Глава IV
Продолжение
Обед в лагере, по традиции, устраивали на открытом воздухе.
В центре специально оборудованной площадки, под брезентовым навесом, размещалась кухня, от которой в виде лучей во все стороны простирались резные дубовые лавки, с солонками и всевозможными кетчупами, без которого добропорядочный американец и за стол-то не сядет. Выбор блюд, как мне и обещали, был разнообразен до неприличия. В одном углу была представлена китайская кухня, в другом мексиканская, в третьем европейская, причем все это было оформлено в виде шведского стола: есть можно было, сколько душе угодно. Мясо, рыба, курица, миллион различных салатов, маслины, грибы, гамбургеры, пицца, бурритос, все существующие на планете овощи и фрукты, пирожные, булочки, торты, соки, лимонад
Я маниакально перебегал от одного стола к другому и не мог остановиться. Только когда башня на моем подносе стала превращаться из Вавилонской в Пизанскую, я опомнился, запаниковал и поспешил к, отчаянно мне жестикулирующему, Сергею.
Ну, как первый день? начал тот издалека, ерзая и горя нетерпением сообщить мне какую-то новость.
Забей
Выкладывай, что у тебя.
Серега приосанился.
Она из Чехии!
Кто?
Ева, как это кто
Слушай, я мгновенно оживился, зови ее на озеро. Я Олю пригласил, пойдем вместе.
Не знаю
Она не пойдет.
Да ладно «не пойдет»
Скажи просто «боюсь».
Боюсь.
Мы рассмеялись.
Все вы такие
Может, тогда
Окончить предложение я так и не успел, потому что за нашими спинами внезапно раздался шорох, и сразу вслед за ним в воздухе зазвенели ангельские колокольчики:
Can we seat at your table?
Мы обернулись: перед нами стояли две девочки, одна из которых больше ни словом не будет упомянута в этой книге, поскольку ничего выдающегося она из себя не представляла, но вот вторая О-о-о, боженьки мои, боженьки! Это был один из тех моментов, когда Ну, допустим, в детстве вам всю ночь снятся кошмары, вы просыпаетесь и, ба-бах, вспоминаете, что у вас сегодня день рождения. Все вокруг сразу меняется, выглядывает солнышко, и весь окружающий мир начинает сверкать, как новогодние конфетти. Я сидел на своем стуле, с нанизанной на вилку маслиной, и не чувствовал ничего, кроме огромного желания подняться, бежать в какой-нибудь дремучий лес и плакать там, и биться в истерике, и падать, падать на колени, щурясь от невыносимой красоты этого мира.
Девочки присели за наш столик, мы с Сергеем переглянулись и уставились в свои тарелки. Все темы для разговора сразу пропали, да и как бы я смог разговаривать, когда я весь трясся, как осиновый листок на ветру. Девочка была
Нет,
Я сосредоточился, мысленно выдавливая ее подругу из своего биополя, и знаете что? У меня получилось! Вторая девушка внезапно вся задергалась, перекосилась и, подскочив, унеслась в неизвестность. Впрочем, энтузиазм мой тотчас же умчался вслед за ней: поймав какую-то мысль, Сергей резко наклонился ко мне, прищурился и прошептал:
Боюсь, да? Все вы такие?.. Ну, давай, на тебя посмотрим.
Резко поднявшись, он взял свой поднос и растворился в толпе снующих туда-сюда детей. Мороз галопом пронесся по моей коже. Я запаниковал, заерзал на стуле и всеми силами попытался отвести взгляд от пары, с интересом смотрящих на меня, глаз. Девочка откровенно улыбалась, глядя на меня, и я внезапно понял, что от разговора мне никуда не спрятаться, не скрыться.
So
Я вздрогнул. Что сказать, что сказать?
So
I'm Zoe.
I'm
Vladimir.
Первый раз в жизни я ненавидел звук собственного имени. До чего нелепо оно звучало по-английски, к тому же «трагическая» история на крыше Empire State Building не выходила у меня из головы. Я был абсолютно уверен, что Зои тоже запугана пропагандой о русской мафии, однако та совершенно не подала никакого вида.
It's very, very nice to meet you, Vladimir.
Зои протянула мне руку, я с готовностью пожал ее маленькую ладошку, и неожиданно все стало по своим местам. Мы принялись болтать о том о сем, смеясь и не замечая то и дело выглядывающего из-за дерева и ошалело смотрящего на нас Юру. Я рассказал Зои о своих фильмах (мой главный и, увы, единственный козырь), а она с увлечением описала мне красоты своего дома: канадской провинции Nova Scotia.
Как выяснилось, Зои училась в Монреальском университете на антрополога и больше всего в жизни любила путешествовать, так что, в какой-то степени, она была моей родственной душой. Проговорив двадцать минут, мы распрощались (да-да, я никуда ее так и не пригласил), и я, совершенно очарованный, направился к своей cabin, где меня ждали сгорающие от любопытства взгляды Сергея и Юры. Юра был возбужден до предела: бегая от стены к стене, он нервно грыз ногти и бормотал что-то себе под нос. Увидев меня, он резко остановился, прислонился к косяку и принял самое непринужденное выражение лица:
Что, Вова, с красненькой познакомился?
Здесь нужно сделать маленькое отступление. Весь персонал Club Getaway делился на два, в основном, ненавидящих друг друга, лагеря: синих и красных, называемых так из-за цвета, в обязательном порядке носимых, футболок. Красненькие были «высшим», привилегированным сословием, которое состояло из англоязычного персонала и в обязанности которого входило исключительно работа с детьми. Держались красненькие весьма обособленно ото всех, что не могло не раздражать некоторых представителей «синего братства», включающего в себя всех, кто занимался техническим обслуживанием лагеря. Познакомиться с красненькой девочкой считалось в нашей среде наивысшим пилотажем из всех возможных коленц. Не потому, что те были необщительны, а из-за присутствия пресловутого языкового барьера, который заключался не в знании или незнании языка, а в громадной разнице между славянским и англосаксонским менталитетами.
Впрочем, деление происходило не по национальному признаку: среди красных попадались и славяне, равно как и большую половину синих составляло все неанглоязычное население Европы. Я не знаю, почему иностранки так притягивали наши взоры, может, все дело в стремлении познать окружающий мир, а может, все объясняется достаточно проще Два слова: интернациональный секс. Что там греха таить, мне, например, было страшно интересно: такие же они, как и все или, все-таки, в чем-то другие. Как бы-то ни было, в отношении Зои я ничего такого не замышлял (клянусь!), дело здесь было в другом. В эстетике, в чувственности, не знаю, но одного взгляда на ее мандариновые губы и сверкающие искорки в глазах было достаточно, чтобы душа моя начала биться как птичка в клетке, а эмоции накалялись до такой степени, что сливались воедино. И вот тогда, за все этой красотой, за всей этой невинной прелестью хрупкой телесности я начинал видеть смысл. Чего?.. Не важно чего. Просто Смысл. Смысл просыпаться утром, смысл улыбаться, смысл бежать за горизонтом и делать всякие глупости. Может быть, я очень и очень серьезно болен, но ни один секс на свете я не променяю даже на мгновение этого полного душевного умиления от находящейся рядом теплой и доступной красоты.
Юра слушал меня не перебивая. Задумавшись о чем-то, он мечтательно заулыбался, но сразу же спохватился и махнул рукой:
Вова, это же канадка! Овца!
Сам ты овца.
Юра обернулся к Сергею за поддержкой:
Серег, ну ты хоть скажи.
Что скажи? Овца в лагере, по-моему, только одна. Не буду показывать пальцем
Да идите вы к черту. Сами потом увидите
Юра бегом выскочил из нашей cabin, а Сергей поднялся с кровати и принялся зашнуровывать кроссовки.
Ты-то куда собрался?
Куда, куда
Еву пойду искать.
Я улыбнулся, прилег на кровать и, сам того не желая, крепко и надолго уснул .
Продолжение следует
