Выпуск N 76 от 1 марта 2003
15.09.2002
Прикосновение к Есенину
МКАД, дым, кольцо, пьяное куриво праведных костров - божий гнев на Москву.
А тут...
Скирды, межи, опады, быстровины, дежки, печурки, пропахшая выть, заревая гать, таганы, кукан реки, синий плат небес... Господи! где же еще можно такое написать? Разве что под Рязанью...
Я не выспалась, заснула, припав на оконное стекло. Висок стучал, словно ложечкой чайной об окно, - было слышно.
Где-то над креслами бурчал вой самолетов и крики американского кинематографа - "Перл Харбор"
А за окном... Я силилась вспомнить все целиком, но вспомнила лишь две строчки:
"Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше Рязанских раздолий..."
Рязанские раздолья... Я поняла, что Он имел в виду.
"Потому, что я с севера что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне..."
... Конечно, конечно... только сейчас можно понять. Это его, это его... Опять сердце щемит...
"Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне..."
Солнечный воск, рожь рыжей россыпью, поля с зеленой опушкой редких деревьев... Как тут...
Как же тут зажимает сердце! Хочется плакать, плакать от счастья, от радости, падать на колени, целовать землю, кричать, снова плакать, признаваться в любви, писать стихи...
"Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи -
Я нисколько не чувствую боли".
И яблок аромат, и медом поздним пахнет, и листья медными стяжками по полям, между желто-спелых деревьев... и чувство теплой прохлады, какое бывает лишь золотой осенью...
И эти редкие пожелтевшие домики, и прогнившие крышы, и косой плетень... Все так и надо.
"Если крикнет рать святая:
"Кинь ты Русь, живи в раю!"
Я скажу: "Не надо рая,
Дайте родину мою!"
Это мое, мое, мое, бесконечное мое. Родное.
А до Есенина я докоснулась. Даже не так: я повисла на его мизинце. Да, так точнее. Памятник
Есенину около Рязанского кремля представляет собой бюст поэта каких-то немыслимых размеров, в весьма глубокомысленной позе: немного наклоненная вперед голова и расставленные в буддистском раздумье руки. Было темно, памятник был почти не виден. Я подошла ближе, подняла голову и вскрикнула от неожиданности: черный абрис явно смотрел на меня. Страшно.
Потом (или до) было милицейское кладбище. Ночью. С розами и плитками.
Около кремля пахнет хлебным мякишем, текут зеленой лентой задумчивые вязы, бегут троллейбусы.
"Я люблю этот город вяземый,
Хоть обрюзг он и пусть обрязг..."
Церквей, действительно, мало...
И дворики... Да, конечно, дворики с цветочными арками и ощущением, что это именно та зеленая дверь, которая исчезает после полуночи, прикрывая вход в сказку. Оттуда не возвращаются.
А Рязань длинная-длинная, вся висит на китовых усах трамваев. Иначе - никак.
И колокольня тут есть волшебная: надо встать в центре, поднять голову вверх, выдохнуть шепотком желание и ждать. Шепоток доползет до купола и упадет на тебя капелькой счастья. Желание исполнится.
"Я никогда не загадываю исполнимые желания. Только неисполнимые." - я долго думала над этой фразой.
А сами рязанцы косопузые. Нет, ничего обидного... Разве что исторически правдиво: рязанцы носили топоры за кушаком, вот пузо-то и перекашивало. Лучшие плотники.
И Петр I рязанский. Потому что Нарышкин. А Нарышкины - они из Рязани. Ну надо же!
И Ленин в центре города. На корме корабля. Посреди сухопутной Рязани. Подумаешь, географическая правда... Зато - Ленин.
16.09.2002
Практическая психология счастья
Во время того, как кафедра периодической печати презентовала свои спецсеминары (мне было грустно, я изрядно скулила, клала коленки под парту на скамью, теснила Свету, ерзала и хныкала) я размышляла. Думала о том, почему мне это интересно (?).
Выходят умные дядечки и тетечки, заслуженные, признанные, добившиеся и не очень. Рассказывают о том, что они собираются преподавать нам, горемыкам-недоделкам, не понимающим, чего нам, собственно, в этой жизни надо?
Почему меня это интересует? (хотя, честно, совсем неинтересно рассказывали и презентовались, несмотря на вЫслуги и зАслуги)
Я начала свой интерес анализировать (возможно, все это со скуки и происходило): все эти люди рассказывают мне, кем я могу стать, если выберу их семинар (спортивным журналистом, бизнес-журналистом, политологом, аналитиком и т.д). Они рассказывают о моих возможностях.
Они лишний раз доказывают, что я могу Все.
Я не буду здесь добавлять "... если захочу", поскольку возможности человека не зависят от его желания. Возможность - это вещь независимая. Она просто есть.
Например, мы же не говорим ребенку: "Ты можешь ходить, если хочешь!" Мы просто даем ему информацию о его возможности: "Ты можешь ходить." А потом добавляем: "Для этого нужно..."
Даже добавлю, что постановка вопроса "можешь, если..." абсолютно неправильна. Когда мы говорим: "я могу. Для этого нужно" мы ищем инструменты для совершения задуманного.
А когда мы даем себе установку "могу, если", мы лишний раз позволяем себе превратить возможность в невозможность, свалив все на отсутствия под рукой инструмента.
Другое дело, что "невозможностью" мы называем ту ситуацию, в которой данную возможность мы просто не применяем. Другой случай, если мы говорим о возможностях физических (научиться летать, проходить сквозь стены). В данных примерах ничего от наших "возможностях-невозможностях" не зависит.
Это другие категории. Это не "невозможность пройти сквозь стены", а просто неприемлемость слова "возможность" к данному возможному (!) действию. Или неизвестность второй части составляющей
"Для этого тебе нужно..."
Например: я могу стать актрисой, банковским служащим, бомжем, политзаключенным, преступником, профессором Оксфордского Университета и пьяницей. Кто сказал, что я не могу стать "профессором"?
Кто сказал, что я не могу стать пьяницей? Я все могу. Просто иногда я не знаю, какие инструменты мне для этого понадобятся. А это - вопрос чисто технический.
В данном случае я рассуждала о природе интереса.
А интерес зарождается следующим образом: да, я знаю, что могу все. Это в общем. Но! Я не знаю, что входит в это "Все". Это все равно что радость от возможности загадать желание. Радость от возможности загадать конкретное желание будет гораздо сильней, чем от неясной возможности загадать мифическое "все что угодно".
То есть, я, конечно, хочу... Но: я пока что не знаю, что я могу. Вот в чем дело. Перечислите мне мои возможности и я скажу, каковы мои желания.
Или как в ресторане:
- Что у вас есть?
- У нас есть все!
- А конкретно?
- Голубцы в виноградных листьях, фрикадели в бланж-соусе, французская говядина, итальянская шарлотка с миндальным крошевом, клюквенное мороженое с прожилками малинного сиропа, кленовый соус, малиновый соус, яблочный соус, чай с яблочным ароматом, вишневое пиво и т.д.
Какой ответ вам больше нравится? Мне, например, второй. Почему?
Потому что "все" - это абстрактное понятие. А шарлотка - она конкретна.
Нам рассказывают о том, что мы можем. Даже если мы раньше и не знали, что такая профессия существует, то теперь, приписав новую строчку в реестр наших возможностей, мы испытываем некое ощущение гордости за новые горизонты наших способностей.
Поэтому так интересны любому читателю в первую очередь статьи, публикации, расширяющие его возможности. Это психологический конек всех редакторов. (Очень жаль, что большей частью, интуитивный. А это надо четко понимать)
Поэтому-то так и ценятся материалы о людях, которые занимаются чем-то необычным, никому ранее неизвестным (даже пускай это будет что-то абсолютно бестолковое и непотребное):
- Человек коллекционирует отпечатки гостевых пальцев на грязных бокалах!
- Девочка Аня дотягивается большим пальцем левой ноги до ключицы!
- 90 летняя пенсионерка занимается джахид-йогой!
- донор-трудовик побил все рекорды!
Конечно, это могут быть и серьезные материалы, вроде: альпинисты, автостопщики, готы-любители романтики, доноры, аромотерапия, любительский массаж и т.д.
Но, в основном, печатают полную ерунду.
Ерунда то ерундой, но работает это безотказно! Мысль "И я так могу" появляется у человека все чаще и чаще. Неважно, какую именно поведенческую модель человек на себя напялил: роль 90 летней бабушки или коллекционера грязных стаканов.
Читатель говорит себе: "Ух ты, оказывается, и это для меня возможно." Это, конечно, не значит, что я тут же побегу заниматься джахид-йогой, но держать эту возможность в активе не откажусь".
И внутренне улыбается.
Все счастливы. Занавес.
17.09.2002
Социальная журналистика?
А это как в детстве:
хочется, чтобы дождь посильнее шел и не кончался, тогда папа точно на машине меня заберет. Чтобы слезы подольше не высыхали и красные пятна на руках не сходили - тогда мама придет, увидит, и точно Оксанку за меня накажет. Чтобы сапоги еще страшней стали и дырявее - тогда родители увидят и наверняка новые и красивые купят.
Я ждала папу и слушала радио. Радио такое белое, ребристое, какое на старых кухнях только бывает.
И программа у него только одна. Радио "Россия". Точнее, сегодня "Радио Одинцово".
На этом радио работает и всем правит красивый, долгокленный Леня Михайлов. Я по долгу службы несколько раз с ним пересекалась. Он даже приглашал меня работать на свой "радиоузел", но...
100 р. в месяц - это для меня альтруизм непонятный. Человек приятный, увлеченный, в свое дело заброшенный.
Правда, женатый.
Жена - сиплая, малокрасивая женщина, одернувшая меня на одном районном вечере испуганно и раздраженно:
- Это зачем вам еще Леонид Михайлов?
Я, если честно, о том, что это его жена, не догадывалась: "Э.. он мне нужен. Так... поболтать..."
Наверное, я слишком хорошо выглядела, что ли...
Он в эфире районного радио. Районное радио - этакий рупор пенсионерского мнения, что ли...
Началась интерактивная программа: Леня задает в эфир вопрос, а одинцовцы звонят и на него отвечают.
Недавно прошло празднование 45-летия города, из Одинцово еще не успели вывезли все бутылочные горлышки, поэтому вопрос
"Как вам понравился день города" был как нельзя кстати.
Звонок первый: "Да, понравился. Только у нас тут крыша протекает, я по Молодежной живу, инвалид войны. Когда нам крышу сделают?"
Звонок второй: "Да, понравился. Вы знаете, у нас тут лифт чинят. Я не понимаю, кто его чинит? Я пенсионерка, у нас тут в доме одни пенсионеры живут, я так и не поняла, куда надо обращаться?"
Звонок третий: "У вас тут был на прошлой недели Громов в передаче. Он тут говорил о приеме, а куда прием?
Какие еще документы? Я - ветеран.."
Звонок четвертый: "Такое ощущение, что восьмой микрорайон оторван от города! Постройте нам тоже какую-нибудь площадку!
Мы детей своих на другую сторону водим...какой день города?"
Мне сначала стало смешно, потом мне Леню стало откровенно жалко: ну что это? Человек хотел праздник обсудить, а его пенсионеры замучили... А он ничего, молодец: по 12 раз объясняет, куда обращаться, да какой департамент чем занимается, да как документы оформлять, зачем ЖЭКи нужны. Выносливый, одним словом.
И такая дребедень каждый день, каждый день...
18.09.2002
Сумасшедшее яблоко
Она по всем признакам была сумасшедшая: присев лишь на краешек сиденья, остальное заняв мутными сумками, перебирала старые газеты. Грязные такие, с жирными краями. Улыбалась дико, по-идиотски вульгарно. Смотрела на нас, раскладывая вокруг себя газеты, на соседнюю скамейку газеты, кругом газеты, уверяя, что газеты - для того, чтобы чище было. И опять улыбалась. Ее открытый в грубой улыбке рот и крупные зубы наводили беспричинный ужас, весь ее печально гогочущий образ оставлял впечатление чего-то неправильного и щемяще неладного.
И нечего брезгливо отворачиваться.
Она была крайне занята: вертела в темных руках треуголки газет, расправляла листки на ладонях, вырывала фотографии.
Она так сосредоточенно занималась этой ерундой, что я на минуту забыла о своих печалях и занялась ее заботами. Забота у нее была одна: она нерешительно мешкалась, когда фотографии были напечатаны с двух сторон газетного листа, и подолгу задумывалась, прежде чем предпочесть одну другой. А потом все равно какую-нибудь вырывала, оставляя махровые ободки по краям зияющих бумажных дыр.
Это ее настолько занимало, что ей по-человечески было жалко нас, медленно едущих и жующих оконную сырость, размятую стеклянными колесами электрички.
Она пробовала угостить попутчиков сырыми газетными листами, а когда мы поспешно отказались, протянула бледно-зеленое яблоко с грязными желобками у хвостика, которое неприятно было брать в руки, не помыв. Никто не взял. Скорее всего, она сорвала это яблоко с какой-нибудь старой, промерзшей, такой же выжившей из ума яблони, какой-нибудь покинутой, забытой, дикой. У нее нет свежих побегов, нет садовника, она растет на каком-нибудь мусорном отшибе, среди толченых кирпичей и битого стекла, среди малиновых маковок бурьяна и сырых листьев побитой первыми заморозками крапивы. Ее ствол перекручен какой-то уродующей силой, перекручен страшным жгутом, неестественно выгнут, как сломанный, вывороченный сустав тяжелого больного. С такого дерева не стоит есть яблоки.
Мне стало дурно, жутко, я вышла в тамбур и разревелась.
Ваша А.И.Шевелева
