Более тридцати лет назад известный русский писатель Сергей Довлатов сформулировал: «Хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом — умноженные на безнаказанность».
Мы, похоже, несколько подзабыли вывод Сергея Довлатова. Мы поэтому время от времени со всем пылом души бросаемся на расшифровку того же самого, пытаясь подвергнуть предмет скрупулезному разбирательству. Мы очень хотим понять, что это такое. Мы хотим разобраться. Нам очень надо со всех сторон его рассмотреть. К какому варианту относится «Мы вас рожать не просили», а к какому «Мусор наш будет вашим»? И заходим в тупик, пытаясь квалифицировать «необъяснимое явление». Мы понимаем, что нам впаривают невиданное фуфло, но не можем точно сказать, зачем нам его впаривают. На лицо неприкрытое издевательство. Но бессильны мы в наших попытках его предотвратить. В этом, заметил замечательный писатель, состоит сила гнусного явления и удручающая слабость наша.
Между тем поразительно высок уровень этого явления при всей его пошлости проявления. Очевиден он и в нашей массовой пропаганде. Она у нас, скажем прямо, тупая и противоестественная. Она у нас по всем параметрам превосходит вывод Довлатова, добавляя к нему понятие «неприкрытая агрессивная подлость». Дополняют его и все другие виды того, о чем говорил талантливый писатель. Поле, иными словами, для интерпретации открывается необозримое. Обозреть никому не под силу. Да и как обозреешь, когда сама наша «неухоженная повседневность» — бескрайнее пространство для систематического проявления всех видов этого феномена в условиях, с одной стороны, его процветания, а с другой — тщательной маскировки.
Приведу в этой связи случай, случившийся со мной лично. На первый взгляд ничего особенного. Делаю это каждый день. Вот и решил выйти утром из своей квартиры на улицу. Вышел и увидел: улицу опять, как в прошлом году, перекопали, взломав предварительно весь асфальт вместе с бордюрными камнями. Теперь я должен ходить не по тротуару, а по каким-то доскам. Кто отвечает за хамство со взломом, с которым столкнулся я на своей родной улице? Пошел дальше и увидел навесной плакат на строительном заборе: «Здесь будет вырублено 28 деревьев, а посажено 8». Хамство, на мой взгляд, равняется уничтожаемым деревьям с целью лишить людей их законного права жить среди зеленых насаждений, а не в условиях плотной каменной застройки. Хотел крикнуть: «Вы слышите то, о чем я подумал?» И понял, что этого либо никто не услышит, либо (в лучшем случае) мне ответят: «Мы вас услышали!», если куда-нибудь напишу про плакат на заборе. Но никто никаких деревьев назад не вернет. А если и вернет, то сами знаете, что и в каком виде.
Жив ли образ давнего и классического трамвайного хама? В литературе — да, а так почти нет. Как-то увял и растворился в толпе. В тумане утра голубого видел вчера одного, но и он куда-то пропал. Вскоре, наверное, он будет занесен в Красную книгу исчезающих явлений повседневности в их классическом варианте и возрождения постклассическом.
Там же, возможно, окажется и неприкрытое издевательство в учреждениях торговли. Речь идет о снижении уровня грубости продавцов, а не о хамском качестве продуктов питания, густо замешанных на пальмовом масле и выдаваемых за первосортные. Это такой вид издевательства над потребителем, который в Красную книгу никогда не занесут, а в тома уголовного дела могут. Там оно и получит свое особо мощное развитие. А то, что было в советские времена, так это было еще при Довлатове, до его отъезда из Советского Союза в США. Тогда продавец у нас был «все», а человек в очереди — «ничто». Длинный людской хвост, стоявший за отдельной колбасой, был готов на любое проявление грубости со стороны упитанной тети-продавщицы. Она кричала: «Эй, дядя! Ты чего рожу кривишь? Ты, дядя, рожу-то не криви, колбасы тебе не достанется! Я тут одна, а вас-то вон сколько!» И бессилие свирепствовало среди обездоленного тотальным дефицитом населения советского государства.
Отметим теперь, что мы в большинстве своем пока еще люди. Мы знаем, что живем теперь в другой России. Почти уж тридцать лет мы в ней живем. В стране, где, по словам социологически опрошенных, с хамством мириться не хочет никто. Люди так о себе и говорят: «Чай не советские времена. На кой черт я буду мириться с ним? Нет уж! Сразу в репу!» А хамство — именно повседневное — никуда не делось. Особенно чувствителен разгул его среди депутатов, полицейских чинов, руководителей среднего звена. Самодурство, наглость, идиотство, глупость в моде.
Мы вообще разнообразного нашего хамства очень много видели. Того, трамвайного, больше нет в его «чистом виде», а все остальные есть. И «бабки». Они, заметим, повод для какого-нибудь ухоженного господина проявить себя во всем блеске творчества. Именно потому, что очень наглый этот господин и похож, по выражению известного публициста, «на прыщ земли русской». А еще потому, что за «бабки» человек у нас (ради хамского обращения с ним) иной раз способен подвергнуться любому унижению. Что скажут, то и сделает. О чем ни наврут, в то и поверит. Процесс отрезвления, конечно, идет и приближается к некоторому даже сопротивлению, но пока еще слишком медленно и слишком локально. Теперь человеку мало, если ему просто сказать, что вот этот дядя самый изощренный в мире хам. Надо, чтобы он в это поверил и с заунывной радостью, как прежде, не проголосовал за установку прижизненного памятника этому дяде. Апологетика Сталина — тоже распространенный мотив. Он особенно яростно популярен среди не ведающих ни стыда, ни совести, а тупо повторяющих заведомую чепуху: «Был самый эффективный менеджер!» И отечественный Интернет. На какой сайт ни зайдешь, где обсуждают очень серьезные вещи о том, как нам всем дальше жить, так в комментариях обязательно прочитаешь: «Че за рожа такая? Чего тебе, сволочь, надо?»
Слышен таким образом охамевший до полной узнаваемости голос нашей повседневности. Отчетливо слышен. Самые благие надежды меркнут и сдаются. Самые нежные, лирические души грубеют под напором нашего родного повседневного «феномена», сформулированного русским писателем не так уж много лет назад. А внешность бывает очень милой и невинной, даже рекламной. Иной раз не успеешь оглянуться, а тебе уже нахамили. Стоишь потом и репу чешешь, озираясь по сторонам. И не видишь того, кто нахамил. Ну и идешь дальше с тихой мыслью, что что-то показалось тебе то ли от усталости, то ли от прогрессирующего бессилия…
Владимир Вестер
