Во МХАТе имени Горького совсем скоро появится мюзикл, созданный Юрием Башметом. Тем временем сам мэтр, в прошлом году перенесший COVID-19, готовится к вакцинации от коронавируса и запускает музыкальный марафон для юношеских оркестров из 16 стран. Об этом народный артист СССР рассказал «Известиям» после старта II Зимнего международного фестиваля искусств своего имени в Москве. На концерте-открытии при участии маэстро была исполнена музыкально-литературная композиция «Маяковский и Есенин».
— Юрий Абрамович, в программе вашего московского фестиваля много произведений синтетического жанра, соединяющих театр, музыку, художественное слово. Почему было решено сделать такой акцент?
— У нас всё в развитии, в поиске. И подобные вещи — одно из наших важных направлений. Я даже считаю, что мы создаем, громко говоря, новый жанр. Например, у нас будет спектакль-концерт «Онегин. Лирические отступления». Довольно смело и даже нагло было с моей стороны кромсать гениальную оперу Чайковского, но, сократив музыку «Евгения Онегина», я дал возможность прозвучать чистому тексту. Ведь в опере часто бывает не очень понятно, какие слова поют вокалисты, и зрители, которые слышат это в первый раз, могут запутаться и разочароваться в самом жанре. Наша задача в том, чтобы подготовить людей к восприятию оперы. Думаю, тот, кто посмотрит нашу постановку, потом обязательно захочет полностью послушать музыку Петра Ильича.
— Вы часто говорите о поиске.
— Да, в последние десятилетия музыка, как и вообще культура, находится в бесконечном поиске: был уклон в сторону невероятно экстравагантных авангардных вещей, была мода на барочную музыку в аутентичном исполнении, что, кстати, принесло хороший результат. Сейчас уже такого ажиотажа в этом направлении нет, но мы используем некоторые аспекты аутентичного исполнительства, пробуем. Это тоже поиск. Ведь записей нет, мы не знаем, как на самом деле играл Паганини.
В поисках и композиторы. Для наших фестивалей мы обязательно заказываем новые произведения, чтобы узнать, чем дышат ныне живущие творцы. И вы знаете, размышляя о последствиях пандемии, я вспоминаю пословицу «нет худа без добра». Да, весь мир постигло ужасное несчастье. Но если мы выживем — надеюсь, выживем! — то столкнемся с новой эрой, новой эпохой в искусстве. Вспомните: барокко возникло после чумы!
— Вас радует, что начнется новая эра?
— Радует, потому что мы окажемся свидетелями и участниками этого перехода. Думаю, это будет замечательно. Дай бог нам здоровья всем.
— Расскажите о своем опыте борьбы с коронавирусом. Как вы перенесли болезнь? Это известие прогремело перед началом вашего фестиваля в Ярославле, и там за вас все очень переживали.
— Я даже не очень помню, потому что всё время спал, мне делали какие-то процедуры во сне. Помню только, что вышел из больницы, сел в машину и поехал в Ярославль на закрытие фестиваля.
— И даже вышли там на сцену. Какие у вас были ощущения в тот момент?
— Радость, что все-таки жизнь продолжается. Мне все советовали не ехать — ведь это почти пять часов на машине. Но я считал необходимым это сделать и для себя, и для моей публики.
— Когда вы играли, не было ощущения, что физиологический аппарат как-то не так работает после болезни? Руки, мышцы?
— Конечно, я вышел из формы к тому моменту. Даже если безо всякой болезни десять дней не играешь, руки уже не те. Но для меня это было не просто исполнительство, а в каком-то смысле миссионерство, символический жест. Я сам себя и публику поддержал таким образом.
— Сейчас у вас уже всё в порядке со здоровьем? Вы себя так же чувствуете, как и раньше, до болезни?
— Не всегда. Но это, может быть, и не связано с коронавирусом. Посмотрим.
— С момента вашего заболевания прошло уже около полугода. Антитела, как известно, живут примерно столько же. Собираетесь ли вакцинироваться?
— Я думаю, да, но чуть-чуть еще подожду, когда совсем окрепну.
— Вы упомянули о заказе новых произведений. В программе московского фестиваля значится премьера Александра Чайковского «Свидание в Москве». Что это такое?
— Это мюзикл, посвященный Москве. Ведь на самом деле не так уж много серьезных музыкальных произведений про столицу. Мы решили это компенсировать. И думаю, что получилось очень удачно, музыка отличная. Какие-то номера, мне кажется, станут настоящими хитами, таких песен о Москве давно не было. Это будет бомба!
— В программе есть и спектакль «Не покидай свою планету» — неизменный участник ваших фестивалей. Уже много лет вы с Константином Хабенским и «Солистами Москвы» его исполняете. Не надоело всё время выходить в этой постановке, нет ли усталости от материала?
— Нет, каждый раз, когда еду на спектакль, я в приподнятом настроении, поскольку предвкушаю, как это будет сегодня. Как будет играть Костя? А как мы сыграем тот номер, этот? Мы еще ни разу не повторились! Костя — очень музыкальный человек, и друг другу постоянно подачи мы делаем, как в футболе, где после удачной подачи следует гол. То он с диминуэндо завершает свою фразу и мы вступаем из тишины, то, наоборот, он более активно произносит реплику, ну и мы подхватываем, а иногда, напротив, работаем на контрасте. Мы пытаемся импровизировать каждый раз, поэтому усталости совершенно нет, только ощущение счастья.
— Сколько еще этот спектакль будет жить на сцене «Современника»? Вы думали об этом?
— Думали. Минимально год еще, а может, и больше. Пока не идет речь о том, чтобы закругляться.
— Скорее всего, этот фестиваль будет проходить при неполной заполняемости зала. Каково вам, исполнителю, выходить на сцену, видя перед собой четверть публики?
— Я не только исполнитель, но и человек, который сам побывал в больнице из-за этой болезни, поэтому прекрасно понимаю, что такие меры необходимы. Да, мы за долгие годы привыкли к аншлагам. Теперь привыкаем к другой картине. Зато мы знаем, что те, кто всё-таки попадет в зал, — люди очень эмоционально заряженные, это золотая публика.
— Но вам не всё равно, играть перед полным залом или так, как сейчас? Сказывается ли это на качестве исполнения?
— Когда еще во время первой волны пандемии мы сыграли концерт без единого человека в Большом зале Консерватории, открыли серию трансляций, у нас было очень непривычное состояние. Я себя успокаивал тем, что в нормальные годы перед концертом мы, как правило, устраиваем генеральную репетицию, где играем с полной отдачей, хотя в зале никого нет.
А через несколько дней после того концерта на той же сцене был концерт уже в рамках фестиваля Московской филармонии. И он уже прошел абсолютно без этих эмоциональных оков. Меня ничего не смущало, и отсутствие публики в зале уже не имело такого значения. Ну да, такая ситуация. Но всё равно наш бог — это сама музыка, и мы ответственны в первую очередь перед автором сочинения, а уже затем перед публикой, которая нас поддерживает своим присутствием. Хотя, конечно, я бы хотел, чтобы всё вернулось на свои места.
— Если выбирать между игрой перед пустым залом для трансляции и выступлением в зале, заполненном на четверть, вы что предпочтете?
— Второе. Но надо понимать, что трансляцию могут смотреть куда больше людей, пусть и не вживую. Так у нас было с концертом на Мамаевом кургане в прямом эфире (24 июня Всероссийский юношеский симфонический оркестр под управлением Юрия Башмета и другие исполнители приняли участие в концерте Победы на Мамаевом кургане в рамках празднования 75-й годовщины окончания Великой Отечественной войны. — «Известия»). Мне потом сообщили, что было более 14 млн просмотров. Невероятно!
— Когда всё это закончится и нам скажут, что можно снова ходить на концерты без опаски, заполнять зал полностью, вернется ли публика? Не останется ли психологического отторжения, страха, особенно у возрастной аудитории?
— Если сама болезнь исчезнет, публика, изголодавшаяся по концертам, придет. А пока коронавирус жив, люди, конечно, будут бояться.
Я больше беспокоюсь не за возрастную аудиторию, а за подростков — тех, кому на момент начала всего этого кошмара было от 11 до 15 лет. Два-три года отсутствия концертов классической музыки, фестивалей — и они решат, что это и есть нормальная жизнь. Мы можем потерять целое поколение, вот в чем опасность! Об этом надо сейчас заботиться. А взрослые-то вернутся.
— И что же надо сделать, чтобы не потерять подростков?
— Первая идея — по всем каналам телевидения обязательные 15–20-минутные передачи с классической музыкой и с очень интересными, умеющими увлекательно рассказывать ведущими. Не только по «Культуре», а по всем каналам. Если бы их можно было заставить целый цикл такой устроить, чтобы родители и дети ждали этой передачи! Допустим, передача о фаготе — это можно сделать сказочно интересно. О валторне, о скрипке, о контрабасе, об ударных... Если это будет каждый день, оно войдет в привычку. Вот такой у меня есть вариант, но он непростой.
— Разве вы думаете, что это поколение в принципе смотрит телевизор?
— Нет...
— Может быть, имеет смысл что-то предпринимать в интернет-пространстве? Вот вы лично готовы были бы пообщаться с популярными YouTube-блогерами типа Юрия Дудя, с тиктокерами — тем же Даней Милохиным? У вас нет здесь отторжения?
— С удовольствием пообщаюсь, если меня позовут. Думаю, я не один такой, есть, может быть, и поинтереснее люди, но я могу такой клич бросить. Я считаю, что это нужно делать.
— Сейчас многие задаются вопросом, как пандемия в целом повлияет на академическую музыкальную индустрию. Мы видим, что на Западе ситуация даже тяжелее, чем у нас: в Нью-Йорке без денег сидит оркестр Метрополитен-оперы, во Франции у деятелей культуры много проблем. Каков ваш прогноз в отношении и России, и мира?
— Я не пророк, не могу сказать, что конкретно нас ждет, но то, что будет какая-то новая данность, ясно. Может, какие-то оркестры сократят, залы будут иначе использовать. Произошел коллапс. Как из этой ситуации выбираться — предстоит решать умным людям в свое время.
23 января мы делаем марафон юношеских оркестров разных стран, он будет транслироваться по телевидению. Нами был брошен клич, и 16 стран откликнулись. В их числе — Америка, Германия, но есть страны, о существовании оркестров в которых я даже не знал, — Непал, например. И всё это молодежь. Сергей Михалков говорил, что сегодня это дети, а завтра народ. Я бы добавил, что завтра это человечество. Мы видим, что со всего мира юные музыканты хотят творить, дружить. Несмотря на всё происходящее. Поэтому могу сказать точно: классическая музыка погибнет только тогда, когда последний человек умрет. Не раньше.
— Вы продолжаете преподавать в консерватории? Занимаетесь очно или дистанционно?
— Очно. Занятия проходят в Центре Башмета на Полянке, причем не только у меня лично, но и у других профессоров с моей кафедры. Это уже стало выстраиваться у нас в систему.
— Вы против дистанционного преподавания специальности?
— Мне кажется, что гораздо лучше недистанционное, хотя есть замечательные учителя, которые прекрасно работают на удаленке. Всё-таки у нас профессия тактильная, иногда нужно дотронуться до плеча — опустить его, иногда локоть поддержать. Есть такие вещи, которые трудно объяснить словами.
Пока мы маски надеваем, стараемся держать дистанцию и как можно реже соприкасаться. Но урок по специальности не может быть полноценным на удаленке.
— 2020 год заставил вас о чем-то задуматься, переосмыслить прошлую жизнь?
— Конечно, все мы задумались, не только музыканты — все люди. Мне кажется, сейчас, когда мы почувствовали драматизм исторического момента, стало особенно обидно за потерянное время. До пандемии мы были слишком расточительны в этом плане, много отдыхали, расслаблялись. Хотя очень многое делалось, были достижения — и всё-таки можно было бы жить более сконцентрированно. Сейчас время будет цениться больше.
Сергей Уваров
