Характерная черта Дагестана — суета. К ней либо привыкаешь и включаешься в этот ритм постоянных подпрыгиваний, либо уезжаешь. Я выбираю второй вариант, потому что долго так жить не могу — даже больше недели не могу. В течение недели можно ещё как-то от неё уворачиваться на правах приезжего. А потом со своим черепашьим уставом пожалуй на выход — либо южнее за бугор (или хотя бы на границу — в лезгинских аулах вкруг Дербента, да и в самом Дербенте, как мне показалось, всё-таки менее суетливо, но об этом позже), либо обратно на север. Но не обязательно возвращаться сразу в центральную Россию. В Москве суета другого порядка, менее влажная, не такая душная, но всё-таки неотменимая для столицы, да. Но погодите, не нужно даже покидать Кавказ. Есть место, где суеты было так много, что усталость от неё стала общественным консенсусом, — и суету упразднили.
Сердце Чечни
Когда Тимур Муцураев убрал гитару в чехол и дал обет молчания, в Чечне наступила тишина, которую изредка нарушают лишь внешние колкости и выстрелы, направленные строго вверх: пули летят вертикально и так убедительно, что кажется, что вот-вот, ещё немного, ухватит их густая невесомость, и отправятся маленькие свинцовые барабаны, вырвавшиеся на радостях у добрых друзей жениха, бороздить космические пространства. Но пули, как воздушные шарики, поплутав над окрестностями, приземляются где-то в районе Иласхан-юрта.
В Грозном тихо и чисто. Это бросается в глаза сразу, особенно после Махачкалы. Ни соринки здесь не падает без санкции, а со стен госучреждений бдят мудрые и внимательные лица, от двух до трёх.
Так и хотелось бы описать Грозный — широкими мазками, потому что всё иное будет опошлением. Это нормальный такой европейский, чуть более лощёный, чем хотелось бы, город, с красивыми мечетями, цветастыми заведениями и спокойными лицами. Потрясениям и праздникам — нет. Преступлениям и праздникам — нет. Вот здесь действительно так, это я не подтягиваю из корыстных целей. Так и ощущается: люди устали от долгой войны, от разрухи, от смертей, от острых ситуаций, от чувств и эмоций, переливших через край и вскормивших несколько поколений. Новая формация Чечни родилась из войны и сразу отрезала заднюю часть самой себя, прикопала её и забыла как страшный сон. Вспоминать можно только самым главным и только по особым случаям, потому что два шага вправо уже непозволительная роскошь. Поэтому надрыв тут запрещён этически. Ни суеты, ни аффекта. Спокойная ровная езда по мокрым и гладким дорогам. Никакой наружной рекламы — все и так знают лучших в своём деле. Из городских стен вылупляется только Троица.
Люди хорошо живут. На звонких каблуках и весьма порядочно двигаются уверенные женщины в дорогих платках (какой-нибудь селин маржела или как там); блестят автоматы местных стражей контрреволюции, пушисто и мягко едва заметно ворочаются на ветру их густые бороды; по проспекту Путина едет Арслан — едет из Нальчика через Грозный в Махачкалу. Мы ждём недалеко от «Минутки», говорят, что где-то здесь находился штаб Шамиля Басаева.
Вот что тут вспоминается. Руслан Аушев, бывший президент Ингушетии, заходивший в бесланскую школу для переговоров с террористами, вышел из школы с грудным ребёнком на руках (ещё пара десятков матерей с детьми вышли по его настоянию чуть ранее, как вы помните) и с запиской в кармане. В записке было: «Президенту РФ Владимиру Путину от раба Аллаха Шамиля Басаева. Требования: 1) Вывод войск [России с территории Чечни]; 2) Чечня в составе СНГ; 3) Чечня в рублёвом пространстве; 4) Совместная борьба с международным терроризмом». Мало кто сейчас способен сразу оценить парадоксальность этого содержания. Однако требования, которые казались такими фантастическими, фактически осуществились спустя время (с рядом юридических оговорок и условностей, разумеется).
Подъехал чёрный минивэн, регион 07. Ассалам алейкум. Вези нас в Дагестан, Арслан.
Талгат Иркагалиев
