Плановую проверку Минкульта в МХАТ им. М. Горького ждали уже давно — дела пора приводить в порядок, считает художественный руководитель театра Эдуард Бояков. Обвинения в разгроме гримерки своей предшественницы Татьяны Дорониной худрук отвергает. По его словам, в это помещение не входил никто из сотрудников МХАТа — более того, право на него за Татьяной Васильевной сохраняется. Пока Минкульт проверяет контракты театра, коллектив готовится к открытию 123-го сезона. Как рассказал в интервью «Известиям» Эдуард Бояков, переход к новому репертуару произойдет резко: запланированы сразу два десятка премьер.
— Перед нашим интервью появилась информация, что во МХАТе разгромили гримерку Татьяны Дорониной. Это так?
— В МХАТ имени Горького никогда не было личных гримерок у артистов. Татьяна Васильевна ее имела как худрук театра и действующая актриса очень большого масштаба и уровня. Доступ к гримерке был только у Татьяны Васильевны и ее личного помощника. Никто из сотрудников театра в эту гримерку не входил.
Татьяна Васильевна в театре не была уже более года, не играла, соответственно, и своих спектаклей. Право на гримерку мы за ней сохраняли и сохраняем. Но держать ее по-прежнему запертой от всех просто нет возможности. Сейчас идет плановая проверка Минкульта (в том числе и смотр пространств театра), подготовка к открытию сезона — отопления и электрики, уборка, поэтому доступ открыли во все помещения. Личные вещи Татьяны Васильевны перемещались в ее кабинет под присмотром ее помощника Игоря Орбу. Игорь Константинович является не только помощником, но и представителем Татьяны Васильевной в театре: он посещает все совещания у исполнительного директора МХАТ, ему предоставляются все протоколы, отчеты и документы, чтобы Доронина могла быть в курсе того, что происходит в театре.
— Министерство культуры проверяет контракты по госзакупкам театра. Сообщалось, что уже найдены нарушения — например, некий договор, по которому подрядчик должен был «нумеровать страницы, следить за наличием чая, кофе, лимонов, сахара»…
— Да, я знаю, что у нас идет плановая проверка. Мы, конечно, ожидали ее намного раньше, так как в театре давно не было проверок, пора было всё привести в порядок. При этом работа труппы идет в штатном режиме, никаких изменений нет, готовим запланированные премьеры.
— Сбор труппы вы начали гимном России, а завершили молебном. Вам не кажется это странным или как минимум непривычным?
— В любом учреждении, не только в театре, это должно быть.
— Вы серьезно?
— Конечно.
— В последний раз в Художественном театре служили молебен, наверное, при Станиславском.
— И у Татьяны Дорониной это было. Честное слово. Когда я пришел во МХАТ, здесь иконы были на всех этажах, в женских и мужских гримерных. Я пообещал ребятам очень многое поменять в театре, от многого избавиться, но иконы не трогать.
— У МХАТа теперь модернизированная черно-белая чайка на логотипе. Зачем?
— Логотипы — пространство визуальное и пространство иероглифа, а его не объяснишь. Новую чайку нам создал дизайнер Стефан Лашко. Он же разработал последний вариант логотипа театра «Практика». Но это — не главное в сегодняшнем дне театра.
— Почему решили уйти от стилистики Шехтеля?
— От Шехтеля здесь очень мало чего осталось. Трансформировались шрифты, пририсовывались ордена, которых при Шехтеле не было. У меня в кабинете висят афиши спектаклей эпохи Дорониной: «Аввакум», «Скамейка», «Как я обмывал со Сталиным Сталинскую премию». Это такое разностилье… Да и вообще до сих пор в театре не было единообразия. В этом отношении только художник Александр Боровский при Олеге Табакове проделал определенную работу в МХТ имени Чехова. Вот и мы решили всё привести к одному знаменателю.
— Прошедший сезон оказался усеченным. Несмотря на это, есть среди сделанного то, чем вы гордитесь?
— Безусловным успехом этого «кривого» сезона я считаю то, что у нас отстроилась система управления. Ранее всё было сведено в одну точку: это был театр примадонны. Все процессы замыкались на Татьяне Васильевне. Я не критикую эту модель руководства, но директоров в театре просто не было. Были люди, которые уполномочены. Моя модель совсем иная: я создаю команду мощных компетентных людей. История театральных успехов — это всегда история сотрудничества.
— На новый сезон вы наметили 20 премьер. Это значит, что в месяц будете выпускать минимум два спектакля. Выдюжите?
— Это очень сложно, правда. Но процессы в отношении репертуарной политики я вижу именно так. Переход к новому репертуару должен произойти резко. 20 премьер — звучит рискованно, амбициозно и сознательно. И это не истерика. Цифра возникла из анализа того, что требуется сейчас. Либо ты осуществляешь квантовый скачок и претендуешь на статус национального театра, либо живешь в болоте и тратишь энергию на поддержание когда-то созданного. Как в известной лапидарной присказке — нельзя быть чуть-чуть беременной.
— Что вы имеете в виду, когда говорите о национальном театре?
— Уж точно не строчку в налоговом отчете. Для меня это прежде всего культурный феномен, институция, имеющая национальное значение. В 1898 году Станиславский и Немирович создали театр, который в один сезон стал самым модным в Москве. В 1920-х выяснилось, что он — абсолютное национальное достояние, феномен. Ни большевикам, ни Луначарскому, ни Ленину в голову не пришло тронуть его. В 1930-е Сталин 14 раз приходил на спектакль Булгакова «Дни Турбиных», водил на него послов, дипломатов. С появлением Олега Ефремова МХАТ снова стал актуальным. Туда пришли большие артисты, новые название, пошел зритель, стал приезжать Брежнев.
— Своими планами вы решили ошарашить конкурентов?
— Дело не в конкурентах. Просто надо показать все направления театра. Поэтому возникает цифра 20. Поверьте, она для меня такая же страшная, как и для вас. Просто выбора нет.
— Ваши артисты тоже напуганы?
— Нет. Они видят, как меняется театр, и готовы к нововведениям. 17 сентября приглашаем всех на спектакль «Красный Моцарт» с музыкой Дунаевского. Главную роль в нем сыграет Ирина Линдт, только что пришедшая в труппу. На сцене будет большой оркестр Военно-космических сил РФ. А 27 сентября — премьера спектакля «Холодное сердце» в постановке Олеси Невмержицкой. 9 октября — «Некурортный роман» по пьесе Елены Исаевой и группы авторов. 20 ноября — «Нюрнбергский вальс» по пьесе Александра Звягинцева. И это только осень. Разве плохо, когда у артистов много работы?
— А справятся?
— Конечно. Но будем приглашать и со стороны. В «Вишневый сад» я пригласил звезду «Ленкома» Анну Большову. Чеховская пьеса во МХАТе идет 88 лет. Последней постановке 32 года. Она морально и физически устарела. Но снимать спектакль не будем. Восстановим, как сделали это с «Синей птицей». Это будет историческая реконструкция.
Обязательно будем ставить современную прозу — «Лавра» Евгения Водолазкина, «Хлорофилию» Андрея Рубанова, «Женщин Есенина» по роману Захара Прилепина. Запланирована большая серия поэтических вечеров на третьей сцене. МХАТ невозможно представить без музыки. Помимо «Красного Моцарта» будет серьезная постановка о Шостаковиче по пьесе Соломона Волкова.
— Из художников у вас будут Шемякин и Краснов?
— Конечно. Михаил Шемякин работает над «Песочным человеком» по Гофману. К спектаклю он написал либретто, пишет декорации. Премьеру планируем на конец сезона. А работу Бориса Краснова увидим в сентябре. То, что он сделал в «Красном Моцарте», — очень серьезное высказывание человека со сложной судьбой. Известный сценограф находился долгое время в коме. Но выбрался. Видимо, когда переживаешь такие серьезные потрясения, в жизни многое меняется.
— Говорят, у вас был серьезный кастинг артистов?
— Кастинг — киношное слово. У нас показ. Я не могу сразу распознать артиста по отрывкам. Поэтому устроили интенсивный тренинг на несколько дней для всех кандидатов. Смотрели, как они справляются с заданиями, работают с текстом, импровизируют, слышат задачу.
— В труппу пришел Павел Устинов. Вы взяли его, потому что он хорошо показался на тренинге? Или все-таки за его бэкграунд?
— Лена Исаева, поэт и драматург, предложила мне посмотреть Устинова на предмет его участия в поэтическом вечере. Она была его педагогом в институте и рекомендовала Павла как актера, хорошо чувствующего стих. Выяснилось, что энергия, характер — всё при нем. И в итоге он стал участником программы «Сезон стихов».
— Вас не смутила его судимость?
— Наоборот. В этой истории Павел вел себя очень достойно. Не повелся на провокации, которые были с разных сторон. Либеральный лагерь хотел сделать из него мученика. Были виды на парня и со стороны официозно-медийного сообщества. Но Павел повел себя как настоящий мужчина. Придерживался своей позиции. Этим он мне и симпатичен. Кстати, он служил в армии.
— А для артистов важно служить в армии?
— Для мужчины это важно.
— С вами могут не согласиться педагоги театральных вузов. Есть мнение, что за время службы ребята могут растерять навыки. Если, конечно, не отдают долг Родине в Театре Российской армии и в армейских ансамблях песни и пляски.
— В армии ребята приобретают жизненный опыт, без которого артист превращается в капризную, истеричную, лишенную мужского начала особь. С мужчинами в театре вообще очень тяжело. Если женщины — артистки по природе своей: кокетничают, смешат, играют, то мужики должны научиться работать со смыслами. Если у актера нет стержня, он превращается в рохлю. Судьба многих именно по этой причине трагична. На моих глазах происходили процессы, менявшие сущность человека.
— Не для воспитания ли актеров вам понадобилась Новая школа МХАТ?
— Именно так. Мы ее решили создать на базе крупнейшего негосударственного университета «Синергия». Руководство предложило нам набрать студентов и обучать их на нашей территории. У нас в театре много места — 28 тыс. кв. м.
— У вас же есть курс в ГИТИСе. Вам недостаточно?
— Да, целевой актерский курс уже второй год получает образование в ГИТИСе. В Новой школе МХАТ можно будет учиться по трем специальностям: продюсеры, театральные критики, актеры. Это не образование с нуля, а магистратура. То есть к нам придут абитуриенты, уже имеющие высшее образование.
— Вы ждете специалистов для повышения квалификации?
— Да. И это могут быть не только люди с профильным образованием, не только актеры и продюсеры. Могут поступать все, кто почувствовал, что его судьба должна быть связана с театром. Фактически это будет второе высшее образование.
— К вам может поступать, например, биолог, который решил, что ему надо в артисты?
— Да, если он имеет диплом бакалавра, пожалуйста.
— Образование платное?
— Да. В этом университете дорого учиться. Но вуз имеет серьезных партнеров, они берут на себя гранты. А значит, половина курса будет получать образование бесплатно.
— А зачем благотворителям помогать студентам? Может, их ресурсы лучше переключить на театр?
— Да, безусловно, театр нуждается в помощи. Но и в кадровый потенциал надо вкладываться.
— На какие средства вы планируете осуществить свои грандиозные планы?
— 20 спектаклей мы не сможем поставить только на бюджетные деньги. Потребуется спонсорская поддержка. В числе внебюджетных постановок — постановка Андрея Кончаловского «На дне», «Лавр», за который мы взялись вместе с драматургом Алексеем Зензиновым.
— Вы уже нашли желающих поддерживать МХАТ?
— Они сами нас нашли. Помогают и ничего не просят взамен. Я им 20 раз задал вопрос: «Как мы можем написать о вас?» Но они наотрез отказались от любого упоминания. Люди дают деньги и говорят: «Нам ничего не надо».
— Такая бескорыстная любовь к театру?
— Да. Они поверили в нашу миссию, в то, что наша мечта — создать действительно национальный драматический театр без старомодной официозной эстетики. Мы будем настоящими, современными, яркими, мощными, наступательными и радикальными. И мы рады, что в нас верят
Зоя Игумнова
