Глава IX. Встать, суд идет!
Продолжение
Ну, а к ночи у нас появились гости. Вернее говоря, гость: поседевший дедуля с коричневым потертым дипломатом. Сев на стул около зеркала, так, чтобы мы все его видели, он достал кучу каких-то бумаг, одел очки и, откашлявшись, начал:
Господа, как я понимаю, на частного адвоката денег у вас нет?
Не, нет, мы покрутили головой.
Хорошо. Я представляю государственную адвокатскую коллегию и, если вы не возражаете, буду вести в суде ваше дело.
Не возражаем.
Старичок улыбнулся и повернулся к Юре.
А вы не возражаете?
Капитан резко нахмурился.
Пацаны, чего он хочет?
Юра, скажи ему «нет», зашептал Сергей.
Зачем? Что, опять какие-то приколы? С меня хватит уже!
Это адвокат. Ты хочешь, чтобы он тебе помогал или нет?
Тогда почему я должен ему «нет» говорить?
Юра, хорош!
Нет, пробурчал Юра, обращаясь к старику, You
my
help!
Адвокат заулыбался еще больше.
Хорошо. Сначала у меня один вопрос есть, он повернулся ко мне, вас зовут Гарри Кукини, но на студенческом билете вы Владимир Куковякин, это как?
Ммм
Кукини это мой псевдоним.
Ага, хорошо! Так в суд вы под каким именем хотите идти?
Куковякин.
Хорошо. Документ, подтверждающий это имя, у вас есть, значит, все в порядке. А у вас документы с собой? дедуля посмотрел на Юру с Сергеем.
Нет, с собой нет, переполошились те, Это очень плохо?
Нет, не волнуйтесь. Ничего страшного. Вам полицейские зачитали ваши права?
Да, да, замахали мы руками.
Хорошо. У вас есть право на один звонок, вы хотите позвонить?
А за границу можно?
Нет, за границу нельзя.
Тогда нет, звонить нам некуда.
Хорошо. Я сейчас договариваюсь о вашем выходе под залог, у вас есть пятьсот долларов?
Пятьсот?
Деньги вам вернут после суда.
Юра, плати деньги, не сговариваясь, закричали мы с Сергеем.
Сколько? Нас что выпустят?
Выпустят! Пятьсот плати!
Капитан рассмеялся.
У меня столько нет. Тридцать есть
У меня сто сорок, я задумался, Серег, у тебя сколько?
Пять.
Пять?
Пять?! заорал капитан.
А что, я на миллионера похож? начал злиться Сергей. В лагере еще пять есть.
Я повернулся к адвокату.
У нас только сто семьдесят пять есть.
Тот нахмурился.
А позвонить вам есть кому, чтобы деньги привезли?
Ммм
Нет.
Старичок грустно вздохнул.
Тогда, господа, вам придется просидеть до суда здесь.
В камере Юры сразу возникла какая-то возня.
Спросите, когда суд, пацаны.
А когда у нас суд? обреченно забормотали мы с Сергеем.
Думаю, в понедельник. Сегодня у нас среда, то есть через пять дней. Но, не волнуйтесь, вас будут кормить, и, если вам что-нибудь нужно, вы можете позвонить мне в любой момент.
Адвокат поднялся со стула.
До свиданья, господа.
Хлопнула дверь, мы разлеглись по своим полкам и затихли. Разговаривать не хотелось Не хотелось и есть. Вяло поковыряв вилкой в, принесенном охранниками, ужине, мы безуспешно попытались добиться, чтобы в камерах выключили свет, и, так и ничего не дождавшись, забылись тревожным, прерываемым чьими-то криками, сном
Время тянулось просто нестерпимо. Никогда бы не подумал, что смогу спать по двадцать часов в сутки, однако, смог же. Более того, я даже умудрился создать из туалетной бумаги что-то наподобие солнцезащитных очков, которые, когда наступал подходящий момент, надежно создавали для меня иллюзию ночи. Вообще, говоря о туалетной бумаге, она была нашим единственным спасением от, начинающей развиваться, клаустрофобии. Из нее мы делали шахматы, шашки, играли в морской бой, шили одеяла, занавески, лепили фигурки животных и даже сооружали барабанные установки, натягивая бумагу на коробки из-под макдональдсовских обедов, которыми нас закармливали полицейские. А барабаны были нам ой как нужны! По сути, это был единственный, доступный нам, музыкальный инструмент, который вносил хоть какое-то разнообразие в завывание нашей безнадежно ущербной капеллы. Каждый вечер мы садились на полки, принимали позу медитирующего Кришны и с тоской, присущей только запертой в застенках молодости, выли на луну, которая, в нашем случае, была длинной неоновой лампой. Я был бас, Сергей исполнял роль перкуссии, но, при любом раскладе, главной скрипкой всегда оказывался капитан, который тонким, как у кастрата, голосом выдавал такие импровизации, что, хочешь не хочешь, а заслушаешься. Особенно в ходу у нас были романсы.
Развязка наступила неожиданно. В один чудный вечер охранники, по традиции, принесли нам наше американское, обогащенное холестерином, счастье, спросили все ли в порядке и, уходя, добавили: «У вас завтра утром суд, господа».
Мы оторопели. В одно мгновение ужин полетел в мусорную корзину, Юра с новыми силами запел о депортации, Сергей затарабанил пальцами по стене, словом, к нам вновь вернулись и радость жизни, и оптимизм, и, манящая приоткрытым бедром, богиня надежды. Понятное дело, ночь у нас выдалась бессонная, однако, утро, безусловно, стоило любых ожиданий
Началось оно с веселого мажорного аккорда: нам вернули все вещи. С превеликим удовольствием я вновь надел на себя обувь, заулыбался и был уже готов простить полицейским причиненный мне моральный ущерб, как те вдруг откололи такое, что на солнце моего благодушия тотчас же налетели сырые пепельные облака, и с неба полил мерзкий холодный дождяра. Нас построили в линию, разбавили двумя, непонятно откуда взявшимися, ворами в законе и с усердием (на совесть) принялись в очередной раз упаковывать в наручники. Какая гадость! Какая гадость!.. Одних наручников полицейским показалось недостаточно, и они еще и на ноги нацепили нам массивные, железные кандалы, превратив нашу походку в подобие утиного переваливания с ноги на ногу. После этого нас разбили по парам, пропустили посередине тяжеленную цепь и поманили к выходу. Так мы к дверям журавлиной стаей и поплыли. В голове журавль-отец одинокий, распарованный капитан, а за ним мы желторотый молодняк: я с каким-то щетинистым мужиком и Сергей с хныкающим тинейджером
Продолжение следует
