ПОЗИТИВ
Почему у нас часть телезрителей смотрит Евровидение? Подчёркиваю, часть, так как знаю многих, кто по этому поводу вообще, как нынче говорят, «не заморачивается». Не из-за музыки же! Не из-за феноменальных же голосов, которых днём с огнём… Хотя в последнее время с голосами становится получше, если только исключить возможности всё возрастающего качества аудиоаппаратуры. Есть феномену Евровидения и некоторые «психосоциологические» причины.
Во-первых, соревнование. Кто — кого. Отсюда и понятие «болельщики». Отсюда и прошлогодний ведущий Дмитрий Губерниев, называвший в эфире группу Билана «дружиной», «сборной» и даже «нашими спортсменами» (естественно, ведь там же «пел ногами» фигурист Плющенко).
Во-вторых, это соперничество между странами. Можно даже сказать, по нашим меркам, идеологическое. Отсюда — голосование друг за дружку, соседей за соседей, лёгкое, но заметное «противостояние» запада и востока, разные вкусы поколений и прочее.
В-третьих, это в некотором роде суд, судейство, в котором каждый может принять участие. Элемент демократии, ощущение межграничного европространства, общей тусовки.
И в-четвёртых, это телешоу. Какое-никакое, но всё-таки концерт, качество которого всегда заставляло думать о лучшем. Ведь в отличие от клипа артист выступает «живьём», и данный телеформат ставит его не в очень выгодное положение.
В этой связи поговорим о прошедшем русском Евровидении. Нет, ругаться не будем. И по-настоящему клеймить никого — тоже. Но, господа, не обсудить «наше» Евровидение всерьёз просто невозможно. Иначе это когда-нибудь у нас закончится «гигантовидением» и песнями вроде «Майне мутер».
Начнём с хорошего, с позитивного. Итак, что нам удалось на прошедшем в Москве Евровидении:
— Мы потратили много денег.
— Мы сделали огромную интерактивную сцену, которая вроде бы удивила многих (не удивило, правда, то, что это сделали именно русские).
— Мы собрали технику со всей Европы по нитке, дабы в эфире Первого канала прозвучало сакраментальное: «Такого Евровидение ещё не видело».
— Мы увидели самого г-на Эрнста на экране крупным планом. Редкое счастье лицезреть предводителя Первого канала совместилось с неожиданной возможностью оценить заявление оного же о том, что россияне, оказывается, наконец-то поняли важность Евровидения и что-де Первый канал (будучи, естественно, по мнению выступающего, «продвинутым» в этом деле) приучал нас к этому конкурсу последние 15 лет. А вот чудаки-зрители всё думали, что это неинтересно. Благодарствуйте за науку. Позитивное заявление? Ну чем не позитивное! Прогрессивное!
— И наконец мы сделали красивую картинку. Мультяшку что надо! Утёрли нос европеоидам!
То есть мы отличились. А теперь поговорим об обратной стороне «золотой медали».
НЕГАТИВ
Почему мы в России вообще смотрим телешоу под названием «Евровидение»? Почему мы «повелись» на него в последнее время? Ведь раньше это не представляло у нас особенного интереса. Ощущение второсортности присутствовало всегда. Попсовая евромузыка, второстепенные персонажи. И даже если кто-то из участников потом и прорывался в сторону известности, то это же было «потом», а не на самом Евровидении. Иногда, правда, уже раскрученные звёзды принимали участие в конкурсе. Но конкурс их зачастую отвергал. Что-то не склеивалось. Евровидение существовало как бы само по себе, со своими вкусами и пристрастиями, не всегда — высокого полёта. В чём же смысл нынешнего ажиотажа, который нам так пытался навязать Первый канал? Почему даже государство нынче развели до того, что оно включилось в гонку эстрадных вооружений, словно «натовские солисты» пытаются прихватить души «наших людей» с помощью завоевания лидерства на конкурсе певцов?
Для этого посмотрим на события прошлой недели — на русское Евровидение — с иной стороны:
— Мы потратили не много денег, а очень много, даже слишком. Более 37 миллионов евро (официально). Пир во время чумы. Веселье на фоне кризиса и безработицы. Неудачное и слишком прямолинейное сравнение? Но даже Европа вздрогнула от такого изобилия. И это выглядело «по-нашему».
— Мы сделали такую большую сцену (ну больше всех!), что солисты пропали на её фоне, превратившись в букашек (кто-то в Интернете назвал это «блошиным цирком»). Крутизна техники убила естественность и живость исполнения, чем всё-таки отличалось Евровидение (ну хотя бы этим). На экране исчезли глаза исполнителей. Страны и лица слились в однообразное эстрадное месиво. Поэтому и одноликая, русская Мисс мира, лицо которой использовалось для обозначения разных стран, стала своеобразным символом клонированной Европы.
— Мы собрали технику отовсюду. Но это была не наша техника. Мы отличились за чужой счёт. Правильнее было сказать — такого выпендрёжа «за бабки» Россия ещё не видывала.
— Мы сделали красивую картинку за сценой, фон, антураж. И этим (да простит меня читатель и зритель!) как будто показали, что мы можем иногда помыть и раскрасить наш вечно пахнущий «российский туалет». Ведь за цветными электронными декорациями осталась реальность, которую никак не впихнуть в три-четыре попсовых аккорда или в яркий кадр на арендованных за кордоном экранах. Мы же хорошо знаем, что после феерии в Олимпийском спорткомплексе вновь будет функционировать дешёвый книжный рынок, где многодетные мамаши будут торговаться за каждую копейку, чтобы купить своим чадам учебники для школы. Разве не так?! И конечно, шоу было бы ещё круче, если бы потратили на него, например, 100 миллионов евро. А лучше — миллиард, это тоже было бы «по-нашему».
А-а, понятно, воскликнут некоторые. Опять они тут про деньги, про экономию, про кризис. Ведь главное, что шоу «прошло на высоте». Зачем же опять о «грустном»? Однако как не сказать, как не задать простой вопрос: а кому всё это было надо? Хотели доказать, что мы и здесь чемпионы? Что мы «могём»? Закатить шумиху и построить общеевропейскую потёмкинскую деревню? Уже все давно знают, что в России любят выкладывать на стол всё, что есть в холодильнике. И на улицу всегда выходят в самой лучшей одежде — себя показать да на людей посмотреть. А потом живут месяц на голодном пайке и штопают колготки (если они есть).
Гости «должны чувствовать себя комфортно, как дома», заявил нам г-н Эрнст в роли главного героя снятого им же самим для саморекламы канала фильма о Евровидении. А разве Европа уже устала от себя самой, чтобы чувствовать себя в России как дома?! И зачем надо было её жителям ехать на восток, чтобы опять оказаться «на западе»?! Хорошо же надо знать европейцев, чтобы заявлять такую абсурдную идею «одомашнивания»!
Кстати, матрёшки, балалайки и военные оркестры — всё это, конечно, всегда забавляло иностранцев. Такой торгово-сувенирный «Арбат-Евровижн». Но показуха, чем-то откровенно напоминающая представления «для высоких иностранных гостей» советских времён, просто изумила. Мы присутствовали, по словам того же г-на Эрнста, на «паневропейском проекте». Ну надо же! Нам открыли глаза! Разве Евровидение было делом какой-то отдельно взятой державы, вроде России, попытавшейся и здесь стать доминирующим фактором?! Мало победы Димы Билана со товарищи, так родился у нас ещё и г-н Эрнст-победитель, такой вот временный распорядитель арендованного электронного рая, попсовый Медичи из суфлёрской будки на евросцене.
Неслучайно в России о Евровидении с давних времён говорили с некоторой иронией. Причём точно так же отзывались и отзываются о конкурсе в десятках европейских стран. Однако г-н Эрнст, предполагая, что мы поверим в его обширный кругозор и знание европейской культуры, предложил нам для сближения с Евровидением «почитать английские газеты». Там якобы считают, что Евровидение — это очень хорошо — и баста. Такое заявление похоже не на открытие Америки, а скорее — на открытие Новой Англии, только не реальной, а мифической. Ведь именно в Великобритании критикуют конкурс на чём свет стоит. Для этого стоит посмотреть записи трансляций «Евровижн» по телеканалу BBC. Это отличный комментарий к заявлению о якобы ласковой британской прессе. На Би-би-си уже чуть ли не три десятилетия Терри Воган комментировал конкурс с такими язвительными насмешками да так умело, по-британски, что кто-то из журналистов отозвался о них как о «единственной причине, из-за которой человек со здоровой психикой станет смотреть Евровидение». А уж ведущим конкурса он вообще прохода не давал. «Опускал» на чём свет стоит. Теперь его сменил Грэм Нортон, которому, например, принадлежит фраза: «В Британии Евровидение посмотрели миллионы зрителей… То были домработницы из Литвы и Польши».
На затыкание прорех в трансляции российского Евровидения были брошены потрёпанные в боях «лучшие кадры» Первого канала. И чересчур добренькие сказки, читанные голосом Познера за кадром, и «рязанский» английский Малахова, который в состоянии закомплексованности и стресса постоянно хватал за талию и за грудь свою соведущую (кстати, волновавшуюся, но выглядевшую и внешне и «внутренне» на высоте, включая язык!), и нервно бегающая по сцене камера, имитирующая клип-арт, а на самом деле мешающая смотреть конкурс, — всё это должно, видимо, было показать миру, что мы, мол, тоже не лыком шиты. Умеем себя вести на людях, красавцы. Думается, что не зря футболисты пригласили однажды к себе голландца Гуса Хиддинка. И по полю они сразу забегали, и голы стали забивать. Может быть, раз уж за пультами Евровидения стояли сплошные иностранцы, надо было и для элегантного ведения пригласить того же Гуса? По крайней мере услышали бы более правильный английский.
ИЗ НЕДОСКАЗАННОГО
История Евровидения такова, что конкурс постепенно набирал обороты. Однако развитие электронных и мобильных коммуникаций позволило разгореться в последнее время страстям, связанным с реальной интерактивной игрой: голосуем «за наших». Многие люди даже не смотрят сам конкурс, но впиваются в экраны во время голосования. Кто — сколько — кому — очков — симпатии — антипатии — политика — наши — не наши — и прочее, прочее. А теперь вот, оказывается, где-то в скрытом от посторонних глаз кабинете, на одном из этажей Останкинского телецентра, многие годы сидел один башковитый человек, который пытался доказать России, что она не понимает чего-то главного. Он не раз представлял себе, что приведёт страну к «переформатированию» и даст ей великую радость и перспективу — стать причастной к пониманию «высокорейтинговости» телепродукта. Все эти закавыченные слова — цитаты из выступлений Константина Эрнста, который с помощью собственного крупного плана поведал нам сию истину с экрана от лица Первого канала. Будем ли мы верить в эту сказку? Станем ли критиковать «нашу» Анастасию Приходько, как это сделала добрая половина тех, кто смотрит и слушает Евровидение? Вернёмся ли в миллионный раз к обсуждению украинской исполнительницы, выступившей вместо не нашедших в себе сил москалей, а также к оценке «звательного падежа» в её «мамо»? Думается, теперь это ни к чему. Русское Евровидение уже история. Оно перешло в мир интернет-блогов и будущих воспоминаний участников. «Бай-бай, Раша!» — как выразился ведущий конкурса. У нас есть ещё цели поважнее. Например, «Оскар». Вот сделаем свой — лучше голливудского, тогда и успокоимся. Были бы «перспективы», а исполнители, переформаторы и деньги найдутся!
Однако можно поздравить Александра Рыбака из Норвегии с победой на Евровидении-2009. Он был естественен, свеж, энергичен, талантлив и вообще бесподобен. Неудивительно, что в этом году победила сказка, рассказанная юным исполнителем. Не всё же о деньгах и идеологических победах. Так решила Европа. И Россия — тоже, отдав русскому норвежцу максимум баллов. Такую сказку ведь даже за десятки миллионов евро не создашь и не исполнишь… Не так ли?
Константин КОВАЛЁВ-СЛУЧЕВСКИЙ
