Написать о своем последнем педагогическом эксперименте Рошаль не успел. Кинообразование, как уникальная часть педагогики, было смыслом его яркой жизни. Он много сделал для его развития.
В этой книге нет попыток и элементов научного исследования культурологических открытий и научного обобщения педагогического опыта Григория Рошаля. Такая задача может быть поставлена в скором будущем. И такие исследования были бы весьма полезны для наук педагогического и философского характера.
Можно было бы серьезно исследовать этот опыт и научно обобщить с культурноисторической точки зрения. Уверен, что опыт, накопленный в мастерской Рошаля, может быть использован в современных процессах обучения, воспитания и образования творческой личности
На базе режиссерской мастерской Рошаль и его команда создали кафедру, которая впоследствии превратилась в факультет и позже в творческопедагогический институт в структуре университета культуры и искусств.
Ныне Московский государственный институт культуры (Университет культуры и искусств) продвинулся очень далеко в своем развитии. Институт удостоен награды Клуба ректоров Европы European Quality Award.
Институт организовал и провел первый международный симпозиум «Вузы культуры и искусств в едином мировом образовательном пространстве», в котором приняли участие представители 42 стран мира.
В институте ведется серьезная научноисследовательская работа. Здесь под эгидой ЮНЕСКО проводится множество научных конференций с широким участием ведущих отечественных и зарубежных ученых.
Институт стал лидером среди всех других учебных заведений в нашем отечестве, где кинообразование, а теперь и медиаобразование, являются предметом самого серьезного внимания.
Может быть наступит время, когда на одной из конференций имя Рошаля будет упомянуто в ряду выдающихся деятелей отечественной культуры?
Радостный и единый порыв написать книгу воспоминаний о нашем Рошале возник через много лет. На юбилейной встрече в институте все говорили о том, что почитаем своего Учителя и храним о нем добрую память. Захотелось написать книгу воспоминаний о нашей мастерской. Захотелось вспомнить друг о друге и о том, как Рошаль любил нас всех до одного. Захотелось вспомнить мгновения, когда чудесным образом мы собрались все вместе вокруг выдающегося Мастера. Захотелось осмыслить уроки, полученные в годы учебы, и написать о них.
Мастерская стала для нас жизнеполезным собранием. Все пришли к Рошалю со своими заветными целями и благородными замыслами. Для очень разных молодых людей, оказавшихся по воле божьей учениками известного режиссера, это было одинаково счастливое время.
Когда же дело дошло до написания книги, возникли сложности, которые всегда случаются в такие моменты.
Разбросанные по разным городам и странам, с разными судьбами и представлениями о жизни, с разнонаправленными интересами, мы не смогли писать книгу коллективно. Несколько лет мы лишь деликатно напоминали друг другу о том нашем радостном и едином порыве. Я очень переживал, что дело движется вяло или вовсе не движется. Наконец, мне помог однокурсник Гена Калмыков. Он заявил прямо, помужски: «Если хочешь, чтобы была книга про Рошаля, садись и пиши сам. Не надейся ни на кого». Я согласился с Геной. Пришлось взяться за перо.
Как написать? Написать надо интересно и с любовью. Что написать? Все, что вспомню. Выбирать и отсеивать нельзя, потому что можно упустить какуюнибудь незаметную деталь, которая окажется важнойВ каком жанре написать? О жанре надо подумать особо. Дело в том, что в мастерстве режиссуры и драматургии жанр занимает главное место. Так утверждал Рошаль. Жанр не должен быть схемой, кем-то уже придуманной. Надо найти свой собственный жанр. Как только возникает театральное чувство, начинает работать фантазия. Фантазия у всех индивидуальна. В процессе фантазирования возникают неведомые схемы, сказочные конструкции. Появляются твои краски, твои цвета, твои тона, твои оттенки, твои интонации. Своим воображением и энергией творческой инициативы ты, как волшебник, сотворяешь новое мироздание. Оно интересно, потому что ничего подобного раньше не существовало. Там твоя душа. Одухотворенные детали в картине мироздания начинают взаимодействовать между собой. Появляются образы и символы. Картина начинает рождать смыслы. Ты радуешься и любишь свое творение. Твои образы отвечают тебе любовью. Так возникает собственный жанр.
Однажды, еще на втором курсе, Григорий Львович задал нам вопрос «Что самое важное в мастерстве режиссера»? Больше месяца мы думали, а Мастер не торопил нас. Мы пытались найти ответ в умных книжках. Учебников по кинорежиссуре в то время не писали. Никто не смог найти исчерпывающего ответа. Никто из нас не ожидал, какой ответ окажется правильным с точки зрения нашего Учителя.
Каверзные вопросы, которые задавал нам Рошаль, не ставили в тупик, а заставляли думать. Мне казалось, что Григорий Львович очень простой и понятный человек. Так оно в начале и было. На самом деле, с годами выяснялось, что простые темы разговоров и его простые вопросы имели сложные и глубокие смыслы. Взрослея и обретая жизненный опыт, вспоминая уроки Рошаля, становилось ясно, что все те вопросы к нам были своеобразными философскими камнями. Это были вопросы от мудрого педагога. Это были вопросы от маститого режиссера. Рошаль, слушая наши ответы, никогда никому не говорил, правильно-неправильно! Он всякому ответу радовался. Ему было важно разгадать и увидеть – кто мы и чего мы стоим!
Деликатно проникая в наши души, делая свои выводы, Рошаль корректировал дальнейшие взаимоотношения с нами. Если надо было – упрощал. Если надо – продолжал усложнять уровень творческих и воспитательных задач. У нас у всех был разный уровень знаний и умений. Это могло быть причиной розницы. К счастью, между нами был мудрый Рошаль. С каждым он находил свой интерес общения. Перед ним все мы были детьми, желторотыми, но не похожими друг на друга, птенцами в одном лукошке. Поэтому каждому из нас с ним было уютно. И все вместе мы воспринимали его как родного и очень близкого человека. Его любовь к нам мешала нам конфликтовать.
Если вспомнить какой-то отдельный эпизод, то это, конечно, будет любопытно. Можно вспомнить множество всяких эпизодов, но книга из этих эпизодов может не смонтироваться. Мы с Григорием Львовичем обсуждали не один раз теорию кино под названием «монтаж аттракционов». Каждый эпизод в кино надо было снимать как отдельный аттракцион. Эпизод, как самостоятельный номер в цирке, должен был интересно начаться и эффектно закончиться. Эту теорию в двадцатые годы сформулировал кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, друг и соратник Рошаля.
Однако, кино стремительно развивалось, и представление о возможностях кино менялось. Монтаж сцен и эпизодов Григорий Львович не представлял себе без философского обобщения всей киноленты, какими бы интересными эти отдельные эпизоды ни были. Эпизод, по его мнению, должен иметь «воображаемые предысторию и послеисторию»!
О философском обобщении Рошаль не уставал говорить нам постоянно. Говорил до тех пор, пока мне, например, не стало окончательно понятно, что такое философское обобщение по Рошалю. Дальше в нашей книге разговор об этом будет вновь и вновь возобновляться.
Осмыслить принципы режиссуры Рошаля невозможно было без его окружения и без среды, в которой он существовал. Люди вокруг него взаимодействовали по какому-то, только им осмысленному, сценарию. Анализируя сцену из спектакля или эпизод фильма, Рошаль каждый атрибут, каждую деталь представлял нам как главный смысловой элемент. Все персонажи у него были главными.
Григорию Львовичу шел восьмой десяток лет, когда он создал свою последнюю режиссерскую мастерскую. Для чего он взялся за это сложное дело в почтенном возрасте? Кого он набрал в эту мастерскую? Что он хотел сделать напоследок? Книга воспоминаний о нем должна помочь получить ответы.
