Глава IX. Встать, суд идет!
Ближе к вечеру из Юриной камеры раздался подозрительный шум: капитан стонал, громко выдыхал из ноздрей воздух и рвал бумагу. Мы повскакивали с полок.
Юра, гнездо вьешь?
Какое гнездо? с усилием зашипел тот, в туалет надо.
А что, у тебя унитаза нет в камере?
Да есть
Ну так?
Капитан снова застонал.
Ммм
Я так не могу. На меня смотрят.
А кто там у тебя?
Да не у меня, ты что прикидываешься, что ли? Ты зеркало видишь?
Большое, на стене?
Да.
Вижу.
Ну, так с другой стороны за нами наблюдают.
Я подбежал к решетке и вгляделся в собственное отражение. Поначалу ничего разглядеть было нельзя, но потом (весь фокус состоял в том, чтобы долгое время смотреть в одну точку) из глубины зеркала стали проявляться какие-то силуэты и, в конце концов, я уже смог отчетливо разглядеть две фигуры, одна из которых ходила взад вперед, а другая сидела за столом, смотрела на нас и попивала кофе.
Ни фига себе! Да мы тут
Капитан засмеялся.
Есть одно средство! Я шторы шью из бумаги, наполовину уже зазанавесился.
Да?.. Так тебе надо патент зарегистрировать. «Тюль капитанский», высший сорт
Не успел я это сказать, как двери настежь распахнулись и к нам вбежали два полицейских, которые, встав напротив Юры и скорчив пострашнее лица, принялись стучать палками по решетке, приказывая тому немедленно снять все его бумажные гирлянды. Плохо они знали Юру. Сдаваться без боя капитан не собирался. Вспомнив весь свой словарный запас английского и разбавив его нецензурщиной и языком жестов, Юра разразился такой тирадой, что полицейские тотчас же поспешили отодвинуться подальше к зеркалу, а мы с Сергеем, наоборот, подскочили поближе к решетке. Пропускать такое представление было никак нельзя.
Помнишь фильм «Невезучие»? зашептал я Сергею, Там мексиканские тюремщики уводили того, кто буянит, в подвал и избивали до полусмерти.
Словно услышав мои слова, полицейские резко двинулись в мою сторону и распахнули дверь.
Ты! Ты идешь с нами!
Я мгновенно побледнел.
Почему, почему я?
На выход!!!
Конвоиры вывели меня в холл и подвели к стене, к которой была прикручена линейка, измеряющая рост. Тотчас же из-за угла вынырнул фотограф.
Так! Смотрим на меня.
Щелк.
Теперь налево.
Щелк.
Направо!
Щелк.
Готово.
Фотограф испарился также внезапно, как и появился, а полицейские подхватили меня под руки и отвели к столу для снятия отпечатков пальцев.
Метод тут использовался древний, времен Конан Дойла. Ни компьютера, ни какого-нибудь сканнерного устройства у полиции не было. Суешь палец в табакерку, на бумажку шлеп Гарри Кукини, палец указательный, взят такого-то числа. Следующий! Когда с отпечатками на руках было покончено, в голове у меня промелькнула мысль пошутить, и я, присев на корточки, стал стягивать с себя носки.
Это зачем? насторожился полицейский.
А что, на ногах не надо отпечатки снимать?
Охранники удивленно переглянулись между собой и почесали затылки.
Ммм
На ногах? А что, в Польше и на ногах надо?
Нет.
У нас тоже, вроде, нет.
ОК, тогда.
Я надел носки, выпрямился и, под сопровождением, вернулся в камеру, где меня ждал перепуганный шепот Сергея и Юры.
Вова, ну как там? Что было?
Что, что? застонал я, бьют по почкам сапогами. Еле живой остался.
Полицейские, тем временем, подошли к камере Сергея и открыли дверь.
Пойдем с нами!
Не буду врать Сережка держался молодцом! Настоящий пионер-герой! Походка его не выражала ни страха, ни отчаяния: соколиный взгляд, гордо поднятые плечи не человек, а самурай. А вот сказать то же самое о капитане было никак нельзя. Вообще, откровенно говоря, такого рева, какой издавал Юра, когда его вытаскивали из камеры, я больше нигде и никогда не слышал. В крике его было все: заунывная песнь безысходности, кошмар действительности, трубы архангелов и треск, рвущейся на электрогитаре, струны. Гудок отходящего тихоокеанского лайнера и тот, на фоне капитанского мультидецибельного вопля, выглядел мышиным писком. Естественно, даром это ему не прошло. Голосовые связки у Юры пришли в полную негодность, и на протяжении нескольких дней он, если и говорил, то разобрать что именно, было никак нельзя
Продолжение следует
