Защитник Ещенко, идущий в отбор, представляет собой зрелище человека без тормозов, действующего быстрее, чем зритель и соперник сообразят, что происходит. Он не маневрирует, не занимает позицию, не отжимает соперника от ворот ― он угрожающе летит на мяч и выбивает его в жестком стыке. Есть оружие ближнего боя, а Ещенко ― это защитник ближнего боя, с которым опасно связываться.
Защитник Ещенко, идущий в отбор, представляет собой зрелище человека без тормозов, действующего быстрее, чем зритель и соперник сообразят, что происходит. Он не маневрирует, не занимает позицию, не отжимает соперника от ворот ― он угрожающе летит на мяч и выбивает его в жестком стыке.
Есть оружие ближнего боя, а Ещенко ― это защитник ближнего боя, с которым опасно связываться.
Маленький человек с бородкой влетает ногами в самую бучу и каким-то чудом всегда попадает по мячу. Но это не единственное чудо.
Веселый, смешливый, не выговаривающий букву «р», картавящий Ещенко находится в странных отношениях с физическим миром. Если кто-то другой разгонится и на полной скорости врежется в соперника, то обязательно поломает свои и чужие ноги и вообще учинит кошмар. Но Ещенко так быстр, что, кажется, законы физики и логики не успевают за ним. То, что непременно должно случиться, просто не успевает случиться. Он всегда пролетает в миллиметре от катастрофы, в мгновении от травмы, в полусекунде от неизбежного.
Так он летел на своем черном спортивном «Ниссане» по пустому шоссе на скорости 170 в час, когда физический мир возмутился и показал ему, что мстителен и опасен. Ещенко сбил два столба на обочине. Машина всмятку. Сам он невредимым, в коричневом пальто, вылез из груды железа. Не знаю, как изменилась его манера вождения после этого, но манера игры не изменилась.
В Ещенко нет второго дна и задней мысли. Он весь тут, на наших глазах, такой, какой есть: бесстрашный, быстрый, резкий, отчаянный и беззлобный. Если мяч у соперника, надо на полной скорости лететь к сопернику и выхватывать у него мяч. Если идет атака, то этот маленький боевой снаряд летит вперед так, что ощущаешь свист ветра вокруг него. Так он понимает и чувствует футбол ― как скоростную игру и рубку на ближних дистанциях.
Я думаю, во время игры в его теле выделяются повышенные дозы адреналина. Одной тренированностью этот темп, эту резкость, эти грохочущие стыки, эти боевые рейды не объяснишь. Когда он в одной из игр порвал крестообразные связки, то боль почувствовал только через пятнадцать минут после этого. Носился по полю с порванными связками, опьяненный адреналином, как древний берсерк в угаре боя. Потом после операции, смеясь, показывал костыли: «Мои ноги».
Гус Хиддинк недаром позвал его в «Анжи», когда там на деньги ныне находящегося во Франции под судом Керимова собрались такие люди, как Это´о, Диарра и Роберто Карлос. Хиддинк ценил реактивного флангового игрока, умеющего в одну минуту отобрать мяч, промчаться сто метров и влететь в штрафную соперника. Ещенко недаром был любимым защитником Фабио Капелло, когда тот работал в России. Капелло видел многих защитников и знает толк в защите. Он ценил Ещенко не за безупречную игру, а за безупречность характера: всегда агрессивен, всегда идет на соперника, никогда не уступает, всегда атакует.
Есть футболисты, умеющие думать, есть другие, умеющие плести комбинации, и есть даже такие, которые умеют гасить игру и спать во время игры.
Ещенко выходит на свой правый фланг, чтобы поджигать.
Он носится по всей бровке, и чиркает спичками, и льет керосин, и поджигает, до тех пор, пока вся бровка не запылает огнем. Иногда он доходит до того, что сам пропадает в этом пожаре, и тогда возмущенные болельщики пишут комментарии в интернете: «Гнать его!» Но в следующей игре он снова бьется насмерть, летит в устрашающих подкатах, плечом врезается в нападающего, который на голову выше его, отбирает мяч и мгновенно уносится в атаку, и тогда болельщики пишут: «Андрюха! Без тебя никак!»
Я иногда думаю, что было бы, если бы в «Спартаке» было одиннадцать Ещенко. И все они летали бы с дикой скоростью над полем, врезались, рубились и носились туда и сюда на предельных скоростях, подбирающихся к скорости мотоцикла. Это была бы команда-бомба: сама взорвется, но и соперника взорвет. Но Ещенко имеется в единственном экземпляре.
Сирота с девяти лет, выросший в интернате, поднявшийся на вершины футбола с самого низа, игравший чуть ли не в дюжине клубов и везде бывший своим, он закалился в жизни до такой твердости, что стал неуязвимым и непробиваемым. Что бы ни случилось, он шутит и хохмит. Всегда улыбается, всегда готов рассмеяться. В этом нет позы и наигрыша, он такой и есть. Потому что у него хорошая память, и он все отлично помнит. Помнит, как мальчишкой играл в родном Иркутске в мороз, смазывая ноги никофлексом и обертывая их в целлофановые пакеты, помнит коридоры интерната, по которым проходил, перебрасывая мяч с ноги на ногу под восхищенные крики друзей: «Мара!» (что значило: Марадона), помнит свою первую футбольную зарплату четыре тысячи рублей и мрак жизни, из которой было два выхода: в цеха иркутского авиазавода и в бандиты. А он выбрал футбол.
Если ты поднимаешься с самого низа, с изрытых ямами полей второй лиги, и доходишь до идеального газона столичных стадионов, травинки которого подравнивает для тебя хорошо обученный садовник, то ты знаешь, что у тебя все нормально. И эта вера делает тебя устойчивым и веселым.
Если ты помнишь разбитые раздевалки с грязными душевыми и стадиончики на сто мест, то тебе легко в мире светлых и просторных раздевалок огромных арен, где специальные люди аккуратно вешают на плечики твою выглаженную форму и готовят для тебя в перерыве чай с лимоном. И тогда ты понимаешь, что выиграл эту игру.
Алексей Поликовский
