Обязанности церемониймейстера как члена приходского совета были типичны для тогдашних православных приходов. Еще в начале
В Москве десятилетней давности, а возможно, и ныне, церковные общины нередко склонялись к обособленности и замкнутости. Проявлялась эта склонность обычно в приходах со средним количеством членов, в недавно открытых храмах, расположенных в городском центре или незначительном удалении от него.
Иногда между приходами велась идейная война, вызванная своеобразием взглядов настоятеля, клира и прихожан, их враждебной настроенностью к инакомыслящим, будь то консерваторы или либералы, монархисты или республиканцы. Диалог велся на уровне общественно-политическом, мало касающемся учения Церкви, но заключения делались непременно на уровне догматическом. Тем самым давался повод для обвинения противника в ереси или уклонении от святоотеческого наследия.
Характерным примером служит попытка подвести каноническую основу под идеологию монархизма или демократических свобод, призыв к активной работе по возрождению России как могучей державы или цивилизованного правового государства. Менее сознательные миряне, каковых большинство, интересовались подобными вопросами лишь для того, чтобы составить определенное мнение. В необходимости иметь его были убеждены многие. Сказывался настрой советских лет и реформаторской эпохи, породивших иллюзию участия граждан в жизни страны и пафос борцов за переустройство общества на справедливых началах. Позднее я коснусь конкретных случаев этих баталий.
Причина ограниченности тех общин, о которых я упомянул выше, заключалась в ином. В них, во-первых, сыграло свою роль стремление к бытовому общению, к душевному теплу — то, чего действительно тогда не хватало, и что привело многих в секты. Помню, пожилой прихожанин однажды предложил организовать чаепитие с самоваром на... занятиях по богословию Ветхого Завета. И смешно, и грустно. Во-вторых, и это гораздо существеннее, подозрительность к окружающим и к новым членам общины была вызвана старательно навязываемой боязнью «мира сего», запугиванием еретиками, сектантами, раскольниками, антихристовыми слугами, формированием образа внешнего врага в ущерб внутреннему. Противостояние мирским соблазнам может этим ограничиться, а может перейти во вражду внутри прихода, где в отношении к новообращенным получает развитие комплекс старшего брата из притчи о блудном сыне.
О сакральном понимании внутрицерковного общения, о котором болело сердце покойного Шмемана, я умалчиваю, поскольку эта тема при нынешнем уровне образованности прихожан и их знании литургии представляется, увы, малопонятной. В подтверждение ее актуальности приведу хотя бы анекдотическую историю, рассказанную протоиереем Михаилом Ардовым:
«Батюшка проповедует, а вся паства от умиления плачет. Некто, случайно вошедший в храм, видит, что одна старушка стоит с сухими глазами. Он спрашивает:
— А ты почему не плачешь?
— А я не из этого прихода».
Вышеизложенное в меньшей степени относилось к малочисленным приходам в центре Москвы и к многочисленным на ее окраинах. Первые были заинтересованы в привлечении новых членов, у них эти проблемы могли возникнуть в перспективе. У вторых же они имели другой подтекст. На передний план здесь выступали отношения духовенства и паствы. Равнодушие священников к внеслужебной работе с прихожанами в не закрывавшихся храмах с постоянным составом клира и общины давно известно. Привычка расслабляет.
На окраинах же священники поставлены в более тяжкие условия. Дело не только в огромном количестве исповедников и духовных чад, но и в их психологии. В силу жилищных обстоятельств эти люди привязаны к дому, к семье и к конкретному приходу. Посещение храма, ограниченное богослужебными рамками, включено ими в расписание буднично-воскресной жизни в качестве необходимого и спасительного средства наряду с домашним молитвенным правилом. Такое восприятие пути к Богу действует заразительно и на священника.
К тому же прихожане подходят к батюшке со своими нуждами и предложениями, имеющими, что греха таить, в основном бытовой, материальный характер. В результате священник ломает голову, как угодить своей пастве: сделать ли покрасивее пол в церкви, поизящнее ограду, украсить ли клумбами двор, устроить ли теплую крестильню, выделить ли комфортабельное помещение для занятий с детишками, организовать ли паломнические поездки и т.д. А где найти надежного старосту, казначея, сторожа, садовника для прицерковного хозяйства?
Ни в коей мере не усомнюсь в необходимости этих мер. Но... послушаем того же отца Александра: «Навязанный» приходу соборный принцип не следует отвергать или ограничивать за счет усиления «клерикального», но он должен быть воцерковлен... Произойдет это лишь тогда, когда миряне поймут, что священник реально нуждается в них, а не в их «голосах», но в их дарованиях, в их совете и в настоящем соборе — иными словами, в их реальном участии в жизни Церкви... Разум Церкви — это «ум Христов» в нас, наш разум во Христе; это послушание свободных чад, а не рабов, — послушание, основанное на ведении, разумении, причастности, а не на слепом подчинении. Истинно же свободными и истинно послушными делает нас ведение Истины. Отсюда ясно, что приходский совет в должном его понимании — не комитет, куда избираются практически мыслящие «люди дела» для заведования материальными нуждами прихода, но собор священника, являющий себя таковым во всех аспектах церковной жизни.
И в самом деле, хорошо бы иметь особый чин поставления приходских старейшин для участия в таком совете, — чин, выражающий и подчеркивающий духовные измерения этого служения; живо ощущается и нужда в особых семинарах и курсах, готовящих наиболее деятельных (не путать с деловыми — А.В.) мирян к уразумению тайны Церкви... Но все это останется несбыточной мечтой, пока духовенство само способствует секуляризации мирян, ограничивая их инициативу в церковной жизни финансами и приращением капитала и игнорируя православное учение о laos tou Theou — народе Божием. И пока соборное начало не восстановлено на приходском уровне, лишены смысла и силы все остальные его выражения".
Мечта Шмемана не нашла воплощения. Оттого духовно далеки друг от друга священник и рядовой прихожанин. Оттого возникают группировки среди осиротевших мирян, решающие между собой сложные вопросы вероучения. Оттого возводятся в ранг авторитетных советчиков женщины за свечными ящиками и бабушки у подсвечников. Оттого скудны приходские книжные лавки, скучны и бесцветны занятия по катехизации и богословию, мирянами воспринимаемые без энтузиазма, а клиром — формально, в виде односторонних лекций.
Ваш Александр Владимирович Волков
