Мысль гуляет вместо меня по Чистым прудам. Яркая зелень бьет в глаза. Мне не нравятся убогие люди в куртках, от одного вида этих уродов становится жарко. Воздух разогрелся до 25 градусов за считанные часы. Утро превратилось из прохладного сырого полотенца в обжигающую, колючую шерстяную кофту, только что снятую с батареи. В очках видно каждую пылинку, приходится чистить их, расстегивая последнюю пуговицу рубашки, чтобы дотянуться до каждого краешка круглых линз.
Между мной и светофором пробегает потный мужчина, источая ароматы мускуса и паленой смолы… Ужасный светофор перемигивается с алыми стоп-сигналами автобуса, и шум транспорта превращается в легкий гул десятков работающих двигателей.
Мне попадается огненная вывеска, гласящая:
УСТАЛ? ВЫПЕЙ КОФЕ!
Unsplash
Да, я устал. Устал тащить свои потные ноги в отяжелевшей резине кроссовок. Пора включить музыку и перестать делать вид, что я фланёр, игнорирующий просьбы указать дорогу из-за громкой песни в голове.
Теперь я действительно фланёр. Никакого лицемерия, только жесткий мизантропичный взгляд мясника и легкая дрожь пальцев.
Я захожу в кафе и встречаюсь глазами с блондинкой за кофемашиной. Ее лицо застилает пар кипятка. Она готовит американо. Скоро она так же будет делать его для меня. Она еще не знает этого, а я знаю. Я чувствую обыкновенную власть, касающуюся только меня и блондинки. Пальцы дрожат реже, ладони высыхают под кондиционером. Я говорю:
– Доброе утро! (Улыбаюсь и смотрю на часы.) Ах! Уже день.
Блондинка улыбается куклой, и я вижу ее пирсинг под губой.
– Сварите мне, пожалуйста, американо со сливками и с корицей. Здесь. В кружку 0.3.
Она все еще улыбается куклой, поглядывая на меня, и бьет уродливым длинным ногтем по экрану кассового аппарата. Я стою истуканом и оглядываю залитую солнцем кофейню, где нет ни одного человека, и понимаю, что она делала кофе для себя.
– Через минуту будет готово. Присаживайтесь, я принесу. (Она тыкает пальцем в одно из кресел, и я замечаю маленькую болтающуюся часть ее плеча, на которой набита снежинка с семью лучами.)
– Спасибо! (Я снова включаю музыку и погружаюсь в постпанк, а потом в уютное синее кресло.)
Солнце светит слева, идеально. Почти ни одного человека за окном, я вижу проезжающие машины, поднимающие пыль с обочин. У девушки на другой стороне улицы задирается юбка, и она смеется. Я стучу ногой в ритм постпанка и достаю из кожаной сумки тетрадь.
– Ваш американо! (Блондинка выходит из-за стойки, и я вижу ее широкие бедра, обтянутые зелеными вельветовыми шортами. Ткань складывается, когда она переставляет ноги. Я думаю о том, что кеды ее стерлись сзади на внутренней стороне, потому что щиколотки не могут удержать столько массы и заваливаются внутрь.)
– Спасибо. Стойте, не уходите. (Я поднимаю палец вверх. Другой рукой беру кружку и делаю один глоток, все еще глядя на ее пурпурные кеды.)
– Очень вкусно! (Я искренне улыбаюсь, поднимая глаза к ее лицу, и замечаю родинки, сгустившиеся у ее подбородка.)
Блондинка уже не кукольно улыбается, копошась у стойки, а я роюсь свободной рукой в сумке, пытаясь нащупать ручку на дне. Я достаю ее и наконец, хлебнув еще раз кофе, записываю корявым почерком после даты:
Мысль гуляет вместо меня по чистым прудам. Яркая зелень бьет в глаза. Я ничего не хочу, только чтобы лицо перестало морщиться от солнца. Я расслабляю сжавшиеся мышцы и снимаю напряжение морщин, сеткой стянувшихся у глаз.
Через 15 минут начнется день, и лучи солнца порежут кожу аллергией на шее и запястьях. Мимо меня снуют люди в костюмах. Рядом офис. Их белые потные лица наконец озаряются светом и становятся похожи на посыпанный разноцветной сладкой крошкой кулич. Капли пота мерцают, бликуют и пролетают мимо, суетливые люди не стоят на месте и не дают насладиться их проворной спешкой.
Впрочем, если бы они остановились, пропала бы и спешка.
К черту человеков. 5 сиреней, словно танцующих хоровод, распускают свои скорчившиеся от недавних морозов лепестки и поют мне вслед воробьиные песни.
Но мне некогда их слушать, потому что алый сигнал светофора сменяется салатовым, и я плыву по переулку, включая свой постпанк и превращаясь из фланёра в социальный конструкт из скорости и ритма.
Струны летят в такт с пустыми пакетами, подпрыгивающий впереди ребенок отстукивает сандалиями 4/8. Под моими кроссовками неровности плитки перестают чувствоваться, и я замечаю, наконец, свою вывеску среди остального информационного шума.
УСТАЛ? ВЫПЕЙ КОФЕ!
Я толкаю высокую дверь на себя и провожаю пасхальное утро быстрым движением облизывания губ.
А дальше вы знаете.
Роман Ливаров
