Самый красивый дом с колоннадой на Гоголевском бульваре, 10, без особого основания приписывают Матвею Казакову. Он попал на страницы «Архитектурных альбомов» среди 103 самых лучших «партикулярных строений» Москвы конца XVIII века. На больших листах в мельчайших деталях запечатлены фасады, разрезы и генеральные планы шедевров как самого зодчего, так и его современников. В альбоме это строение значится как владение некоего господина Цурикова. На этом месте стояли у стен Белого города каменные палаты. Во времена Казакова неизвестный архитектор, как водилось тогда, надстроил палаты зданием в классическом стиле. Оно выглядело не таким, как сейчас. После пожара 1812 года античный портик с шестью колоннами в коринфском стиле заменил не столь заметную лепнину и пилястры, выступы на стене.
Усадьбой с главным домом, садом и флигелями завладела Варвара Алексеевна Нарышкина, урожденная княжна Волконская. Своей фамилией ее род обязан речке Волкони, у которой получил в удел землю князь Иван Юрьевич по прозвищу Толстая Голова, потомок в
Возвышение Нарышкиных случилось после женитьбы царя Алексея Михайловича на Наталье Нарышкиной, родившей ему сына Петра. Нарышкиных царь пожаловал в бояре. В Кремле они поднимались на вершины власти и летели на пики стрельцов. При императорах служили губернаторами, сенаторами, послами, генералами. При Александре I в самом красивом доме на бульваре проживал молодой командир батальона Тарутинского полка полковник Михаил Михайлович Нарышкин.
Его родная сестра Маргарита Нарышкина вышла замуж за генерала Тучкова и последовала за ним в Шведский поход. В форме денщика верхом на лошади (предвосхитив Надежду Дурову) следовала за любимым мужем. В 1812 году сопроводила до Смоленска и вернулась в дом родителей, где рос сын. На Бородинское поле не попала и не видела, как погиб в бою генерал Тучков. Узнав о его гибели, помчалась к месту битвы, усеянной горами трупов. Всю ночь искала тело мужа и, не найдя, вернулась в Москву. С тех пор жизнь посвятила увековечению памяти о нем и тех, кто погиб в Бородинской битве. Продав бриллианты, построила церковь Спаса на батарее, где пал муж. Пока шла кладка стен, жила с сыном и гувернанткой в сторожке. Сюда вернулась в горе после смерти сына и жестокой кары брата.
Николай Нарышкин первым в роду пошел против самодержца. Когда император, двор и гвардия находились в Москве, его приняли в члены тайной организации — Союза благоденствия. Вербуя в общество офицеров, молодых, как сам, Нарышкин знакомил их с «Артикулом» из десяти пунктов. Первый пункт гласил — «доставить государству конституцию подобно американским штатам». Второй — «освобождение рабов от крепости». Командиры обещали «идти со своей командой туда, куда будет приказано».
В доме на Пречистенском бульваре проходили тайно встречи членов обществ, сначала Союза благоденствия, потом более засекреченной и решительной Московской управы Северного общества. Оно вывело войска на Сенатскую площадь. О тайном обществе и тех, кто бывал здесь, на фасаде напоминает белая мраморная доска.
«Никогда не забуду одного вечера, проведенного мною,
Кто тайно замышлял государственный переворот на Пречистенском бульваре? Сын сенатора Иван Пущин. Своим первым и бесценным другом называл его Пушкин, вместе они учились в Царскосельском лицее. Офицера гвардии конной артиллерии в отставке, служившего в Москве судьей уголовной палаты, приговорили к смертной казни, замененной 20 годами каторги.
Не доехал до Сибири прапорщик артиллерии после отставки, заседатель уголовной палаты и правитель канцелярии Российско-американской компании, известный в столицах поэт Кондратий Рылеев. Сына подполковника повесили в числе пятерых главных действующих лиц трагедии на Сенатской площади. В сочиненной незадолго до гибели поэме сказал о себе: «Я не поэт, а гражданин», повлияв на постулат Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Одну из «Дум» Рылеева про смерть Ермака русские никогда не забудут. Она стала народной песней, звучавшей по радио на всю страну в исполнении великого баса Большого театра Максима Михайлова с хором и оркестром. (Могучего старика я часто видел на Поварской улице, он вел внучку в музыкальную школу имени Гнесиных.)
В мое время «Думу» про смерть Ермака учили наизусть. Поэтому могу процитировать по памяти:
Ревела буря, гром гремел.
Во мраке молнии блистали,
И непрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
Поручика лейб-гвардии Финляндского полка князя Оболенского лишили княжеского и дворянского достоинства, приговорили к смертной казни и заменили ее пожизненной каторгой. Начальник штаба восстания, поручик ранил штыком генерала Милорадовича, добитого выстрелом в спину Каховским. После смерти Николая II и амнистии Оболенскому не разрешили жить в столицах.
Трудно понять в эпоху рыночной демократии, почему самые высокопоставленные и богатые генералы и офицеры, любимые женщинами, отцы семейств, связанные кровными узами с самодержцами, выступили против самодержавия, давшего их предкам власть, имения и крепостных.
Михаил Нарышкин в 25 лет жил в усадьбе в Москве с дочерью и красавицей-женой графиней Елизаветой Коновницыной. Она выросла в деревне. В высшем обществе заслушивались, когда девушка пела романсы. Современники считали Елизавету «хорошенькой и грациозной и qu, elle a une jolie tournure». (Что она хорошо сложена, не хуже городских. — «МК».) Счастье молодых длилось недолго. С Пречистенского бульвара полковника как государственного преступника увезли жандармы. Его признали виновным «в знание об умысле на цареубийство и в участии в умысле бунта». Приговорили к 8 годам каторги и ссылке в Сибирь. Елизавета, похоронив дочь, добилась у императора разрешения следовать за мужем. Увидела его в кандалах и потеряла сознание. Но в Москву не вернулась.
Чашу страданий Николай Нарышкин, подобно другим осужденным декабристам, испил бы до дна, если бы не сестра Маргарита. Родным домом стала для нее не усадьба на бульваре, а Спасо-Бородинская община, превратившаяся в монастырь благодаря личным доходам от имения и пенсии за убитого мужа. Николай I, тронутый подвигом княгини, принявшей малое пострижение под именем Мелании, «даровал ей прощение ее брата, декабриста М.М.Нарышкина». Разжалованный полковник рядовым поехал на Кавказ с женой Елизаветой. Жить стали в крепости «Прочный окоп», где Елизавета в своем кругу снова запела. Вернулись они в Москву после смерти Николая I. Похоронили обоих в Донском монастыре. Могила Маргариты Тучковой — в монастыре на Бородинском поле.
Пушкин в «Послании в Сибирь» писал декабристам:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Из Сибири ответил гениальным стихотворением закованный в кандалы потомок черниговских князей Александр Одоевский:
Наш скорбный труд не пропадет,
Из искры возгорится пламя,
И православный наш народ
Поднимет роковое знамя.
Приговоренный к каторжным работам, в виде милости отправленный рядовым на Кавказ, Одоевский умер молодым от свирепствовавшей там малярии.
«Искрой» назвал свою газету, ставшую орудием против самодержавия, Ленин. Он писал: «Декабристы разбудили Герцена». Четырнадцатилетний Александр во время молебствия в Кремле «за избавление от крамолы» поклялся мстить, бороться с троном. Спустя десять лет возмужавший Герцен при взгляде на русскую историю писал: «В гражданском обществе (dans le fait social) прогрессивное начало есть правительство, а не народ». Как видим, о гражданском обществе, о котором пекутся в Кремле в наши дни, давно размышлял на Арбате Александр Иванович Герцен. До него подобную мысль высказал Пушкин: «Не могу не заметить, что со времен восшествия на престол Романовых у нас правительство всегда впереди на поприще образованности и просвещения», очевидно, имея в виду, что императоры основали Академию наук, Академию художеств, Московский университет, Царскосельский лицей и так далее.
Причисленный к «революционным демократам» Белинский называл таких, как декабристы, «маленькими великими людьми», «сердобольными людьми», рвущимися «и мир исправить и отечество спасти». Денис Давыдов, герой-генерал и поэт, по адресу революционеров злословил:
А глядишь, наш Мирабо
Старого Гаврилу
За измятое жабо
Хлещет в ус да рыло.
Кто такие декабристы? «Рыцари без страха и упрека» или «великие маленькие люди»? Не берусь судить, но, думаю, право на музей, открытый в Москве в годы перестройки и ныне закрытый в доме Муравьевых на Старой Басманной улице, 23, они заслужили. Нашей власти, которая утвердилась под гром пушек на Пресне, надо бы позаботиться об их памяти.
* * *
После Нарышкиной усадьбу с садом рядом с церковью купил в 1830 году Московский удельный округ, ведавший недвижимостью, землей и лесами царской фамилии. Эта дата сохранилась на фронтоне дома. Тогда особняк приспособили под присутствие. Контора, подведомственная Министерству императорского двора и уделов, располагалась на Пречистенском бульваре, 10, до 1917 года. Как водилось тогда, управляющий проживал на казенной квартире рядом с вверенным ему учреждением. До революции здесь жил действительный статский советник Голенко, под его началом числились в штате десятки чиновников, землемеров, лесничих.
За год до отмены крепостного права управляющим назначили Ивана Маслова, служившего секретарем коменданта Петропавловской крепости. В молодости он посещал кружок Белинского, увлекался музыкой, состоял членом Русского музыкального общества. В Петербурге познакомился с молодым Иваном Тургеневым, мало кому известным литератором. С тех пор завязалась дружба, которую спустя сорок лет оборвала смерть.
Прославился Тургенев «Рассказами охотника». В начале 1860 года, когда вышли нашумевший роман «Накануне» и рассказ «Первая любовь», он послал 6 января письмо по адресу: «В Москву Его высокородию Ивану Ильичу Маслову Управляющему Московской удельной конторой, на Пречистенском бульваре». Номеров тогда строения не имели. Почтальоны знали фамилии домовладельцев.
С тех пор, как сказано на мраморной доске: «В этом доме неоднократно останавливался великий русский писатель Иван Сергеевич Тургенев». Сохранилось свидетельство, как здесь ему хорошо жилось: «…Устроился в уютной комнате с садом, погребенным под снежными пуховиками, перед моим окном; а поверх деревьев виднеется красная византийская церковка с зелеными крышами; ее звон разбудил меня сегодня утром». Церковь ту снесли, сад вырубили.
Тургенев двадцать лет смотрел на Россию из Франции, где жил рядом с любимой женщиной, певицей Полиной Виардо, и ее мужем. Приезжал домой с радостью. «Пребывание в России и Москве, — писал он, — мне пришлось по вкусу. Все, что ни говори, почва, родная земля, родной воздух». В Париже видел революцию 1848 года. На баррикадах погиб герой его романа «Рудин». Спустя двадцать один год после восстания декабристов сын помещика студент Московского университета Каракозов выстрелил в Александра II. Но такие, как Каракозов, не стали его героями. Тургенев мечтал об отмене крепостного права и умеренной конституции. Либерал ратовал за «плуг» просвещения, а не революции.
В конце Остоженки сохранился деревянный особняк, описанный словами: «В одной из отдаленных улиц в сером доме с белыми колоннами, антресолью и сохранившимся балконом жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленной дворней». Под вдовой подразумевалась мать Тургенева, жившая в собственном доме на Остоженке, где произошла на глазах сына трагедия, с художественным вымыслом описанная в хрестоматийной повести «Муму». Не знаю, как сейчас, а полвека назад исторгавшая слезы у детей (в их числе у меня), проходивших Тургенева в школе.
Особняк на Остоженке был продан, поэтому Тургенев жил у друга. Счет его приездов в Москву, где неблагодарные потомки до сих пор не установили памятник, утрачен. Зимой 1860 года в доме Маслова он держал корректуру романа «Накануне», в том году стали в Москве выходить «Сочинения Тургенева, исправленные и дополненные в четырех томах». Но пить за здоровье Ивана Сергеевича, как за живого классика, стали через двадцать лет, когда его читала вся Россия. Все эти годы он, приезжая в Москву, направлял экипаж на Пречистенский бульвар. Здесь Илья Репин написал известный портрет Тургенева по заказу Павла Третьякова. Сюда приходили самые известные писатели, музыканты и артисты, с которыми дружили Маслов и Тургенев, — Александр Островский, Афанасий Фет, Яков Полонский, Николай Рубинштейн…
Так продолжалось двадцать с лишним лет. В 1882 году за границей пришлось Ивану Сергеевичу признаться: «Как мне жаль моего старого друга! Я без Маслова Москвы и вообразить не могу».
Лев Колодный
