Я сидел в кафе на углу улицы и смотрел на поток семенящих по пешеходному переходу работяг. Они выглядели жалко и отвратительно. На мне были дырявые кеды и старая отцовская рубашка. Передо мной лежала тетрадь с рассказами и походными заметками, которые я вел несколько лет. Мне было очень страшно. А еще я был зол. Но эта злоба, жесткий ворот рубашки, нарывающие мозоли и голод — все эти чувства меркли в тени желания вырваться из-под давления самых сильных чувств бедствующего человека — бессилия и жалости к себе.
Денег мне хватило только на чашку черного чая с бергамотом, так что соляная кислота в желудке уже начинала кипеть и пытаться вырваться изжогой в пищевод, но я терпеливо продолжал писать очередную заметку. Я убедил себя, что приношу жертву своей главной цели, своей жизненной задаче, когда терплю холод, голод и прочие условия бедности.
Тогда мне было невдомек, что меня гнал вперед к гастриту и умопомрачительной жестокости не мой талант, но лишь ресентимент.
Злоба и боль — главные спутники ресентимента. Мы злимся, что не можем чего-то, мы страдаем от боли и нескончаемых болезней, трудясь и голодая. Но из чего берется страх? Может быть, в том, что я опишу далее, вы узнаете, откуда растет ваш страх. Это открытие будет не из приятных, так что простите меня за него. Обычно все останавливаются на боли и пытаются решить эту проблему, чтобы перестать злиться, в этом поможет Ницше и уверенность в том, что ничего зазорного в конкуренции и прямом насилии нет. Но для того, чтобы добраться до страха и разобраться с ним, придется отбросить гордость. Вы будете в отчаянии, вы будете испытывать глубочайшее чувство собственной ничтожности, но в результате потеряете самый опасный страх. Вдохнем поглубже и выпустим этот ад изнутри!
Ницше
Посмотрите на свои вещи. (У других они лучше, сделаны качественнее.) Чьи руки, например, держали ваши ботинки, прежде чем они попали к вам? Ницше говорил, что ресентимент — это бессильная злоба, которая рождается от ужасного положения человека в жизни. Но у этого чувства есть обратная сторона. Мои ботинки до меня были в руках у талантливого мастера, который сам купил материалы, сам изготовил подошвы. Он знал свое дело, знал требования моды, знал себе цену. А что насчет ваших?
Есть на свете люди, которые могут себе позволить только заводскую обувь, склеенную токсичными веществами, а еще есть те, кто носит ботинки один раз, а потом они пылятся в огромном гардеробе всю оставшуюся его жизнь, после его смерти родные выкидывают весь «хлам» оттуда. И раритетные ботинки французского модного дома оказываются на свалке. Эти люди не знают, из чего их обувь, им нет дела до тех, кто ее изготовил. (Я думаю, злоба уже поднялась в вас, захватила часть ощущений, разумеется, если вы больны ресентиментом, как я когда-то.)
Скажу прямо: есть люди, которые живут лучше вас. Они не работали ни одного дня своей жизни, никогда не пользовались общественным транспортом, никогда не ели колбасу из супермаркета, никогда не варили макароны и никогда не бывали в государственных поликлиниках и больницах.
Эти люди живут лучше нас всех, они никогда не нуждаются НИ В ЧЕМ, им неведомо чувство неудовлетворенного желания. Они почти никогда не болеют, потому что никогда не трудятся, даже немного. В их жизни нет необходимости, потому что все необходимое нам связано с получением того, чем они уже обладают. (Вы чувствуете? Они лучше, потому что они меньше страдают, меньше болеют, они большего могут достичь в таких условиях, потому что им некуда спешить и они не знают, что такое скидочная карта.)
Тут вы воскликнете (как я в рваных кедах мог бы воскликнуть тогда из кафе): «А почему это они лучше?!» А я отвечу очень грубо: «Потому что спелая, сочная вишня лучше той, что начала гнить еще до того, как созрела. Что может быть проще?» Нет-нет-нет, постойте! Это еще не все. У меня еще много аргументов. У этих людей есть все: самое лучшее образование, лучшая одежда, лучшие дома, лучшая еда… Они могут поехать куда угодно, они могут говорить и делать все что хотят. Да, вообще все! Потому что у них есть статус и привилегии, они обеспечены до конца дней. Даже если они будут тратить за один поход в ресторан или в магазин столько, сколько вы тратите за месяц, им не придется отказываться от чего-то другого. Им не может быть жаль времени, потому что некуда спешить, они всегда уже успели. Им просто нужно хотеть, чтобы иметь.
Я думаю, вы очень злитесь из-за того, что у них все есть, а у вас — дырки в носках и долги за коммунальные услуги, а еще вашим родственникам и друзьям нужна помощь. Вас окружают люди, у которых почти ничего нет, кроме желаний и потребностей. Вы даже не знаете, как живут те люди, которые не нуждаются. Они есть, но безмерно далеко, словно в другом мире. И вы хотите защититься от этого бессилия и от злости, как я когда-то.
Поэтому вы говорите: «Ты не прав, Рома, у нас есть достоинство, наши таланты, у нас есть вещи, которые не нужно добиваться тяжелым трудом!» Да, я знаю, вы талантливы, вы умеете любить и быть любимыми, но вы умрете когда-то от того, что трудились ради остальных вещей. Ваш талант надо развивать, чтобы получить вещественный результат. Ведь зачем вы заняты вашим любимым делом? Нет, не льстите себе, не говорите, что ваша работа — это ваша любовь, поэтому вы не работали ни дня в своей жизни. Вам нужно жить на что-то, поэтому вы сделали свой талант рабом, он дает вам пищу и кров. Ваш талант стал вашим рабом! Вы поработили свою любовь, чтобы не умереть от голода!
Маркс
Не знаю, как у вас сейчас, а у меня тогда постоянно дергался глаз. Я не высыпался, питался, чем придется. Я не заботился о себе, я кормил только свой талант. Потому что я решил идти ницшеанским путем, а не марксовым: я решил пожертвовать свою жизнь таланту. Я хоронил свою жизнь во имя любви к искусству, но мне было невдомек, что результаты моего труда я никогда не видел. Продукты производства, по Марксу, отчуждаются у рабочего в пользу предпринимателя. Я был капиталистом для самого себя. Я отбирал у себя саму возможность жить здоровую и счастливую, полную впечатлений и любви жизнь. Я злился, что не могу иначе. А еще я не принимал Маркса, потому что я боялся, что без этого таланта я окажусь пустым местом, винтиком насилующей людей машины, совсем как те работяги, что переходили дорогу перед кафе.
Да, вы тоже боитесь, что вы — никто и что зовут вас — никак. Я думаю, теперь вы уже не злитесь. Я задел вашу гордость. Вы тоже ходите домой уставшие после работы, вы тоже верите в любовь к труду, не верите Марксу, но убеждены, что ваши способности приносят вам пользу и положение в обществе, поэтому вы можете считать себя полноценным, достойным и абсолютно бесценным, незаменимым.
Но знаете, в чем беда? Вы заменимы в марксовом коллективном масштабе общества. Как был заменим тот гениальный кутюрье, который придумал заниженные джинсы. Как заменим был изобретатель лампочки или двигателя, как заменимы ваши родные и друзья. А самое обидное в том, что вы ничего не можете сделать с этим. Даже Маркс был заменим.
Страшно? Конечно. Но есть те, кому не страшно, это те самые люди, которые носят ботинки один раз. Потому что их условия жизни зависят от их желания, а не от их труда. Они могут позволить себе писать заметки в стол, пока не достигнут совершенства, и не ходить в обносках, ожидая, когда их талант принесет им первые жалкие копейки. Они могут не конкурировать с другими, не вступать ни в какую коммуникацию. Их статус позволяет делиться своим творчеством непосредственно с теми, кто может найти в нем высокое искусство и сделать достоянием человечества.
Им не бывает больно, злобно и страшно, а нам с вами бывает. Ницше хотел, чтобы наша злоба окупилась, чтобы мы зубами вырывали свое достоинство из рук слабых мира сего и закупоривались в подвалах с сальными лампами, чтобы каждый из этих винтиков погибал в мучениях, и только воспитавшие волю в себе доходили до победы — умирали в отчуждении, окруженные своим наследием, слишком гордые, чтобы занять место другого винтика и отдать свои силы другим. А Маркс хотел, чтобы наш страх окупился, чтобы мы отказались от личной гордости и наследия в пользу наследия всечеловеческого.
Но послушайте! Разве мои боль, злоба и страх окупаются, если я все равно закрепощен? Что в одинокой хижине глубоко в лесу, что в коммунистической утопии, Я НЕ СВОБОДЕН. Либо я запираю сам себя в тюрьме одиночества и гордости, либо убиваю свою индивидуальность и возможность выбирать свою жизнь, чтобы не бояться умереть от голода. Я задыхался в старой отцовской рубашке, я буду так же задыхаться в рубашке, принадлежащей не мне, а всему обществу. Как снять эту петлю?
Свобода?
Не бойтесь, не злитесь, не страдайте. Вы свободны! Не хуже тех людей, что могут позавтракать в Париже, а поужинать в Эмиратах. Вы свободны даже тогда, когда отдаете себя труду. От отчаяния появляется соблазн: вы можете не отдать себя ПОЛНОСТЬЮ. Да, вы можете немного трудиться, немного путешествовать, немного страдать, немного злиться, немного бояться. Но это всего лишь компромисс. (Тут я не премину сослаться на самого себя.) А любой компромисс — это автоматизм, существование без бытия. Удобное углубление, из которого не хочется выбираться. Я живу полноценную жизнь, я люблю свою работу, я не умираю от голода, а еще мы с близкими поддерживаем друг друга.
Что ж. Пусть у вас будет немного страдания, раз вас устаивает компромисс с собой. Автоматизмы дают чувство свободы, но не ее саму. Сама свобода в том, что даже свободные люди, которые получают лучшее по прихоти, даже они умирают от неизлечимых болезней, попадают под машины и страдают от несчастной любви.
Вы чувствуете? Сама свобода в том, что даже общественный порядок страха исчезает в точке бифуркации и разрушает идеально ровную пирамиду потребностей, стройную кастовую иерархию. Умирая от голода, мы можем быть бесстрашными и счастливыми, в отличие от какого-нибудь сварливого богача с шизофренией. Свобода даже не в выборе, а в непредсказуемости его результата. Ницше и Маркс ошиблись, потому что мы все страдаем не от ресентимента, не от бессилия и отсутствия воли, не от насилия уродливого общественного порядка, а от этой свободы.
Вы злитесь и боитесь, поэтому прячетесь в мысли, как я тогда в кафе, что можете выбирать и гарантировать себе счастье. Бесконечно талантливого и увлеченного идеей убьет труд или мина. Бесконечно богатого убьет правительство за наглость или собственный сын ради наследства. Страшно свободно и непредсказуемо, правда? Разумеется. Что теперь шепчет ваша гордость? Бьюсь об заклад — она уповает на случай. Но там, где все решает случай, смысла бояться и злиться нет, это известно даже ребенку. Полюбуйтесь, я выпустил наш ад на свободу! Остается только беззвучно усмехнуться и подбросить монетку на счастье.
Роман Ливаров
