Особая каста

Верстальщики — это оказалась особая каста. Молодые ребята. «Макинтош» и верстальную программу «Кварк Экспресс» (редакции, которые предпочитали «писюки», пользовались «Пэйджмейкером») они знали, разумеется, в совершенстве. А еще у них был специфический, тогда еще диковинный, компьютерный юмор. Мы узнали про коврик для мышки и тапочки для тараканов. Про программистов с мозолистыми попами. Про юзеров, которые думали, что лоток загрузки дисковода — это подставка для кофейной чашки. Про сложные взаимоотношения «писюка», «мамы» и «клавы».

Антологию этих анекдотов собрал Владимир Шахиджанян в книге «КомпьютЕрики шутят», которую рекомендую всем, кто интересуется.

А для меня тема компьютерного юмора и нашего внутриредакционного фольклора той поры (в каждой уважающей себя фирме должен быть свой фольклор) связана с верстальщиком Вадиком Михайловым.

Вадик — человек «первого компьютерного призыва», примерно моего возраста, может, на год-другой старше. Он был, что называется, настоящим рубахой-парнем. Весел, общителен, в меру пьющий. Находка для любой компании!

Эпоха задушевных советских пьянок постепенно заканчивалась, но еще погромыхивала. Ни одна из вечеринок, которые мы порой устраивали в нашем отделе, не обходилась без Вадика.

Его речь была живописна. Он любил поиздеваться над разными канцеляризмами, сочиняя шуточные фразы вроде «Ваши эмоции в данной тенденции не корреспондируют с мистификацией паранормальных явлений». Любимой его присказкой было «при помощи нехитрых манипуляций», а любимым словечком — «практически».

«Практически даже после попойки можно работать на компьютере при помощи нехитрых манипуляций…»

Компьютер пробудил и наши творческие потенции. Всем отделом стали сочинять шуточные стихи. Один из них — про пневмопочту — я уже цитировал. Но в основном мы писали «садюшки» по мотивам заметок в рубрике «Срочно в номер!» (в народе — «Смачно помер!»), которая и по сей день украшает Знаменитую Московскую Газету. Даже устраивали своеобразное соревнование: выбирали заметку, и каждый делал шутливый стихотворный пересказ.

Другой вариант:

Это еще не самые «кровавые» стишки. Писали мы и похлеще. Можно возмутиться: как же нам было не стыдно?! Что тут сказать… Видимо, работа в газете — что работа в морге: воспитывает в сотрудниках специфическое чувство юмора.

Казалось тогда, что еще чуть-чуть, и бумага в редакции будет совсем не нужна — газета станет полностью делаться на экране компьютера. Но этого не произошло и до сей поры. Да, гранки и куски (см. предыдущую главу) вымерли, но для окончательной проверки и подписи в печать полосы по-прежнему «выводятся» на принтере.

Почему? А так пока привычнее и удобнее. Бумажную полосу проще «окинуть взглядом». Представьте газетную полосу обычного формата на экране монитора — чтобы прочитать какой-либо фрагмент, нужно его увеличивать, при этом все остальное останется «за кадром».

Кроме того, на принтере время от времени распечатывают и еще не сверстанные статьи — многим авторам и героям их публикаций (человек, у которого берется интервью, должен его завизировать, разрешить к печати) проще прочитать их на бумаге. Для большинства высокопоставленных лиц работа за компьютером по-прежнему «не царское дело».

Наверное, рано или поздно бумага все-таки отомрет. Ее заменят какие-нибудь переносные гибкие экраны. Но, полагаю, это случится не сегодня и не завтра.

А пока, хотя бы иногда, корректор продолжает пользоваться ручкой и бумагой. Стало быть, и корректорские знаки живут.

По способу правки сразу можно определить, издательский корректор вычитывал текст или газетный. Первый будет использовать традиционные знаки, а второй скорее всего применит «вожжи». Дело привычки.

Впрочем, на полосе мы не перечитываем все тексты заново: ведь эта работа уже была сделана нами на компьютере. Исключение — если автор либо редактор внес правку уже на верстке. Тогда он указывает нам, где именно, и мы вычитываем этот фрагмент.

А обычно мы проверяем только, правильно ли полоса оформлена. Заголовки и подзаголовки. Так называемые врезы (начальные, «вводные» фрагменты текста, набранные, как правило, курсивом и/или полужирным шрифтом). Нет ли «хвостов» (когда текст обрывается на полуслове). Не перепутаны ли «фонари», они же буквицы, — первые буквы абзаца, увеличенные в несколько раз. Кроме того, проверяем переходы на другие страницы (на первой полосе часто печатается только начало заметок). А еще — правильность колонтитула (строчке в верхнем правом или левом углу любой полосы, где указываются число, месяц, год и название газеты).

Во всем этом есть свои нюансы. В заголовках и подзаголовках, если они состоят из двух и более строк, предлог не должен «повисать» одиноко в конце строки — его следует «сбросить» в начало следующей. То же касается и врезов.

Вообще, работа над газетой идет непрерывно, фактически до того момента, когда полосы уходят «на пленку», т. е. печатаются на диапозитивы для фотонабора. Кошмар кошмаров, когда ошибку «вылавливают» уже после этого! Ведь приходится останавливать процесс и перевыводить полосу. Это означает срыв сроков сдачи номера в печать и карается серьезными штрафами. Но бывало и хуже: ошибка обнаруживается, когда пошла печать тиража, и приходится тогда останавливать работу типографии. Понятно, что на такие крайние меры приходится идти, если ошибка очень уж серьезная. Часть тиража — от нескольких сотен экземпляров до нескольких тысяч — успевает при этом выйти с изъяном. Типография предъявляет счет за срыв производственного процесса, редакция «попадает» на серьезные деньги, так что можете представить, каким санкциям подвергается человек или группа людей, по вине которых…

Поэтому полосы мы смотрим особенно внимательно. Каждую подписываем, ставя роспись и время. Это, так сказать, документ строгой отчетности. Если обнаружится, что проскочила-таки ошибка, то подписанная полоса позволит либо уличить виновника, либо, напротив, оправдать.

Смеха во всем этом мало. Хотя сами по себе ошибки бывают смешными.

…Вадик Михайлов проработал у нас года два или три. Затем ушел — кажется, в «Коммерсантъ». Затем, если не ошибаюсь, работал в рекламном агентстве, прилично получал. Прошло несколько лет.

От Веры Бочкаревой, которая порой с ним перезванивалась, мы узнали, что Вадик умер. Опухоль мозга.

У современных наших верстальщиков — другие шутки и другой фольклор. Многие из них в начале 90-х еще «ходили пешком под стол». От их «предков», пионеров компьютеризации, в Знаменитой Московской Газете остался, кажется, только один «артефакт». Большой двухкассетный магнитофон марки JVC, уже сильно потрепанный, но вполне «рабочий». Его когда-то принес в отдел Вадик Михайлов.

Ушла эпоха. Смешная, наивная, трогательная эпоха «первоначального накопления компьютеров в России».

Ваш Роман Олегович Иванов