Пространство сцены — это пространство бессознательного, близкое к пространству сна. У нас никто не выходит из-за кулис и не уходит за кулисы, потому что в моих снах никогда не бывает, чтобы персонажи входили или выходили из кадра. Фрейд говорил, что пространство сна наполнено символами, их расшифровать может только сам человек, которому они снятся. Героиня «Болилока» Элис испытывает вину за то, что в детстве случайно подожгла дом родителей. Об этом она говорит со своими куклами — частью ее души. Куклы попадают внутрь Элис и видят пейзажи ее внутреннего мира. Еще в детстве я был уверен, что внутри нас существует несколько миров, а «снаружи» мы видим только часть одного из них. Персонажи то и дело перепревращаются. Их превращения — ручная работа. Совершив путешествие внутрь себя, Элис понимает, что ее чувство вины было ложным.
Горящий дом — мое личное наваждение, связанное с воспоминаниями детства. У моей семьи был дом в Савойе. Конец войны, партизаны убили немецкого солдата. Немцы в отместку решили сжечь 12 домов, в их число попал дом моих родителей. Мы с мамой ушли в горы к партизанам. С горы я смотрел, как немцы взрывали дома. Видел, как взорвался наш дом. В том возрасте мне показалось это скорее забавным, чем трагичным.
Моя жена Мэри была танцовщицей, когда я ее встретил. Она открыла мне глаза на движение, на работу с живым человеком. Например, когда мы репетируем танец, мы показываем актерам химическую реакцию между двумя веществами, и тогда необходимая пластика танца становится им понятней. До Мэри я был замкнутым человеком. Кукла стояла между мной и миром. Я за нее прятался и все время от чего-то бежал. Когда мне было 20, мы с приятелем отправились на малолитражке в кругосветное путешествие на четыре года и везде снимали кино о кукольных театрах. Это тоже было бегство. У меня было наваждение: когда мы въезжали в новый город, мне казалось, что этот город только что создан специально для меня и когда я из него выеду, он будет разрушен. В какой-то момент я понял, что надо разобраться с этой паранойей и занялся психоанализом, обложился книгами Фрейда и исследовал свои сны. Я проглотил кучу литературы по психоанализу! Когда идешь внутрь себя, прежде ухватываешься за неправильное толкование. Когда я хватался за неправильное толкование, у меня все тело начинало чесаться. Нащупывал правильное — чесотка проходила. И так 9 месяцев. В итоге я нашел то, что тянулось из раннего детства. С того момента мой театр сконцентрирован вокруг путешествий человека внутрь себя. Мы с Мэри используем наши сны как материал будущих спектаклей. Но на сцене — не постановка наших снов, а сюрреализм, близкий к пространству сна, осознанного через театральное искусство. Я радуюсь, когда зритель готов углубиться в это плавание воображения, радуется открывшемуся простору.
«Болилок» — раньше название всегда что-то обозначало. Сейчас меня интересовали созвучия. «Болилок» — красиво звучит! К тому же — никакой проблемы перевода.
Екатерина Васенина
