Верится с трудом, но в юности будущий руководитель ансамбля «Ялла» Фаррух Закиров на полном серьезе считал, что у него нет яркого голоса. Но, может быть, суть в том, что не все голоса должны быть оперными? Природа вложила в голос Закирова нечто большее, чем вокальные данные. Если бы голос был товаром, на баритоне Фарруха Каримовича точно бы значилось: «Made in Uzbekistan». Его тембр передает все: и чисто восточную нежность, и проникновенные переливы ситара, и насыщенность узбекского орнамента, и мягкое солнечное тепло. Фаррух Закиров поет душой, способной достучаться до любого, и именно это обеспечило ему международное признание и изобилие наград.
— Фаррух Каримович, я думала перечислить в начале интервью все ваши регалии, но поняла, что на них половина материала уйдет. Если вкратце: вы один из самых знаменитых в мире узбекских певцов, композитор, руководитель ВИА «Ялла», народный артист шести республик, лауреат многочисленных премий, орденов и звания «Человек года». Интересно: как вы относитесь к своим титулам?
— Спокойно, хорошо. Я их принимаю не как что-то личное. Считаю, что это внимание и уважение к моей стране, к моей нации. Мне всегда кажется, что это все народу, а так как я больше на виду, организаторы премий думают: давайте передадим через Закирова. (улыбается) У меня же много хитов родной стране посвящено: «Чайхана», «Учкудук», «Шахрисабз», «Голубые купола Самарканда»... Когда вручали звание Народного артиста Ингушетии, запомнилась одна фраза: «Как надо любить свою родину, чтобы ее так воспевать!». И ваши коллеги-журналисты один раз мне вопрос задали: «Как так получается, что у вас все песни патриотические?».
— А в самом деле, как? При этом ненавязчивые.
— Спасибо за подсказку. Действительно, удалось без этого: «Да! Я люблю родину!» До их вопроса я ни разу не задумывался о патриотизме. Просто делал все от души, по велению сердца. Узбекистан — страна с богатейшим наследием. Без ложной скромности: откуда алгебра началась, откуда — астрономия, медицина и так далее? А какая у нас красота неописуемая, архитектура, природа, цветущий край... Взять Шахрисабз. Я действительно люблю Шахрисабз, это же не просто город. Это, на минуточку, город рождения великого Тимура. Самарканд — вообще чудо света, а я его воспел, как мог.
— И все же не скромничайте. Для многих жителей постсоветского пространства вы главная ассоциация с Узбекистаном, бренд. Скажи кому-нибудь: «Узбекистан», — в ответ пропоют про «Учкудук, три колодца». А сейчас о вас говорят еще активнее: все-таки в следующем году «Ялле» исполняется 50. Отмечать будете?
— Да, думаем о юбилейном туре, постараемся охватить как можно больше городов.
— Перед этим вам предстоит еще праздник. Это интервью приурочено к вашему дню рождения, так что не могу не спросить: дни рождения свои любите?
— Сказать честно — полюбил после сорока, когда второй раз женился. Начался новый этап моей жизни, и с этого момента я стал любить свои дни рождения. Потому что как моя жена их устраивает и организовывает! Каждый раз что-то придумывает, особенно на круглые даты, а их набралось. Она в вопросах организации праздников просто профессор. Так что да, теперь люблю.
— Лучший подарок, который вы получали в жизни?
— Рождение внучки. (моментально улыбается) У меня день рождения 16 апреля, а моя старшая внучка родилась 20-го, на четыре дня позже. Это был такой подарок! Самый великий подарок.
— Какой вы дедушка? Строгий или из вас веревки можно вить?
— Ой, мне кажется, самый нестрогий. Просто любящий. Вижу, таю и радуюсь.
— Сколько у вас внуков?
— У меня трое, и все — девочки. Это прекрасно! Видите, я поздно стал дедушкой, может, поэтому так обостренно и эмоционально все воспринимаю. А еще нас в семье было пять братьев и одна сестра. И внуки первые у наших родителей были мальчишки. Я помню, мама говорила: «Ну, Боже мой, кто-нибудь родил бы мне девочку!» Вот, дождались, спустя столько времени. (смеется). Когда узнал, что у меня будет внучка, был счастлив. Это такая радость. Какое б настроение ни было, что бы ни было, вижу их — и все забывается.
Недавно одной из внучек исполнился год. Мы отмечали, и как она себя вела! Просто супер! Она радовалась, она танцевала, ко всем шла. На высочайшем уровне.
— Извините, есть в кого. Это чисто генетическое. У вас все в династии прекрасно умели себя вести. Все ваши братья и сестра — артисты. Мама Шоиста Саидова — певица. Папа Карим Закиров — вообще солист Большого театра имени Навои. Каково расти в такой семье?
— У меня было удивительное детство. Я помню, когда был совсем маленький, у нас была хорошая традиция ходить в субботу и воскресенье к папе в театр. Всю европейскую классику, балеты, «Доктора Айболита» мы знали наизусть. Помню атмосферу закулисья. Это был особый мир. В театре собралась удивительная труппа, очень разношерстная, многонациональная, и там я узнавал, что есть разные национальности. К нам подходили и общались великие артисты, но понимать это я стал позже, конечно.
— На кого-нибудь из родных мечтали быть похожим?
— Знаете, мой дед Саид был удивительной личностью. Он знал семь языков, владел печатными цехами, а еще у него было такое увлечение — он любил строить дома, и чтобы непременно был водоем. А самое главное, вокруг водоема сажал яблони, обязательно красные. И когда яблоки поспевали, просил слуг трясти деревья, чтобы бассейн покрывался яблоками, как большая-большая ваза. Представляете, какая красота, какая фантазия! Я не видел его, но мне рассказывали о нем родственники. И когда они говорили, что я похож на него, мне это так нравилось...
А моя творческая совесть — это мой старший брат, Батыр Каримович Закиров, единственный узбек, который выступал на сцене Олимпии. Когда он пел, у него глаза сияли, как два прожектора.
— Как в школе относились к тому, что вы из такой необычной семьи?
— В первом классе у меня была кличка «артист», потому что я сын артиста. (улыбается). Учителя считали, что раз я сын Карима Закирова, значит, должен петь на школьных мероприятиях. Ну, пел. Неплохо получалось.
— Каким вы были ребенком? Принято думать, что в музыкальной семье с раннего возраста страдаешь за фортепиано.
— А вот нет! Папа часто говорил: «Кто-нибудь из вас получил бы нормальную профессию. Ты, наверное, хорошим хирургом был бы». Поэтому никто нас музыкой заниматься не заставлял. У нас, конечно, был инструмент, иногда я подбирал что-то — «Кармен», например. Или, знаете, я ведь маленький был и во время спектаклей не видел оркестр, но видел дирижера. Для меня это было чудо: выходит дирижер, берет палочку, и льется музыка. Он колдует! И помню, я потом домой прихожу, ставлю пластинку и дирижирую. То есть уже я творю колдовство. Но на этом все. Музыкой я стал заниматься после восьмого класса только. И когда поступил в музучилище, стал понимать папу, какой музыкальный мир загадочный и сложный. Он же все это прошел — и черное, и белое — и был уверен: не дай Бог этот путь выбрать и быть посредственностью.
— Многие считают, что учить ребенка музыке нужно с ранних лет. Вижу, вы с этим утверждением не согласны.
— Учить с четырех-пяти лет нужно, только если есть выдающиеся природные данные. Если ребенок вундеркинд и ему это нравится, тогда есть смысл заниматься. А иначе это мучение. Сколько гамм надо сыграть, чтобы выучить элементарную пьесу. Титанический труд. А усидчивость какая нужна! Пусть лучше ребенок подрастет и сам захочет. Талант либо есть, либо нет. В том же училище смотришь: он приехал из кишлака. Он вообще никогда не видел инструмент. А буквально через три года сочиняет симфонии.
— Вы сами когда начали сочинять?
— Лет в 15, когда научился чуть-чуть играть на гитаре. Мне долго хотелось написать песню для Батыра Закирова. Это был такой юношеский максимализм — сочиню что-то и думаю: «Вот это песня, он бы ее спел!». Конечно, это было наивно. Он говорил: «Братишка, это еще сыро, надо учиться». Его слова дали трамплин для экспериментов. Я думал: «Что бы такое сочинить?». И только годы спустя брат говорит: «Слушай, оказывается, у тебя есть такая-то песня. Можно я спою?». Вы не представляете, что у меня внутри творилось. Такое состояние, я думал, все разорвется! Это же мой старший брат, мой кумир! Но сдержался, ответил, шутя: «...Ладно. Разрешаю».
— Как вы пишете музыку? Это моменты вдохновения, когда муза вселяется в вашу голову, или тяжкий труд?
— И то, и то. Без вдохновения не обойтись, но есть момент сочинительства, и это действительно работа. Я в основном пишу музыку на слова, они подсказывают характер, настроение, ритм. Иногда пишу долго. В 1985 году Батыр Закиров умер и под подушкой нашлись его последние стихи. Мне захотелось написать к ним музыку, но год ничего не получалось, а потом вдруг за один вечер возникла песня.
А иногда пишешь за сорок минут. Так было с песней «Учкудук». Учкудук — далеко не поэтический, промышленный город, но он превратился в песню, благодаря Юрию Энтину. Энтин — великий поэт, у него особенный взгляд.
Представьте: мы едем, пустыня бесконечная, и — раз! — появляется этот городок. Юрий Сергеевич смог увидеть здесь романтику. Он обошел его буквально за полчаса и вернулся со словами: «Ребята, я, кажется, гениальные стихи написал! Надо сочинить». Все уже ушли обедать, а я остался и, хоть был уставший, не до песни, взял гитару. Состояние такое: пустыня, жарко... И в связи с этим мелодия возникла. Наиграл, Энтин говорит: «О! Вот так оставим!» Я: «Юрий Сергеевич, шутите?». Он: «Нет, вот так. И надо сегодня петь».
Наш музыкальный руководитель Рустам Ильясов опешил: «Ну как так, ни аранжировки, ни партитуры нет». А Батыр Каримович ответил: «В этом же вся прелесть!».
И действительно. Знаете, мы привыкли к аплодисментам после концерта, что приходят поклонницы с цветами. А тогда я открываю дверь гримерки, а там — человек пятнадцать мужчин. «Ребята, вы не представляете, что вы сделали! — и жмут руку. — Вот просто спасибо». Этого я никогда не забуду.
— И завершая нашу беседу: у вас необычный, но элегантный и безупречный стиль одежды. Кто повлиял на ваш вкус?
— Ох, разве я смогу сразу ответить....(после паузы). Эталон — мой брат, моя семья, и это все годами... Я понимал, что образ — это мой посыл людям. Сценическое поведение состоит из многих нюансов, и внешний вид — один из них. Все эти законы надо соблюдать, потому что сцена — святое место. Можно заплатить миллиарды, чтобы на нее выйти, а публика тебя не полюбит. Сцену надо заслужить, и уважение публики для меня — Божий дар, ответственность. Разве я могу, зная это, нести что попало или плохо выглядеть?
Данара Курманова
