юности, ни в 1990-х: я каждый день работаю в мастерской и не так часто выезжаю из Москвы. Я знаю его по стихам. По фильмам о нем. По воспоминаниям. Естественно, по фотографиям.
Фигуры на заднем плане (они срастаются, но в общей сложности их 13) возникли, когда я разглядывал фотографию — очень старую, любительскую, полуслепую. На какой-то зимней дороге, в парке — молодой Бродский и его друзья-поэты. Они все трудно различимы: черные силуэты в пальто, на фоне снега. Но судьба, путь вывели один силуэт на передний план. Судьба отчеканила лицо. Этот человек состоялся, вылепился. Отсюда и идея.
Когда памятник был закончен, у меня был в гостях Евгений Рейн — а он с Бродским дружил с 1956 года. Рейн сказал, что я очень точно уловил характер и пластику человека. Потом были друзья Бродского из Америки... Вообще, в мире к этому памятнику интерес большой. Его ждут.
— А с чего для вас началась эта работа?
— Лет шесть назад был объявлен конкурс на памятник Бродскому в Петербурге. Проводил его Альфа-Банк. Тогда я и сделал свой проект. Ну: шуму было много, конкурс шел два года. Я выдержал три тура, дошел до конца, когда осталось семь проектов. У «моего Бродского» появились горячие сторонники — Сергей Юрский например. Но первую премию на конкурсе присудили проекту чисто архитектурному: два пилона со строками Бродского. Хотя мне кажется, что такой нерукотворный памятник он сам себе давно создал.
Да и эти пилоны в Петербурге не установлены до сих пор.
А мне продолжал нравиться «мой Бродский». Центральную фигуру я отлил в бронзе, в полный размер. Показал на своей персональной выставке в Пушкинском музее. Кузьмин, главный архитектор Москвы, который был на вернисаже, предложил мэрии установить мой памятник в столице. Мэрия и мэр одобрили. Тут начались согласования...
Был общественный совет, был совет у главного художника города, была Московская городская дума. Это я все прошел. Потом была стадия рабочего проектирования: результаты его надо утверждать в 30 с лишним инстанциях, за каждую экспертизу надо платить — по вполне официальным расценкам, но они теперь довольно высокие. Многотомье экспертиз показывать не буду — но по числу страниц «дело о монументе» может догнать семитомник Бродского. Я и это прошел: все согласования есть, последнее получено недавно. Памятник, фундамент, гранит вокруг я делаю за свой счет. Со мной в этом проекте работает замечательный архитектор Сергей Скуратов.
— Вы «ставили» памятник Петру Великому в Антверпене, Пушкину — в Брюсселе, Данте и Вергилию — в Венеции. Процесс везде одинаков?
— В Антверпен я приехал с моделью памятника, пришел на нужный перекресток. Стоят несколько человек. Это и есть комиссия магистрата. Здрассьте. Где ваш эскиз? Тут я слегка замялся: Петр Великий ехал во Фландрию в жестяной коробке из-под «Хеннесси». Она удобная.
...Но достал. Они говорят: ставьте на землю — так, как хотите поставить памятник. Я развернул модель. Комиссия магистрата стала смотреть: одни наклонились, другие сели на корточки, кто-то встал на колени.
«Нам нравится!» — сказали в конце концов отцы города Антверпена. И мы с ними пошли в соседний бар, выпили по бокалу пива. Потом я прислал чертежи фундамента... даже скорее рисунки, без расчетов. Когда приехал с готовой работой, все уже было выполнено — и абсолютно правильно. Так что поставили Петра на постамент за день.
То же самое было в Брюсселе с Пушкиным. За день я его поставил! Все!
В Венеции, с Данте и Вергилием, было технически сложнее. Они плывут в ладье в потусторонний мир. Это единственный в мире скульптурный памятник на воде. Необходимо было разрешение морского министерства Италии. И всех инстанций, контролирующих Лагуну. Но и там все решилось относительно быстро.
В 2009 году я открыл в Венеции, на набережной Неисцелимых мемориальную доску Бродскому с барельефом. Памятник для Москвы у меня тогда уже был готов. Давно готов. С набережной Неисцелимых как-то легче получилось...
А дома — с тех пор уже год прошел.
— Для памятника Бродскому площадку на Новинском выбрали вы?
— Нет, выбрал город. Но... есть точки в Москве, которые градостроительно нуждаются в пластических внедрениях. Эта площадка например.
Надо город расчищать. Надо в нем создавать какие-то культурные акценты. Нам они не помешают, честное слово...
— На наших глазах сносили много чего. Включая культурные акценты. «Москва, которой нет» издала несколько томов — и новейшие расчистки заняли там немало места. При расширении Ленинградки торговые павильоны с проспекта убирали пачками, со всей оплаченной владельцами красотищей, фонарями-цветниками. А вот «стекляшка» на Садовом стоит неколебимо...
— Стоит. Ей уже 14 лет. Хозяин, Юрий Вартанов, — вполне симпатичный человек, он приходил ко мне, мы разговаривали. Понятно, что этот бизнес ему дорог! Понятно, что человек кормит семью. Сергей Скуратов, архитектор памятника Бродскому, бесплатно сделал Вартанову проект нового павильона. И он бы, я думаю, с удовольствием переехал...
— Город выделил Вартанову место для нового магазина?
— Нет. Есть кусочек в глубине того же сквера — не отдали. И другого места в ЦАО пока не выделили. Я бы очень хотел, чтоб все это разрешилось мирно!
Грех жаловаться: я делаю уже четвертый памятник в Москве. Но всякий раз с такими историями, что даю себе зарок больше этим никогда не заниматься.
...Потом, конечно, начинаю заниматься снова.
Беседовала Елена Дьякова
