Довершить путевые очерки давно окончившейся поездки (сейчас так холодно, что будто и не бывает так жарко, как было в ней, когда ты движешься по городу не то, что в пузыре, такое ведь бывает и в Москве, а в солнечном масле, смазан изнутри и снаружи, даже воздуха не хватает, для воздуха мало места, двигаешься ты, значит, будто кислородная капля на защитном стекле телефона, которую всё никак не получается выдавить, чтобы не осталось уже совсем никакой зазубринки, как что-то там из истории про морской жемчуг, которую сейчас трудно вспомнить, и надо бы вспомнить — пригодится ведь, и трудно, и ленно, и состояние, в общем, такого лёгкого ещё существования на границе с полной аннигиляцией, растворением, претворением, может, в часть природы, а может, природы претворением в тебя, внутрь тебя, потому что чувства близости потери сознания нет, а наоборот, должно всё как будто уже наполниться и превозмочь, неустранимый зуд собственной обособленности от среды, оснований для которой уже нет, но факт которой всё ещё несомненен — вот так вот; и сейчас, когда становится холодно, воспоминание об этом чувстве, практически непрестанно сопровождающем на Кавказе, становится чем-то вроде сладкой обратной грёзы, как у Брэдбери или у Роулинг, в общем-то, да, есть в этом что-то по-английски меткое, но поверхностное, как и в любых путешествиях, воспоминаниях и стилизациях под, коей занимаюсь я сейчас, я ведь не поклонник потока сознания, упаси Господь, но реализую сейчас со скуки стилизацию под Шамшада Абдуллаева, хорошего поэта и литературного живописца с талантом проникновения внутрь и изъятия из, его, в общем, читайте, а меня только в крайнем случае, когда уже совсем жизнь заканчивается и необходимо последнее слово для того, чтобы никаких сожалений по этому поводу не испытывать, бывает же) необходимо небольшой зарисовкой города Дербента, который весь разложился по рельефу своей темпоральностью, время, то бишь, провернул в пространство, а пространство рассортировал по периодам, по историческим пунктам принципиально и отчётливо разной резкости. Город Дербент.
Самый южный, самый древний — Дербент весь собран, как игрушечный, из разных наборов детьми разного возраста. На маленьких и жёлтых улицах исторического центра впервые на всём Кавказе ощущаешь себя точно необычно (то есть в таких местах я ещё точно не был). Из-за нулевого опыта путешествий на ум приходит сразу много разных ассоциаций, большая часть которых ошибочна. Более опытные люди подсказывают, что это похоже на Турцию и Закавказье, только, без дураков, ещё древнее и аутентичнее.
На маленьких, как я уже сказал, и жёлтых улицах висят шиитские баннеры (то есть плакаты с цитатами халифа Али и «пречистых имамов» шиитской традиции Ислама). Совсем недавно был День Ашура (памятный для всех мусульман и кроваво-траурный для шиитов), поэтому всюду висят чёрно-красные знамёна nezabudemneprostim type, на которых написано (именно латиницей): YA HUSEYN. Чтобы не занимать эфирное время, предлагаю вам почитать об истории Дня Ашура в интернете.
Древнейшую в России мечеть, которую основали ещё сподвижники пророка Мухаммада, сейчас тоже «держат» шииты — в основном азербайджанцы. Внутреннее убранство двора мечети внушало умиротворение — такое, какого шииты не ощущают уже 1344 года. С кирпичных стен божьего дома свисали тяжёлые и пыльные, как шоколадный трюфель, цепи, которыми мы всё-таки скованы — с ними и с вами. Это ядро исторического Дербента.
Нарын-кала
А выше, на холме — крепость Нарын-кала, персидская цитадель VI века, стена которой спускается прямо к Каспийскому морю. В её нутрях толпы туристов, древние земляные капюшоны и впадины, сухие дыры цивилизации, декорации и ситуации. От жары людей ещё больше, чем кажется; кофе бежит из джезвы на плиту древесного цвета, а маленький огонёк дыбится и шипит, в качестве самозащиты испуская газы.
Остаётся пить чай. Если пробежать по крепостной стене к морю (а вид здесь великолепный! Да, вот о чём забыл сказать: едва сойдя с маршрутки в Дербенте, мы увидели старое, очень даже старое, кладбище, с высокими узкими памятниками, словно кинжалами, вонзёнными в землю так и эдак, никакой тебе симметрии и порядочности американских прямоугольных погостов, тут история ощетинилась и подняла красный флаг — что на нём, непонятно), то на пол пути можно заметить, как курится красным дымком чайный домик (чайхана, то бишь, буквально) — настоящая чайхана XIX века с лёгким позднесоветским флёром в духе Бориса Рыжего, в стихах которого постоянно режутся в домино какие-нибудь безэмоциональные старики с беломором в зубах, — так и тут все почему-то курят крепкие старомодные (типа парламента какого) сигареты, запивают это дело крепким чёрным чаем и режутся в какое-нибудь домино или, кажется, в нарды (не уверен, что такое было, поправьте, если оболгал кого). Долго сидеть в таком домике невозможно — голова от табачного дыма начинает пухнуть и трещит на темечке. Я вспомнил про работу и бесплатную онлайн-книгу «Курить, чтобы бросить!», которую написал основатель нашей фирмы. Мне показалось забавным вставить прямо сюда рекламу книги — а она и впрямь хороша, я ежедневно вижу отзывы бывших курильщиков, которые радуются тому, как посвежели их ротовые полости и проходные комнаты, и я хорошо их понимаю: когда мы ушли из дербентской чайханы, воздух показался до того мягким и сладким, как арбуз-холодок, что жить хотелось долго и настойчиво.
Мы попрыгали дальше — к морю — заглянув только в одну мечеть (вроде бы на Буйнакского, самую известную из суннитских в Дербенте), где было просторно и прохладно. На пляже Дербента было очень понятно. Здесь я всё уже видел — тут ничего из ряда вон. Люди из нашей эпохи и наших широт кормили детей какими-то праздностями и раскидывали мощными кроксами доисторический песок, который надули к променаду вековые волны-неудачницы, которые и Александра Македонского, говорят, не видели (максимум, Зуль-Карнайна) — и нас уже не разглядели. Поздно было.
Ночевали мы в селе Гапцах, совсем недалеко от южной границы России. Почти не спали, всю ночь разыскивая то дом, то кофейню, то корову, то автобус. От последнего много зависело, как минимум, возвращение домой. Рано утром нас подобрал на дороге какой-то серый фургон и так запрыгал по кочкам — так запрыгал! — что я как можно скорее уснул, свернув шею вправо. Проснулся уже в Махачкале. Оставалось проститься и ехать в аэропорт.
Талгат Иркагалиев
