Флоренция – опасный город. Особенно для людей впечатлительных. Это в своё время ощутил Стендаль, побывавший здесь в 1817 году.
«Когда я выходил из церкви Санта-Кроче, у меня забилось сердце, мне показалось, что иссяк источник жизни, я шёл, боясь рухнуть на землю…»,
– так описывал он свое состояние в книге «Неаполь и Флоренция: путешествие из Милана в Реджио».
Более чем полтора столетия спустя, с легкой руки итальянского психиатра Грациэллы Магерини утвердился термин «синдром Стендаля» – расстройство психики, вызванное воздействием выдающихся произведений искусства.
«Будьте осторожны во Флоренции!»
(рисунок: CuriousRambler.com)
Этим термином по итогам исследования многочисленных подобных случаев, которые произошли после знакомства с архитектурными, живописными и скульптурными богатствами Флоренции, она назвала возникающие головокружение, учащённое сердцебиение и даже галлюцинации.
Флоренцией, конечно, синдром не ограничивается (хотя его ещё именуют и «флорентийским») – я, к примеру, испытал нечто подобное внутри Миланского собора. Спустя какое-то время тогда возникло ощущение ужасной усталости, словно под воздействием некоего энергетического вампира, и неприятное головокружение. Пришлось даже присесть на деревянную скамейку, предназначенную для паствы. Всё это не проходило довольно долго, даже в ходе последующей замечательной прогулки среди шпилей собора, на свежем воздухе…
Довелось мне быть свидетелем аналогичного состояния и в насыщенном живописью и скульптурой ватиканском Соборе святого Петра. Так что Магерини знала, о чём говорила.
В центре города
Она, к слову, сделала и ещё ряд выводов. Один из них: «флорентийскому синдрому» сильнее подвержены люди образованные, причем те, кто бродит среди соборов и по музейным залам в одиночку, без спутника. Второе: он не страшен приезжающим в этот город итальянцам – эти привыкли к разного рода зодческим и живописным шедеврам, которыми так богаты многие итальянские города. Для них это нечто вроде прививки – хотя такой густой концентрации произведений искусства и архитектурных жемчужин, как во Флоренции, не встретить нигде.
«Я видел шедевры искусства, порождённые энергией страсти, после чего всё стало бессмысленным, маленьким, ограниченным…», – так объяснял Стендаль свои не слишком приятные ощущения, возникшие по выходе из знаменитой францисканской церкви.
В качестве отступления заметим, что исконный француз Анри Бейль, писавший под псевдонимом Стендаль, так полюбил Италию, так сросся с ней, что в своём завещании велел написать на могильном камне следующий текст – на итальянском: «Арриго Бейль. Миланец. Писал. Любил. Жил». Что и было в точности исполнено, в чём можно убедиться, побывав на парижском кладбище Монмартр.
Хотя писатель совершал длительные путешествия по Италии, даже публиковал солидные путеводители, именно Милан стал на много лет его родным домом, где он плодотворно работал. В обиходе же его имя (точнее – псевдоним) больше ассоциируется не с Миланом, а с Флоренцией.
…Сегодня церковь Санта-Кроче смотрится беломраморным готическим шедевром. Во времена Стендаля внешний вид базилики был скромнее: мрамором фасад был облицован спустя несколько десятилетий. Но на писателя с его тонкой душевной организацией произвело сильнейшее впечатление то, что скрывалось внутри.
Церковь Санта-Кроче
Бесчисленные росписи на стенах и потолке, в том числе и кисти Джотто, живопись и фрески, два ряда ажурных арок в главном зале, подводящих к роскошному алтарю и изысканному витражу позади него; множество барельефов, среди которых выделяется знаменитая работа «Кормящая мадонна» Росселино; наконец более трёхсот пышных надгробий: Микеланджело, Галилей, Макиавелли, Россини, члены династии Медичи и даже со-изобретатель радио Маркони.
Интерьер базилики
Неотъемлемой частью церкви стали 16 капелл. Самая пышная – капелла Пацци, банкира, заказавшего семейную молельню прославленному зодчему (и одновременно ювелиру и скульптору) Филиппо Брунеллески.
Часовня сохранила только имя, но не тело несчастного банкира – его потомки затеяли дворцовый переворот, убили нескольких государственных мужей, но потерпели жестокую неудачу. Некоторые были растерзаны толпой, другие повешены. Не пощадили и останков их предка-банкира – их выбросили в реку.
Капелла Пацци
Одно утешение – тем самым тот встал на одну ступень с Данте Алигьери: его надгробие превратилось в кенотаф, то есть гробницу, в которой отсутствует тело. У величайшего поэта здесь тоже есть кенотаф. Величественная пустая гробница украшена скульптурой самого Данте и двумя аллегорическими статуями – всё из белого мрамора.
«Дизайн» гробницы был доверен талантливейшему Джорджо Вазари. Произведениями искусства стали и другие гробницы…
Не мудрено, что от всех этих картин и скульптур голова могла пойти кру́гом. Хотя один мой коллега в стрессовых ситуациях в шутку говорил, что «голова идет круго́м». Как бы там ни было, Стендаль вышел из Санта-Кроче не только ошеломленным от переизбытка художественных впечатлений, но и носителем синдрома собственного имени.
Его вполне можно понять. Когда попадаешь в центр Флоренции, тебя буквально обступают многократно виденные шедевры. Последний раз – в фильме «Инферно».
Криминальный сюжет завязывается именно здесь, в одном из самых прославленных городских строений – Палаццо-Веккьо. Профессор Лэнгдон, герой Дэна Брауна, взяв в союзники Данте Алигьери в лице его маски, затевает тут свою битву со злодеем, задумавшим «в гуманистических целях» умертвить половину человечества путём отравления. (Уж не предвидение ли это нынешней пандемии?..).
Палаццо-Веккьо
Действие стремительно несёт вас с профессором по Палаццо-Веккьо. Сбоку, изнутри, даже сверху вы видите мощные прямоугольные формы краснокирпичного здания-крепости, которое дополняет почти стометровая башня. Потом вы сможете неторопливо сравнить показанное в ленте с реальностью.
Вот торжественный Зал пятисот, где некогда принимались важные решения. Его стены покрыты монументальными многофигурными фресками на батальные темы кисти Микеланджело Буонаротти и Джорджо Вазари.
Роспись потолка в Зале пятисот
Потолочные панели повествуют о свершениях Медичи. От обилия фресок, украшающих стены и потолки многочисленных залов второго этажа, может зарябить в глазах. А ещё скульптуры… В частности, цветной бюст Макиавелли.
Имеется ещё внутренний дворик – с фонтаном, резными колоннами, арками и видами различных городов на стенах. У входа-выхода вы задержитесь подле пятиметрового белоснежного Давида, столь знакомого по Пушкинскому музею.
Напротив – ещё более могучий Геракл, низвергающий огнедышащего силача-великана (и сына бога огня Гефеста, между прочим) Какуса – тот не только промышлял людоедством, но и посмел похитить у Геракла его быков. И был за всё это наказан, что и запечатлел скульптор Баччо Бандинелли, строго следуя модели, сделанной Микеланджело...
Давид и Геракл
Вы в очередной раз запрокидываете голову, не в силах оторваться от легендарного облика Палаццо-Веккьо. Для начала XIV века, когда дворец был построен, это было вообще нечто фантастическое. Да и теперь может внести вклад в формирование «флорентийского синдрома».
Замечаете любопытную деталь: на стене основного корпуса зубчатка прямоугольной формы, а на ярусах башни – «ласточкины хвосты». Что это – дипломатическая уловка? Или упомянутый в очерках о Милане тезис о «про-папской» и «анти-папской» зубчатке не имеет под собой основания?
…Вся территория у стен Палаццо-Веккьо уснащена скульптурами и композициями.
Скульптурный аншлаг
Но, словно растолкав многочисленные статуи времен Возрождения, которые соседствуют с древними стенами дворца-крепости, утвердилась лихо несущаяся, циклопических габаритов золотая черепаха. На начищенном до блеска панцире сидит юный возница, едва удерживающий её натянутыми вожжами.
Даже черепахи в XXI веке обретают стремительность? Возможно, это хотел сказать автор скульптуры бельгиец Ян Фабр.
Гонки на черепахах?
Грандиозная выставка из сотни его произведений удостоилась чести быть представленной на улицах Флоренции. Чтобы ещё раз показать, что эпицентр ренессанса живет не одним только прошлым?..
И всё же сюда приезжают, чтобы в первую очередь пообщаться с шедеврами ушедших времен. Подробно описывать все их нет необходимости, на то есть путеводители. Но и не назвать некоторые невозможно.
Так, буквально из-за каждого историко-архитектурного угла высовывается краешек гигантского, крытого тёмно-красной черепицей купола. Это не только символ Флоренции (ещё один), но и всего раннего Возрождения. Собор Санта-Мария-дель-Фьоре, или попросту Дуомо.
Его затеялись возводить в конце XIII века как непревзойденный в христианском мире. Но то умирали заказчики, то зодчие, то кончались средства, так что строительство стопорилось порой на десятилетия.
Собор Санта-Мария-дель-Фьоре
В итоге за дело взялся великий новатор Брунеллески, который для завершения стройки – укладки невиданного по размерам купола предложил революционное инженерное решение: сделать его пустотелым, опирающимся на мощные рёбра. При этом не строго сферическим, а стрельчатым.
И расчёты его блистательно оправдались. Собор был «введён в строй» и освящен папой Римским в 1436 году, хотя интерьер и фасад Дуомо доделывались почти до конца XIX века.
Фрески, скульптурные надгробия, роспись на огромном циферблате часов надолго задержат вас внутри собора. И сейчас, заметим, одного из крупнейших в Европе, а изначально – и вообще самого вместительного.
Интерьер Дуомо
Облицовкой фасадов в одной цветовой гамме (в основном белый мрамор, но также зелёный и розовый) единым ансамблем с Дуомо смотрятся баптистерий (крестильня) и Кампанила – Башня Джотто.
Приземистый, мощный восьмигранный баптистерий намного старше собора. На протяжении столетий в нём крестили всех новорожденных горожан. Ещё снаружи вас задержат изысканные рельефы, которыми уснащены двери трёх входов.
Восемь граней купола, опирающегося на образующие нефы колонны, покрыты картинами из жизни святых. Своеобразным бордюром, отделяющим свод от стен, служит длинный ряд ликов святых.
Знаменитый баптистерий
Третий компонент ансамбля, башня, носит имя её великого проектировщика и первостроителя. К несчастью, зодчий скончался спустя три года после начала стройки, и её продолжали и завершили другие – в середине XIV века.
Отдавая дань уважения Джотто, его вкладу в это строительство, колокольню навсегда связали с его именем. Это ведь он успел возвести первый ярус, щедро украсив его резными панелями, ромбами, статуями…
Красоты – на каждом шагу
Вы встретите ещё немало старинных храмов. В какие-то зайдете – чтобы восхититься архитектурой и фресками, или, попав на время службы, оказаться во власти всепроникающих звуков органа.
По пути вам попадутся ещё дворцы и музеи. Но, конечно, главным рассадником «синдрома Стендаля» служит галерея Уффици. Он исподволь может сформироваться под напором творений Джотто, Леонардо да Винчи, Боттичелли, Рафаэля, Тициана, Тинторетто, Рубенса, Рембрандта…
Видимо, стоит подумать о том, чтобы «принимать искусство» дозированно, частями.
У галереи Уффици всегда многолюдно
Очень образно об испытанном душевном напряжении сказал Саша Черный:
«В картинных галереях – в вялом теле
Проснулись все мелодии чудес,
И у мадонн чужого Боттичелли,
Не веря, служишь столько тихих месс...»
В одном из залов галереи
Шедевры требует перерыва на свежий воздух, и, пройдя между колоннадами Лоджии Синьории и самой галереи, вы выбираетесь на набережную широкой и степенной Арно. С реки тянет влажным и прохладным лёгким ветерком, что особенно приятно в жару.
Справа вы видите (как уже не раз здесь) тоже нечто знакомое – растиражированный в кадрах кинолент, на открытках, декоративных тарелках и ещё бог весть на чём Понте-Веккьо, живописный старинный мост через реку.
Прославленный мост Понте-Веккьо
Колоссальную популярность он снискал не столько мафусаильским возрастом, сколько своей живописностью: средневековый путепровод являет собой нечто вроде городской улицы, с трехэтажными домами по обе его (или ее?) стороны.
В этих строениях сегодня ювелирные и сувенирные магазинчики, хотя изначально, в давние времена, тут была вотчина торговцев мясом. Толпа туристов, по плотности сродни нашей в пиковые часы в метро, но улыбчивая и расслабленная, неторопливо тянется по мосту-улице.
К счастью, между торговыми павильонами находится просвет, позволяющий подойти к каменному парапету. Главное, не зацепиться за дополнительную металлическую изгородь с острыми пиками, которую облюбовали охваченные чувствами молодые люди: она вся увешана мириадами крошечных замочков, ключами от которых наверняка усеяно дно Арно. Нам уже незачем вешать замочек – мы пришли, чтобы полюбоваться открывающейся отсюда перспективой.
Полноводная Арно
В отдалении виден еще один мост, конечно, не столь живописный, как наш Понте-Веккьо, без всяких надстроек. А вот следующий мост едва просматривается в дымке – столь любимом многими итальянскими живописцами сфумато.
Похоже, эта романтичная дымка не прошла мимо внимания и Александра Блока. Стихотворение, начинающееся словами: «Флоренция, ты ирис нежный», он завершает так:
«Но суждено нам разлучиться,
И через дальние края
Твой дымный ирис будет сниться,
Как юность ранняя моя».
Хотя вот в глазах французского писателя Мориса Ростана город предстает в более чётких очертаниях. Он пишет о «нежно лучезарной атмосфере Флоренции, где сам воздух, словно полон гармонии». А сфумато он сохранит для лиричного описания предночной Венеции: «В лиловой дымке спускался вечер, и потемневшие дворцы словно развешивали в воздухе симметричные ряды звёзд…»
Мы непременно вспомним об этом описании, когда будем там, но пока мы во Флоренции.
Мы ещё дойдем до супердворца Палаццо-Питти – самого масштабного в городе, начиненного музеями. Три высоченных яруса его фасада, выложенного грубо обтесанным, плотно пригнанным бордовым камнем, выглядят сурово, даже надменно в сравнении с колоннадами, аркадами и барельефами других дворцов.
Палаццо-Питти
Нет, знакомство с его художественными богатствами придётся отложить до лучших времён. А пока – ополоснуть лицо из колонки с ледяной водой. И в стоящем рядом киоске обрести наконец традиционный сувенир-«памятник» – белую керамическую пивную кружку.
Правда, с надписью не «Флоренция», а «Пиза», в виде прославленной башни. Причём, накренённую не под ее реальным углом в три с половиной градуса (что может соотноситься с крепостью напитка, для коего кружка предназначена), а под куда более острым, градусов в тридцать. Что это – намёк на крепость алкоголя, который следует в неё наливать?...
Между тем сходство с символом Пизы долженствуют подчёркивать стилизованные ряды ярусов-галерей по всей её окружности. Неужели единственным объяснением того, что после интенсивных поисков в городе обнаруживается лишь иногородний сувенир такого рода, может служить стремление напомнить о славной средневековой виктории Флоренции над Пизой?
Многозначительный сувенир
Хотя возможно: этой победе посвящена экспрессивная композиция в одном из здешних музеев – «Триумф Флоренции над Пизой». Автор, один из провозвестников маньеризма, итальянский скульптор Жан де Булонь (он же Джамболоньи) изобразил прекрасную и довольно легко одетую юницу, олицетворяющую Флоренцию, которая, повергнув наземь здоровенного бородатого силача, без видимых усилий вывернула ему руку и ещё победоносно уперлась тому в спину прекрасной коленкой.
«Триумф Флоренции над Пизой»
Так что сосуд с красной надписью «Пиза» по зеленой траве, обрамляющей основание падающей башни, вполне уместен в качестве напоминания о всепобеждающей Флоренции – будь то схватка с мифическим силачом или могущественный «флорентийский синдром».
Владимир Житомирский
