По рынку между пестрыми рядами с овощами и прочей снедью, с обширной кормою сзади и с огромными, арбузными скульптурами впереди, плыла бригантина по имени Хася Моисеевна Шефтелевич. Она несла себя так, как не несут себя в море даже шхуны королевского флота, гордо и непобедимо, словно волнорез разбивающая людскую толпу на две части так, что многочисленные посетители рынка отскакивали к прилавкам, сбивая с них помидоры, огурцы и редис.
Позади Хаси Моисеевны шёл её муж Юдик, как и полагается при такой жене, худосочный и ростом с собаку Меера Каца, а она у него не очень крупная.
Юдик нес в охапке яйца. Он нес их нежно, как идише мамэ несет своего еще необрезанного сына, чтобы, не дай Бог, не уронить. Правда, если идише мамэ боится уронить ребенка, чтобы тому не было больно, то Юдик боялся уронить яйца, чтобы не было больно ему, Юдику. Потому что Хася Моисеевна была женщина не то, чтобы строгая, но таки справедливая, а от папы Моисея, кузнеца из местечка Вильнево, унаследовала большой размер ноги, увесистый кулак и совсем не нордический характер.
— И шо это вы такое продаете, женщина? — громогласно спросила Хася Моисеевна у продавщицы, укутанной, не смотря на жару, в пуховый платок.
— Мадам, не придуряйтесь. Вы прекрасно видите, что я продаю помидору, зачем вы мне делаете голову своими вопросами?
— Это я вам делаю голову? Посмотрите на это заезжее шапито! Это вы мне делаете голову, потому что если это помидора, то я военный комиссар! Это разве помидора? У моей покойной бабушки Сары Львовны, дай ей Бог здоровья, была грядка, так вот на этой грядке рос горох, а вот этот самый горох, который рос на грядке, был больше, чем эта ваша помидора!
— Да что же вы такое говорите, мадам! Да чтоб у вас кадухес вылез на голове и сполз на спину! Это где же вы видели такой горох? У меня каждая помидора как арбуз! Я себе знаю, что таких помидору не кушали даже английский лорд, а вы думайте как хочите!
— Только не давите мне на нервы, на них есть кому давить. Я даже стесняюсь спросить, сколько может стоить этот ваш недоспевший арбуз, которым вы нагло называете горох, хотя продаете за помидору.
— Ой, можно подумать! Так бы и сказали, а то разоряетесь без копейки денег. Надо же, строить тут из себя дочь Ротшильда, а потом стесняться спросить за цену. Так вы будете покупать помидору или мне вас забыть навсегда?
— Послушайте, женщина, вы либо меня держите за кого-то своего, либо я не знаю что. Я при желании могу купить весь ваш горох, который помидора, раздать нищим у синагоги, а потом купить еще вас вместе с прилавком и вашим задрипанным платком. Я просто не люблю, когда меня держут за лох ин дер копф и считают, что я тут мимо проходило. Таки почем ваши овощи, женщина? Я их куплю даже если вы будете против, чтобы вы уже ушли с рынка и прекратили портить пейзаж.
Продавщица сделав театральную паузу и тщательно состроив обиду на лице, меланхолично произнесла:
— Тридцать копеек. Этот помидора стоит тридцать копеек. Но я отдам за двадцать восемь.
Ни один мускул не дрогнул на лице Хаси Моисеевны, сделав еще более театральную паузу, в конце которой брезгливо сморщила нос, она величественно произнесла:
— Женщина, я беру кило, чтобы вы не думали, что забираете последнее и были счастливы. А остальной помидорой чтоб вас помянули за такие деньги! Юдик! Юдик, ты меня слышишь, Юдик?
Юдик, держащий в охапке яйца переминался с ноги на ногу и очень хотел в туалет.
— Я тебя слышу — ответил Юдик и скорчил страдающую гримасу — Хася, мейделэ моя, можно как—нибудь поскорее, а то мне нужно по маленькому так, что скоро будет поздно.
— Вот! Вы слышали?— проревела Хася Моисеевна. — И как можно спокойно жить и умереть в таких условиях, когда с одной стороны из тебя хотят ограбить своими помидорой, а с другой стороны постоянно хотят по-маленькому! Меня когда-нибудь доведут до цугундера и я сама своими ногами уйду на Первомайское кладбище! Юдик, я тебя спрашиваю — что ты хочешь, Юдик? Тебе разве интересно, что я хочу, Юдик, чтобы я спрашивала, хочешь ты по-маленькому или нет? Ой, вэй, Юдик, с каких пор мне стало интересно за твою личную гигиену? С каких пор ты стал таким заноcчивым, как гаишник с престижного перекрестка? Прекрати делать мне беременную голову, достань из кармана юбилейный рубль и дай мне, чтобы я заплатила этой спекулянтке за их незрелые овощи!
Юдик, виновато вжавший в голову плечи, забыв про то, что в охапке он продолжал держать яйца, опустил руки и судорожно зашарил по карманам в поисках рубля. Яйца, как в замедленной съемке падали на землю, цокая об асфальт скорлупой, разливаясь вязкими прозрачными белками и круглыми лимонными желтками.
Теперь театральную паузу держал весь рынок, который словно обволокло ватой. Только жаркое летнее солнышко продолжало согревать бока красных помидоров на рыночном прилавке.
— Вы меня заставляете делать гешефт себе в убыток, — понимающе произнесла продавщица в пуховом платке. — Берите за двадцать пять.
Автор: Александр Гутин
