Вечер. Пивные ручьи бьются о стеклянные стенки бокалов. Гогочут бородатые мужики. Стильные мальчишки в татуировках состязаются друг с другом за внимание хорошенькой стесняшки. Нестерпимо желтый свет заливает бар, в своем убранстве настолько простой, что невольно задаешься вопросом: «В чем же секрет этого заведения?». По-видимому, люди уже давно стали ценить атмосферу и уют больше изысканности.
«Большая волна в Канагаве», Кацусика Хокусай, 1823—1831
Совсем молодой челкастый парнишка с гитаркой залезает на небольшую сцену. Дрожащими руками втыкает в инструмент шнур, подключающий его через микшерный пульт к колонкам, расположенным по разным углам бара. Поправляет микрофонную стойку. Смотрит на администратора в ожидании отмашки. Фоновая музыка стихает, парнишка бьет по струнам и с первых секунд вся публика понимает, что перед ней — Музыкант.
Сыграна буквально пара песен, а в глазах всех присутствующих парнишка уже преобразился в мужчину. Ведь только мужчина способен ласкать гитару так, как это делает он.
«Интересно, на кого он учился?» — задается вопросом один из шумных бородачей.
Ответ очевиден:
— конечно же, на юриста;
— а может быть, сварщика;
— а может быть, и не учился вовсе, а ушел после девятого в колледж, из которого его отчислили.
Нет никаких сомнений, что образование дает доступ к совершенно иному уровню владения каким бы то ни было искусством. Шикарная оранжерея с обилием солнечного света и удобрений позволяет вырастить цветы совершенно невообразимых форм и ароматов. Их красоту невозможно отрицать... И все же ничто так не покоряет мое сердце, как дикий цветок, выросший на холодных ветрах.
«Роза, проросшая сквозь асфальт», — писал когда-то великий Тупак Шакур.
И вот, этот челкастый мальчишка колдует над гитарой и творит настоящую красоту в стенах московского общепита с усатым барменом за стойкой и средненькими бургерами — и никто даже не может объяснить, почему это круто. Он не великий композитор, не виртуозный исполнитель и уж точно не исключительный поэт. Возможно, секрет этих диких роз как раз в том, что на стыке этих искусств — исполнительского, композиторского, поэтического и, пожалуй, еще артистического, — они и находят свою уникальную творческую тропу.
***
В этом и таится источник моей любви к рок-н-роллу. В мире нет более потерянного существа, чем подросток: всю твою жизнь тебе указывают, как правильно и как неправильно. Всегда есть те, кому от тебя что-то нужно по непонятным тебе, в силу недостатка опыта, причинам. Всегда есть буква закона, постоянно желающая возвыситься над его духом.
Но только не в рок-н-ролле. Здесь никогда не нужно доказывать, что правильно, а что неправильно. Если от твоей музыки трясутся жилы и яйца норовят пуститься в пляс, если ради этой музыки ты готов отдать жизнь на сцене, если твоя душа сливается в едином порыве с душами всех присутствующих, то других аргументов не требуется. Именно поэтому из года в год седовласые начальники чешут репу над вопросом, как же направить энергию молодости в полезное русло, а тем временем тысячи и тысячи мальчиков и девочек хватают в руки гитары, барабанные палочки и микрофоны и идут туда, где им никто не станет объяснять, как правильно жить. Туда, где все друг друга понимают без слов. И хотя большинство из них смывает проза жизни, тут и там все равно возникают эти розы, проросшие сквозь асфальт.
Великий Джими Хендрикс — дикий цветок хаоса, выросший где-то на границей между индийской прерией и негритянской плантацией. Сегодня его дух спустился на чувака из какой-нибудь Вологды, который приехал становиться великой московской рок-звездой. И даже если он не станет, сегодня он пожил — и вместе с ним пожили все мы.
Кирилл Савушкин
