Любовь к зубам
Через соцсеть нашёл в своём посёлке городского типа красивую дантистку. Познакомился. Сходили на одну из местных горок, пообщались при закате. Потешная девчонка. Но амбициозная. Из этого ПГТ все красивые и умные уезжают в города. А мне хотелось не просто так, а отношений. Но она вскоре уехала в Москву. Я из Москвы, а она наоборот.
Больше я из местных девчонок ни с кем и не общался. В этом ПГТ остались не особо эстетичные: одни доярки, коровы, куры и свиньи.
Unsplash
Цураны
В Пензенской области своеобразный говор: «чàво», «пЯтрович»... А ещё тут в трёх соседних сёлах — в Большой и Малой Ижморах (ударение на «и»), а также в Ушинке (ударение на «у», что значит «у шинка», то есть рядом с шинкóм, трактиром бишь) — живут цураны, малоизвестная русская субэтническая «народность».
Живущие в округе нецураны имеют к ним отношение несколько настороженное, пренебрежительное, считают их хитрыми. «Они как евреи: могут не работать, но очень зажиточны, выращивая картофан, капусту и лук в своих огородах, тем многие из них и живут... Принимают вид глуповатый, когда им что-то надо, косят под дураков и дебилов ради личной выгоды и наживы, но очень лукавы», — прокомментировала местная дантистка.
Они так сами себя называют цуранами, но на мои вопросы, почему, лишь пожимают могучими плечами.
«Цураны — они и есть цураны», — говорят.
А 70-летний сторож-антисемит Василий, по совместительству пролетарий, работающий в Ушинке на МТС (не мобильный оператор, а машинно-тракторные станции в СССР так назывались, кто помнит), рассказал: «Ижмора — потому что наших предков сюда сослали на измóр».
Никто из них не знает, откуда такое самоназвание — «цураны». В интырнэтах я выяснил, что русская фамилия Цуран происходит от малоросского «чурáтися», что значит прятаться, скрываться, жить на отшибе, на хуторе. Скорее всего, это потомки украинских хохлов, которые от чего-то бежали, скрывались, или которых выгнали с насиженных мест, а может просто сослали.
Back to black
Прихожу после смены домой. Иду в душ. Чернозём «ядовит». Сначала смываю с себя пыль. Вода чёрная стоит. Второй раз намыливаюсь, вода с меня сходит тёмно-серая. В третий раз — светло-серая. На четвёртый раз только получается отмыться
Рубашка белая, упавшая у хозяйки с сушильной верёвки наземь, никогда больше не будет отстирана. Такая въедливая тут чёрная грязь.
Домой
К концу второго года я устал. Да, зарплата была по местным меркам немалая. Но я утомился от океана полей, от тяжёлого режима, от отсутствия досуга, от невозможности найти собеседника. И вернулся в Москву с Черноземья, где я либо закапывал свои таланты, либо откапал новые.
Зато я теперь точно знаю, что такое «хардкор» и что такое работать на земле. Говорить и писать в качестве журналиста — «не мешки ворочать».
Ярослав Николаев
