Я пытаюсь вспомнить, при каких именно обстоятельствах я зауважал Дэвида Мэмэта. Просто он оказался рядом в нужный момент. Такая обычно звучит мораль от девушек, когда они рассказывают о бывшем парне. И смех и грех, здесь примерно так же. Я так привязался, что уже хочу расстаться, потому что, при всей любви, мы сильно отличаемся. Он еврей, я шотландец. Он из семьи юристов, то есть законников, я из семьи бомбистов, то есть беззаконников (поясняю скорее из тщеславия от найденной связи, а не оттого, что держу вас за тупых). В конце концов, он драматург, а я всего лишь обладатель килта.
Jason Marck / WBEZ
Мой брат, когда я так ему говорил — «я обладатель килта» — всякий раз слышал это по-своему, как «я обладатель скилла». «Какого?» — следовал вопрос.
Я объяснял ему популярную терминологию. Есть софт скиллс и хард скиллс. Софт — это те, которые обретаются как бы походя, например, умение продавать, разговаривая по телефону. Хард — это фундаментальные вещи, например, умение этот телефон сконструировать.
Обладателю килта ничего уметь не надо, у него уже всё есть.
Короче говоря, это было весной, холодной. Я как-то сильно выпячивал свой патриотизм и ходил на учёбу в килте. Меня продуло. Я валялся в общежитии, простывший, около месяца, залитый соплями. Иногда ко мне приходил мой прадедушка с волынкой. Охранник привык видеть в общежитии кинофакультета помешанных и всякий раз пропускал его. В волынке он приносил мне еду. В основном, мясо и фрукты.
История моей семьи невероятно простая. Я узнал о ней, обратившись к специалистам по генеалогии. Шотландские пираты, убежавшие в море единственно потому, что там не водилось Лохнесского чудовища, однажды приплыли к берегам Балтийского моря — это произошло как раз в тот момент, когда Невский выгнал оттуда тевтонов. Пару веков спустя точно такое же перемещение стало возможным — в Кингисепп с острова Сааремаа. Какой-то пентюх (кажется, режиссёр фильма «Mehed ei nuta») пустил слух, что у острова поселилось чудище. Мои предки проверять не стали, просто взяли и съехали, прихватив волынки.
Я знаю, что «волынами» нынче называют огнестрельное оружие, но это были именно волынки.
… Именно в тот момент, когда я на полном серьёзе крутил всё это в голове, пытаясь понять, какое отношение это имеет ко мне лично, я заболел.
В освободившееся время, ставшее постельным, я стал смотреть лекции Дэвида Мэмэта по драматургии (получается, я попал на его курсы через постель).
Мэмэт объяснил мне две вещи. Первая: самый главный вопрос — «what`s next?» («что дальше?»). Вторая: я был неправ, когда в седьмом классе наступил себе на горло и решил, чтобы покорить девушку, вместо анекдота сочинить стихи (Дэвид Мэмэт говорит, что анекдот — простейшая форма истории, после чего рассказывает шутку про мужчину и женщину на необитаемом острове).
Что было дальше? Она подумала, что я люблю её. Иначе зачем я сочинил стихи? Подумала, что люблю, поэтому, не раздумывая, отправила сочинять другие, чтобы к концу школы я смог выпустить сборник стихотворений. Она же пошла трахаться.
Я сочинил сборник и подарил его ей на выпускном балу. Она только посмеялась над тем, что я пришёл в килте.
Кроме этого, Дэвид Мэмэт сказал мне: если ты можешь писать диалоги — ты в большой опасности. Это как когда вы думаете, что раз вы красивый — вам не придётся работать. Именно это со мной и происходило. Услышав от него эти предостережения, я вспомнил, что он еврей, а значит, может проворачивать многоходовочку или избавляться от конкурентов...
Старик был прав.
Я понял, что забалтываю отсутствующие сюжеты уймой реплик с шутками, которые не поймёт даже моя мама. Потому что я зачем-то писал их на шотландском диалекте английского языка.
Потом я разобрался, почему так происходит. Я боюсь. Мне страшно. Я истеричка. И вмиг мой килт превратился в юбку, и я понял, что, если я хочу выбраться из этой ямы, мне нужно мыслить как женщина, а значит, как преступник, а значит, как моя мама.
Моя мама всю жизнь боялась своего отца. Когда она захотела оборвать эту линию своей жизни, она съездила и поговорила с ним.
Таким же точно образом я решил съездить и поговорить с Лохнесским чудовищем.
Я приехал в Шотландию. Я нашёл чудовище. Я честно признался ему, что в 2008-м болел не за «Зенит», а за «Глазго Рейнджерс». Он лизнул меня своим шершавым языком и пожелал удачи. Он даже поцеловал меня. Вслед. В лопатку. Я храню этот поцелуй до сих пор и буду хранить до конца жизни. Там даже появилась родинка.
Вернувшись, я сначала посетил институт. Я никого не узнал. Меня никто не узнал. Более того, оказалось, что меня отчислили. Мой преподаватель восстановил меня на курсе, только потому что я рассказал ему анекдот про Лохнесское чудовище. Мой преподаватель (мой мастер) тоже любил анекдоты.
Анекдот звучал так:
— Чудовище, зачем тебе килт? Ты же под водой.
— Да, но я помню свои корни.
P.S. Дэвид Мэмэт однажды, после победы его пьесы на фестивале, решил больше не бриться. В этом наше различие. Если бы я не брился, этого бы никто не заметил. По прошествии времени я также понял, что девушка на выпускном смеялась не над килтом, а над моими девственно чистыми, безволосыми ногами.
Глеб Буланников
