1
Для каждого человека понятие экстремальной ситуации совершенно разное. Для одного всю оставшуюся жизнь кошмарами будет сниться сцена из какого-нибудь фильма ужасов, а для другого угрозой покажется разве что землетрясение, и то если оно баллов 10-12.
Существует также искусственный экстрим, это когда его любители организуют опасные для себя ситуации сами, гоняя на автомобилях с запредельной скоростью или лазая по крышам небоскребов. К ним я не принадлежу от слова совсем. Говорят, что таким людям не хватает адреналина, видимо у меня с этим гормоном всё в порядке.
Если хорошенько прикинуть, то нестандартных жизненных эпизодов, грозящих моему здоровью, а то и самой жизни, было не так уж много, но они были.
Не удивительно также, что после относительно спокойной юности сразу три из них имели место во время службы в армии...
2
Первые полгода службы я провёл в сержантской учебке в Калининградском отряде Пограничных войск КГБ СССР. Незадолго до выпускных экзаменов нас отправили оттуда в действующие боевые заставы на стажировку, чтобы мы ознакомились с реальными условиями защиты пограничных рубежей нашей Родины, чтобы настоящие пограничники нас там поднатаскали и по итогам месячного пребывания выставили нам свою оценку.
Я оказался на одной из застав в Эстонии (не забываем, что она в конце 1980-х ещё входила в состав СССР), где из двадцати с чем-то человек личного состава человек 15 являлись на тот момент в статусе моих «дедов». Это уже сама по себе экстремальная ситуация.
Не успел я туда прибыть, как ко мне подошёл местный «нюх» — боец-кинолог, отвечающий за работу с пограничной немецкой овчаркой.
— Слушай, — сказал он, — ты приехал и уехал, а мне как раз нужно потренировать Шарика.
Кличку собаки я не помню, пусть будет Шарик.
Тренировка представляла собой нечто такое, что мне сразу не понравилось. Нюх крепко привязал к толстенному дереву свою овчарку и дал мне кнут.
— Хлещи пса кнутом и не обращай внимания на то, что он начнёт на тебя кидаться, — продолжил инструктаж дрессировщик. — Шарика я привязал крепко. Собака должна быть в тонусе, злой на чужих, а то тут расслабилась среди своих. Я же не могу дать кнут кому-то с нашей заставы. А у тебя стажировка закончится — только тебя здесь и видели.
Делать нечего, взялся за кнут. Шарик, до этого вполне дружелюбно поглядывавший на меня чуть исподлобья, на фоне кнута резко переменился, а после первого уже удара превратился в разъярённого волкодава.
Я его хлестал минуты три. Шарик рвался на поводке в моем направлении, остервенело лаял до хрипоты, пока в конце концов у него из пасти не пошла самая настоящая бешеная пена.
Будучи по натуре человеком, любящим животных, мне приходилось совершать нечто для себя противоестественное. С другой стороны, я прекрасно понимал, что и такую работу кому-то надо делать, и что если разведу тут мелодраматические сопли, то плохо начну армейскую карьеру.
К тому же, мне казалось, что на этом всё и закончится, оказалось, что всё только начинается. Нюх извлёк из собачьего вольера ватник с очень рваными рукавами.
— Сам понимаешь, если надеть ватник как полагается, ты без руки останешься, — довольно буднично сообщил он свои соображения. Велел прижать мне руки к телу, накинул на меня ватник, обвязал солдатским ремнем, так что пустые рукава ватника свободно болтались справа и слева.
Только тут до меня стало доходить, что мне предстоит. Мы встретились глазами с Шариком. Его взгляд не сулил ничего хорошего.
— Сейчас ты побежишь по этой тропинке, — с интонациями эсэсовца продолжал свой инструктаж нюх, — Можешь петлять и путать следы. Через пять минут я спускаю Шарика с поводка. Запомни самое главное: когда Шарик тебя настигнет — а он тебя настигнет — он схватит тебя за один из рукавов. Не пытайся устоять на ногах, сразу падай на землю, но при этом дергай плечами, чтобы Шарик не выпускал из зубов рукава. Иначе может отпустить рукав и вцепиться тебе в шею...
Он, наверное, ещё что-то говорил, только я уже бежал, словно и взаправду думал оторваться от дьявольской погони. Хочется особо отметить, что бежать летом в ватнике с привязанными солдатским ремнем руками к телу не очень удобно, но я старался приспособиться.
Петлять и в голову не приходило, нёсся по тропинке, пока не оказался на какой-то поляне. Там Шарик на меня и набросился. Откуда он взялся, не успел понять, видимо все звуки тонули в собственном надрывном дыхании.
Надо отдать овчарке должное, она вцепилась своими клыками, как и предупреждал нюх, строго в один из рукавов и стала валить меня на землю. Послышался треск разрываемой материи, а я из последних сил старался устоять на ногах, мне казалось, что если я упаду, то Шарик тут же порвёт меня как «тузик грелку».
Вот уже и сам нюх выбежал на поляну с криками «Молодец, Шарик! Фу!»
Когда он уже взялся за ошейник своего питомца, тот последним рывком оторвал рукав ватника, причем с такой силой, что с ватника слетел солдатский ремень, после чего с меня слетел и сам ватник.
На этот раз я встретился взглядом с нюхом. Его квадратные глаза тоже не предвещали ничего хорошего.
— Беги на заставу! — крикнул он. — Я его долго не удержу!
Несмотря на полный ступор в голове — уже во время бега — пробились мысли: «Что это за нюх такой, что использует для тренировок своей собаки столь садистские методы и при этом не может её в полной мере контролировать?»
Когда калитка на территорию собачьего вольера (а значит и территорию заставы) показалась за очередным поворотом тропинки, за спиной раздались звуки, сопоставимые с приближением Собаки Баскервилей на дартмурских болотах...
Но дорогой мой читатель понимает, что раз я пишу сейчас данные строки, то, следовательно, я тогда успел схорониться за дверью вольера.
— Знаешь, — сказал я потом нюху, несмотря на то, что был ещё полным салагой, — ты меня больше на такие дрессировки не зови.
— А больше и не надо, — ответил нюх.
Он и так с неделю после данного инцидента ходил бледный, как мел, вероятно примеряя на себя перспективу очутиться в дисбате.
3
Аккурат во время той стажировки произошло ещё кое-что вполне обыденное для военного разведчика или диверсанта, но вот только явно не для меня.
Участок границы там был морской. Во время дозоров мне даже показали место, где пограничник их заставы заметил тот самый знаменитый самолет немецкого пилота-любителя Матиаса Руста, приземлившегося в мае 1987 года на Красной площади в Москве.
Любопытная, в общем-то, история, особенно если учесть то обстоятельство, что самолет был визуально замечен при пересечении границы СССР сразу — пограничником, который об этом факте доложил командованию и получил за это в качестве поощрения отпуск на родину. А вот всевозможные представители ПВО страны тогда ни сам самолет Руста, почему-то, не заметили, ни отработали информацию от пограничников.
Не суть. В одну из ночей меня поставили младшим пограничного наряда, старшим же назначили очередного «деда». И мы с ним отправились по ночному морскому пляжу, подсвечивая себе путь мощными аккумуляторными фонарями, высматривая на песке следы импортных шпионов.
С некоторыми погранцами той заставы я ходил в дозор не по разу, а вот с этим «старшим» — впервые. Шли, шли, вдруг он говорит:
— Что-то в лом переться по маршруту. Он тут делает дугу километров в восемь, можно срезать напрямки, через лесок, всего километра три будет. Только ты никому ни гу-гу.
Разве может салага на стажировке возражать «деду». Через лесок — значит, через лесок. Углубились в какие-то дебри. Сразу было видно — старшой дорогу знает отлично, похоже не раз сокращал маршрут. Поначалу даже нравилось, мы шли по каким-то холмистым ущельям, на фоне которых звёздное небо навевало сравнения с инопланетными пейзажами, то взбирались по крутым тропинкам куда-то наверх навстречу небольшим водопадам, в свете фонарей представлявших собой экзотические ночные виды...
— А теперь слушай меня внимательно, — старшой остановился после очередного крутого спуска. — Прямо по курсу военная часть, — он назвал род войск, но я сейчас уже не помню какой именно, не то танкисты, не то автомобилисты, — нам нужно по-тихому через неё перебраться, и мы снова выйдем к морю.
На тот момент я вообще не осознал, что мне только что предложили. Ведь старшой тут хаживал уже, и не раз, значит, плёвое дело, в части все в курсе.
— Сними с плеча автомат и возьми в руки, чтобы не бряцать. Идёшь за мной след в след, никакого шума. Там дальше встретим караул, он не должен нас заметить. Запомни, там нерусских много, они сначала стреляют, потом кричат «стой, кто идёт».
После такого указания шерсть на загривке у меня поднялась дыбом. Хотелось в темноте разглядеть выражение лица старшого — может, шутит? Не больной же он на всю голову. И ведь, судя по всему, не он один тут сокращает маршрут...
На территорию части забрались по всем правилам диверсионных подразделений — через дыру в заборе из сетки рабицы. Кто был тот отмороженный пограничник, что первым решил сократить путь через чужую воинскую часть и проделал эту дыру?
Фонари включать было нельзя, я в темноте еле различал силуэт старшого, благо он не спешил, а то я понятия не имел что делать, если он вдруг затеряется в ночной мгле. Какое-то время шли пригнувшись. Я не знаю что за постройки нас окружали, я даже не пытался оглядываться по сторонам, лишь бы не отстать и не наделать лишнего шума.
Затем мы натурально поползли по-пластунски. Впереди послышались очень нехорошие звуки — чьи-то чёткие шаги и бряцание автоматов. Мой старшой замер, нащупал меня рукой и пригнул мою голову к самой земле. Шаги — я вовсе не придумываю для саспенса, так и было на самом деле, в том и описываемый экстрим — замерли прямо у нас над головой. Мы не просто вышли на караул, мы наткнулись на смену караула! И эта церемония проходила прямо в метре от нас.
Защелкали затворы автоматов, на караул заступили другие бойцы. Но это написать и прочесть можно быстро — а тогда время словно замерло. Мне было совершенно непонятно, стоила ли вся эта игра нервов лишних километров маршрута по морскому пляжу. По мне — так едва ли.
Наконец, шаги удалились, путь был открыт. Вскоре мы уже были у противоположной стороны забора, причем и там была в нужном месте аккуратная дыра.
— А ты ничего, не запаниковал, — сказал уже у моря старшой. — Запросто могли или под трибунал влететь или ещё того хуже...
Про «ещё того хуже» он уточнять не стал.
— Надеюсь, обратно возвращаться будем не той же дорогой? — поинтересовался я.
— Конечно, нет. Светает же уже, — ответил старшой.
Окончание следует
Сергей Колобаев
