В России вышла восьмая история поттерианы — «Гарри Поттер и проклятое дитя». Подготовка издания не обошлась без споров вокруг перевода. Наталья Ломыкина поговорила с Марией Спивак о религиозном культе Гарри Поттера и читательских правах маглов и муглов.
Перевод Марии Спивак был выбран издательской группой «Азбука-Аттикус» как официальный для всех книг поттерианы в 2014 году. Но появление восьмой истории саги — пьесы «Гарри Поттер и проклятое дитя» — вызвало новую волну ожесточенных споров вокруг перевода книг Джоан Роулинг. При этом претензии противников Марии Спивак по-прежнему сводятся, в основном, к именам героев. Между тем первую книгу саги Мария переводила еще в 2000 году для своего маленького сына и, включившись потом в шутливое состязание переводчиков на фан-сайтах, едва ли предполагала, что за языковые находки, сделанные тогда, фанаты будут упрекать ее спустя 16 лет. Петицию с требованием отстранить Марию Спивак от перевода пьесы в интернете подписало около 60 тыс. человек. Между тем всего за неделю после выхода книги было продано более 300 тыс. экземпляров — и это абсолютный рекорд для современного российского книгоиздания.
— Маша, с тех пор как вы закончили переводить седьмую книгу про Гарри Поттера, все-таки прошло довольно много времени. Какие были ваши личные читательские ощущения, когда перед вами вдруг оказалась вот эта новая история?
— Ой, честно говоря, у меня даже не было времени осознать масштаб происходящего, как мне уже вручили переводить пьесу. Хотя, когда я узнала, что восьмая история в принципе будет, я отнеслась к этому довольно скептически. Мне казалось, что все уже сказано давно про Гарри Поттера и вряд ли может быть что-то интересное дальше. И когда я, буквально только открыв эту книгу, вдруг увидела, что их жизнь снова продолжается, для меня это стало чем-то поразительным. Совершенно по-человечески, не как для переводчика, а как для читателя, который вдруг с изумлением увидел, что все может продолжаться дальше. Это меня действительно потрясло. То есть перевод отдельно, работа отдельно, а вот это личное потрясение было таким, читательским, будто я и не перевожу ничего.
— А что с переводом? Мне показалось, что переводить пьесу значительно легче. Текст у Торна и Тиффани все-таки гораздо проще, а все заклятия и прочая магическая атрибутика давно уже переведена.
— Это не совсем так. Текст должен быть очень легким и разговорным, но в то же время там все серьезно. И не только потому, что это пьеса и авторской речи здесь нет. Просто эта книга мне показалась даже более серьезной, чем все семикнижие. Здесь все время говорятся какие-то очень простые слова, но в то же время идет постоянно очень сложная... даже не история, нет... вся жизнь. Понимаете, за этими простыми словами вся жизнь, все самые важные вещи, которые только бывают. И эта общечеловечность меня все время очень удивляла.
— Мне кажется, что эта история самая универсальная из всех. Она написана с полным осознанием того, что и герои повзрослели, и первые читатели поттерианы давно выросли.
— И не только первые (смеется). Вы правы, она действительно самая универсальная из всех, несмотря на то, что это пьеса, к тому же, очень просто написанная. Это больше всего и удивляет: в тексте нет абсолютно ничего особенного, а впечатление от всей истории сильное.
— Маш, а вам пришлось перечитывать прежние истории для точного перевода деталей? Например, историю с Тремудрым турниром и Седриком Диггори.
— Только вкратце, потому что в пьесе происходит не совсем то, что в «Кубке огня», события в точности не повторяются. Наоборот, чем больше дети пытаются что-то наладить, тем хуже получается и тем сильнее меняется происходящее.
— Так получилось, что я буквально вчера общалась с одной мамой, которая долго обсуждала с детьми как раз книгу «Гарри Поттер и Кубок огня» и именно историю с Седриком Диггори и его напрасной жертвой. На что я ей ответила, что не только их этот эпизод волнует — вот Роулинг построила на этом всю новую историю.
— Думаете? У меня, честно говоря, такой мысли не возникало. Здесь показано очень хорошо, что в жизни бывает всякое, в том числе нелепое, случайное, напрасное и бессмысленное, но ты этого все равно уже не изменишь и не нужно их менять, потому что все уже произошло. Случился целый ряд событий, из которых у других людей складывается целая жизнь. И, в конечном итоге, для детей, которые пытались повернуть время вспять и все изменить, это становится главным уроком.
— Кстати, об изменениях. Знай вы заранее, что сына Гарри Поттера назовут в честь Альбуса Думбльдора и профессора Злея, перевели бы вы его имя иначе? (в официальном переводе Злей потому и стал Злотеусом, а не Злодеусом, что к этому моменту уже были известны все перипетии последних томов саги — прим. ред.)
— Это сложный вопрос, потому что надо понимать, что я начинала это переводить уже очень-очень давно (в 2000 году — прим. ред). А я тот человек, который вообще любит все менять. Так что я бы сейчас уже перевела все совершенно по-другому в любом случае.
Ситуация сложная, потому что изначально перевод «Гарри Поттера» был просто литературным переводом. Во многих странах при переводе первой книги меняли очень многое — и имена, и названия. Например, я знаю, что норвежские переводчики все очень серьезно переиначивали под свои реалии, просто чтобы детям было понятнее. И так делали, наверное, многие другие. Но с тех пор книга стала мировой. Это настолько значимый культурный феномен, что должны произойти какие-то изменения — мы должны вернуться к английскому варианту. Хотя, конечно, потеряются многие шутки, поскольку все-таки имена и ситуации там игровые... В общем, для меня пока так и остался до конца нерешенным этот вопрос. Сейчас уже мне кажется, что должен быть единый мировой канон во всем, что касается имен и названий. Хотя во многих странах имена адаптированы, но нигде нет с этим проблем, в отличие от нас.
— Ну неправда. Я вам скажу, что, например, во Франции, где официальный перевод всегда был один, об имена и названия не меньше копий сломано.
— Правда? Ну я рада, что это не только у нас (смеется).
— Маша, а как по-вашему, почему так изменилось восприятие текста, когда ваш перевод стал официальным и перестал быть любимым альтернативным переводом Эм.ТойСамой?
— Он стал нелюбимым, к сожалению. По-моему, это вообще обычная история у нас — все официальное становится нелюбимым. Таким раньше был «Росмэн», теперь стала я. Это как-то естественно. И более того, всегда в интернете существует несколько вариантов переводов, одним нравятся эти больше, другим — другие. Но вот, скажем, «Алисы в стране чудес» сколько было вариантов? И выглядели ведь они совершенно по-разному, как будто разные книги. И то, что они могли разом все существовать, кажется мне очень правильным. Но только в том случае, когда речь идет о литературе, о книге. Другое дело, и это уже ощущение мое личное, что коль скоро разрешен только один официальный перевод, нужно, чтобы во всем мире все было одинаково. «Гарри Поттер» — это уже не чисто литературное произведение, а нечто большее, сродни религиозному культу. И раз это вселенная Гарри Поттера, нужен какой-то общий знаменатель.
— То есть вы в какой-то степени понимаете тех, кто уперся в имена и строчит петиции?
— Я не очень понимаю тех, кто уперся в «росмэновские» имена, потому что они так или иначе переделанные и не очень удачные. Почему сейчас существует только один официальный перевод? Раньше могло существовать хоть пять, хоть шесть, сколько угодно вариантов, и, с точки зрения литературы, мне кажется, это единственно правильное решение, чтобы для каждого существовало что-то свое. Но так не бывает теперь. И что должно быть, я, честно говоря, не знаю. Именно поэтому самым оптимальным вариантом кажется, чтобы было так же, как по-английски. Может быть, с пояснениями, а может и без. Хотя, безусловно, что-то потеряется. И людям в издательстве это кажется очень обидным, они со мной не согласны. Не то чтобы я борюсь за то, чтобы что-то менять — я на это не готова сейчас, это очень тяжелая работа. Но то, что это стало некой проблемой, для меня, по крайней мере, очевидно. Хотя, повторюсь, мне это вообще свойственно: если возвращаться к каким-то переводам, а не забывать о них, я буду все время все менять. Тоже непонятно, хорошо это или плохо. Так или иначе, где-то должен быть предел (смеется).
— Маша, а коль скоро ваш перевод тот самый официальный, общаетесь ли вы с самой Джоан Роулинг?
— Нет, нисколько. Не думаю, что она вообще обо мне знает что-нибудь.
— Я вас уверяю, что знает — переводы поттерианы отслеживаются. Скажите, а пьесу вы видели?
— Нет, к сожалению. Может быть, удастся. Вообще, это было бы интересно, потому что пока даже как текстовый, сценарный вариант это удивляет, я бы даже сказала, поражает. Ясно, что на сцене пьеса воспринимается совершенно иначе, но когда читаешь, кажется, что сильнее уже невозможно. Роулинг все-таки человек гениальный.
— Чем вы сейчас занимаетесь? Что у вас в работе?
— Вот я закончила «Гарри Поттер и проклятое дитя». До этого была книга Энн Тайлер «Катушка синих ниток» — ее переводил мой сын, а я была редактором. Это был первый такой опыт в моей жизни, очень для меня важный. А до этого я переводила Бойна «Мальчик на вершине горы». Честно говоря, ждала большего. Видимо, после «Мальчика в полосатой пижаме», которая все-таки сильнее. Это вот последнее мое личное. А дальше все Гарри Поттер. И сейчас, возможно, будет еще одна работа. То, что уже вышло как фильм — «Фантастические твари и где они обитают», хотят перевести и выпустить. Хотя с этим фильмом ведь тоже странная история. Там половина переведена моими именами, половина не моими, непонятно пока, как с этим дело иметь.
— То есть все снова упирается в имена. Маша, давайте все-таки проясним этот момент. Вот те люди, которые пишут и подписывают бесконечные петиции, адресуя их почему-то лично вам, к кому на самом деле должны обращаться? Насколько я понимаю, правообладателем является издательство и итоговые решения принимаете не вы.
— Это истинная правда, но это почему-то никого не интересует. Они все равно с удовольствием пишут мне, чтобы я сдохла. Видимо, все-таки считают, что все это относится непосредственно ко мне.
— Маша, ну вам ли не знать заклинаний! В крайнем случае, экспекто патронум.
— Да, меня это все иногда очень удивляет. Почему люди не в состоянии понять, что даже если бы я сейчас вдруг решила все поменять, это было бы совершенно невозможно. Хотя многие за эти мысли меня осуждают — в конце концов, столько было удачных находок, шуток, языковой игры.... Когда начинаешь обо всем этом думать, становится действительно жаль, ведь из этого тоже состоит книга. Это очень сложный вопрос для меня, очень личный.
— Знаете, я думаю, этот вопрос будет актуален, если в ближайшее время появится девятая история про Гарри Поттера. А в восьмой истории для читателей, по-моему, самое главное, что она вообще есть. После того, как все давно успели попрощаться с поттерианой, эта радость от встречи с полюбившимися героями перекрывает все: ни за что не цепляется глаз, неважно, как именно пьеса написана и как переведена. Важно, что с героями вновь что-то происходит. Они взрослые, они волнуются за своих детей... Эта делающая карьеру Гермиона, наседка Джинни, которая в определенный момент раскрывается совершенно иначе, совершенно расслабившийся в счастливом браке Рон... Словом, искреннее счастье от того, что в этой параллельной вселенной все это время продолжалась жизнь, — это ключевой момент.
— Полностью согласна. При том, что я консерватор и настроена была очень скептически: снова Гарри, да сколько можно... И вдруг, как только я начала читать, все поменялось во мне. Про них узнаешь, как про живых людей. Про хороших знакомых, о которых давно ничего не слышал. И вдруг: вот как выросли, вот как изменились, а эти поженились, вот дети поступают у них (смеется). Что-то такое, абсолютно человеческое, самое банальное. Безо всякой литературы.
— Я много говорила с теми, кто видел пьесу в театре, и у меня лично осталось одно желание — чтобы эту постановку привезли в Россию. Очевидцы говорят о том, что творится на сцене, как о новом уровне чародейства и волшебства. И новом уровне понимания и прочтения текста. И они-то как раз читателям сочувствуют, потому что в этот раз именно нам досталось бледное подобие.
— У меня были такие подозрения, особенно после некоторых авторских ремарок. Хотя мне даже трудно представить, как можно сделать еще сильнее. Хорошо бы, конечно, поехать в Англию — хотя, говорят, билеты раскуплены на два года вперед.
— Зато еще можно купить билеты в Нью-Йорк — пьесу «Гарри Поттер и Проклятое дитя» обещают поставить на Бродвее к весне 2018 года.
— Что ж, можно и так попробовать (смеется).
Наталья Ломыкина
