Дочь разучилась учиться

— Ирина Юрьевна? Это говорит классный руководитель вашей дочери. Почему вы не приходите в школу? — строго спросил голос в телефонной трубке.

— А надо? — растерянно пролепетала  я.

— Что значит — надо? — возмутился голос. — Я вызываю вас уже третий месяц подряд! Вы разве записи в дневнике не читаете?

Записи в дневнике я читала постоянно — в конце каждой недели дочь подсовывала мне его на подпись. Никакого криминала там не было: разве что рожицы, нарисованные фломастером на полях.

После звонка учительницы я принялась изучать дневник более детально. И обнаружила интересную особенность, на которую раньше не обращала внимания: внизу почти каждой страницы имелась белая полоса, намазанная канцелярским штрихом, поверх которой шла какая-нибудь невинная запись типа «принести сменную обувь» или «в пятницу вместо физры экскурсия в Кремль». Однако при рассмотрении на просвет под белой полосой с трудом, но прочитались отчаянные призывы классного руководителя: «Родителям срочно явиться в школу!», «Безобразно вела себя на ОБЖ!», «Постоянно прогуливает математику! Жду родителей!»

— У Дины в четверти выходят «двойки» по трем предметам! — отчитывала меня на другой день учительница. Я мучительно краснела. Не говорить же ей, что, согласно уверениям дочери, она учится исключительно на «4» и «5». И что об этом свидетельствуют оценки — ведь, как выяснилось, с помощью того же штриха Динка замазывала «двойки» с «тройками» и сверху проставляла куда более приятные родительскому взору цифры.

* * *

Пока дочь пребывала в милом дошкольном возрасте, мне завидовали все знакомые мамаши. Смышленая девочка с удовольствием шпарила наизусть длиннющие стихи, рассуждала о шедеврах Третьяковки и даже объяснялась на английском. Без ложной скромности скажу, что это было моей заслугой — сколько музеев и выставок мы обошли, сколько задушевных бесед «за жизнь» провели перед сном, сколько книг я ей прочитала!

Я вкладывала в развитие дочери все силы и уж никак не могла предположить, что ее школьные годы станут для меня настоящей мукой.

Все десять лет Дина категорически не хотела учиться. Молча и неподвижно сидеть над учебником или тетрадью было выше ее сил. При этом ей очень нравилось в школе. Остаться на несколько дней дома с простудой — трагедия. Динка любила учителей, одноклассников, перемены, уроки… Да-да, и уроки тоже. Потому что подходила к ним творчески. В ее тетрадях почти не было скучных формул и записей о ходе Куликовской битвы. Зато они изобиловали рисунками, играми в морской бой и крестики-нолики, а также перепиской с одноклассниками примерно следующего содержания:

«Все парни — козлы!»

«Почему?»

«Не знаю, предчувствие такое»…

В ее тетради для опытов по биологии имелась красиво разграфленная страница: «Цель эксперимента», «Результаты», «Выводы». Дина использовала ее вместо личного дневника. В графе «цель эксперимента» она писала: «Уговорить мамулю, чтоб отпустила меня в воскресенье гулять с Мякиным». В графе «результаты» значилось: «Отпустила!!!» В «выводах»: «Утром вымыть голову и надеть мамину цепочку с кулончиком».

Заставить дочь относиться к учебе более ответственно не удавалось. Она делала только то, что ей было интересно — а интересовало ее исключительно общение. Об ее вопль «Меня зовут гулять!» разбивались все мои душеспасительные беседы о важности хорошего образования. На дочь действовал единственный довод — перспектива исключения из любимой школы. Поэтому в конце каждой четверти с помощью легкого мозгового штурма Динка исправляла накопившиеся «двойки». Большего добиться от нее было невозможно. «У тебя скоро сочинение по „Мертвым душам“, а ты даже не начинала читать роман!» — корила я дочь. «Все нормально, — отмахивалась она. — Мне Ксюха рассказала, про что там…»

Иногда на Дину нападало раскаяние: «Мамочка, ради тебя я буду хорошо учиться!» В такие дни она, придя из школы, садилась за стол и обкладывалась учебниками. Затаив дыхание, я заглядывала в дверную щель: сидит, занимается, уже второй час подряд! Правда, вскоре обнаружилось, что после таких длительных занятий телевизор в ее комнате, предусмотрительно развернутый к двери задом, всегда оказывается горячим на ощупь.

Я проявляла твердость и забирала шнур от телека. Назавтра снова, боясь спугнуть удачу, заглядывала к Динке: сидит, занимается! И снова мечта разбивалась о суровую реальность: через некоторое время я заметила, что при моем появлении дочь резко выпрямляется и подается всем телом вперед. Оказалось, животом она задвигала ящик стола, в котором лежал раскрытый томик дамского детектива… Я никогда не читала дамских детективов, но с тех пор ненавижу их!

* * *

Нет, каких-то успехов мне все же удалось добиться. Однажды в шестом классе я проверяла готовность Динки к контрольной по истории. Она вдохновенно сочиняла на невыученную тему — что-то по поводу того, как Петр Первый притеснял Пушкина. Я объяснила, что Петр при всем желании не мог вредить поэту, поскольку жил в настолько другое время, что являлся опекуном пушкинского прадеда-арапа.

— Да ты что?! — искренне изумилась дочь. — Прадед Пушкина — негр?!

Роман «Арап Петра Великого» был прочитан ею за два дня.

Остальные же произведения Пушкина Дина страстно полюбила годом позже, когда я в отчаянье подсунула ей фривольного «Царя Никиту». Она была в восторге: бронзовый классик оказался прикольным хулиганом! В последующий год дочь прочла почти весь десятитомник, а потом без малейшего сопротивления пошла со мной на оперы «Евгений Онегин» и «Борис Годунов». А ведь раньше опера и балет прокатывали у нас только с условием предварительного посещения кафе!

Отношения с географией нам удалось наладить после просмотра дедушкиной коллекции марок. «Бурунди? Лесото? Это что, страны такие?» — недоверчиво удивлялась Динка незнакомым названиям государств, выпускающих марки. Разостланная на полу и детально изученная карта мира подтвердила наличие великого множества стран. С той поры, услышав в разговоре или по телевизору новое географическое название, дочь бросалась к карте — смотреть, где сие место находится.

Осваивать историю помогали мои рассказы и исторические кинофильмы. Английский — моя англоговорящая подруга, бравшая Дину на прогулки и наотрез отказывавшаяся объясняться с ней по-русски…

Правда, навсегда непостижимыми для дочери остались точные науки. Положение спасали лишь одноклассник Антон, писавший за нее все контрольные, и… учителя.

— Оставьте ее в покое! — посоветовала мне математичка, которой я честно призналась, что при виде формул и графиков дочь впадает в состояние, близкое к коматозному. — Девочка хорошая, жизнерадостная, не надо отравлять ей жизнь и расшатывать нервы! Проживет без интегралов и косинусов, уверяю вас!

Другие учителя тоже утешали меня:

— Ну не способна она к кропотливой работе! Зато все схватывает на лету! Надо этим пользоваться, и все будет в порядке.

Я не уставала удивляться тому, что учителя любили эту несносную девчонку, доставлявшую им столько проблем…

Сейчас Дина работает и учится в гуманитарном вузе. Наши с ней учебные проблемы остались в прошлом. Но я по сей день очень благодарна тем учителям. Потому что, несмотря на неусидчивость и нелюбовь к учебе, чадо сохранило о школе самые лучшие воспоминания.

Ирина Финякина