Сегодня залетел в мою террасу «страх божий» из моего детства – огромный чёрный жук-волосогрызка. Я в ужасе стала отмахиваться от него выжатым бельём, и когда он приземлился на пол, проворно наступила ногой. Раздался хруст, и вот он лежит приплющенный и мёртвый. Узрев его в таком виде, вдруг подумала: «Вот я уничтожила одно живое создание природы. Зачем? Что он мог сделать мне плохого? Для чего-то создала его матушка-природа, для какой-то пользы в балансе животного мира». Вдруг вспомнилась мне покойная соседка, которая бы обязательно меня пожурила за такую жестокость. И мухи не обидит – это про неё.
Дожила она на этом свете до 80 лет в здравом уме, сохранив зрение и слух. Сильно ничем не болела, но страдала малокровием. Как-то летним вечерком пришла с улицы, наклонилась, пошатнулась и упала. Вот так умерла легко и просто, с улыбкой на устах.
Все старики позавидовали её «лёгкой» смерти и кивали головой: как же иначе, Марфуша никому никогда худого слова не сказала, никогда ни с кем не ругалась, вообще не знала злобы и зависти, при этом умела с юмором оценивать самые худшие ситуации в своей жизни в пользу чего-то наиболее важного для других. Доброму человеку Бог подарил лёгкий уход.
Она была философом, хотя являлась почти безграмотной. Даже существование самых обычных назойливых мух оправдывалось ею. Моя мама, неутомимый борец против тараканов, мышей и мух, травила их всевозможными ядами, а мухобойка была её повседневным орудием в руках. В доме у Марфиньки всегда жужжали мухи, хотя их бывало по причине знатной чистоплотности хозяйки не так много. Когда моя мама, свернув газетку, так как у соседки отродясь не было мухобойки, начинала их бить, Марфинька говорила:
– Не надо, не надо, они тоже живые существа, и им тоже жить хочется, пусть гуляют, они мне одиночество скрашивают своим гуденьем, с ними веселей, и так лето короткое.
Да, мухи были для неё не переносчиками заразы, а друзьями дома.
Марфинька была чистюлей, какую ещё поискать – ни пылинки, ни соринки в доме. Под рукой у неё всегда водились заячьи лапки и птичьи крылышки, которыми очень аккуратно и педантично подметала все половицы. Ни капельки воды ею не расплёскивалось, ни крошечки еды не ронялось, ни крупиночки грязи не прилипало к её обуви. Ни суеты, ни лишних движений, всё у неё было рационально до предела. При видимой неторопливости она успевала по хозяйству не хуже других расторопных женщин и по вечерам, выкроив времечко, посещала соседей.
Сама маленькая, худенькая, лёгонькая, как говорится, божий одуванчик, а глаза светлые и очень проницательные. От природы, возможно, была наделена даром провидения, угадывала всё точно, умела предсказывать, но не увлекалась этим. В детстве я всегда с интересом слушала её комментарии, удивляясь меткости выражений и своеобразному юмору.
Муж её, Гаврила, был намного моложе по возрасту и по нраву полная противоположность. Вся детвора в округе боялась его, им пугали малышей:
Вот не ляжешь спать, придёт Гаврила – откусила ушей, оторвёт и съест.
Вырастили Марфинька четверых детей. Когда они разлетелись, жили вдвоём. К этому времени старик часто выпивал, а выпивши он любил орать. Иногда приходилось ей бежать от него к соседям и пережидать бурный час Гаврилы. К счастью, Гаврила всегда вставал спозаранку, поэтому скоро засыпал. Утром вставал как ни в чём ни бывало, первым делом подметал Марфиньке дорожку к хлеву, готовил всё к утренней дойке, давал корм курам. После вдвоём мирно чаёвничали, а когда жена напоминала ему вечерние «проказы», он делал вид, что ничего не помнит. Вскоре Гаврила умер от цирроза.
Зимой Марфиньку сын забирал в город, а весной возвращалась и всё лето одна проживала в своём домике.
Она всегда держала кошку. Моя мама не любила кошек и работала сама «кошкой-мышеловкой». Ставила разные ловушки, капканы, потом излюбила шахматную доску. Подпирала верхнюю крышку макарониной. Мышь, пробравшись туда, двигала макаронку и тут крышка накрывалась. Мама брала ловушку под мышку и шла к соседской кошке сбрасывать добычу. Способ моей мамы не нравился Марфе, она советовала ей завести кошку. Так по природе устроено, чтобы они охотились на мышей.
Марфинька всегда аккуратно снимала с поверхности воды случайно упавших букашек, кузнечиков, жучков, паучков, стряхивала их в траву, приговаривая:
– Да идите, идите, гуляйте, больше не попадайте сюда.
…Моя мама, умирая и страдая от болей, признала правоту мудрой соседушки: нельзя мучительно убивать не только мелких зверей, но и даже маленьких насекомых. Ад есть не на том свете, а на этом. И испытывает адскую боль тот, кто изводил много живых существ на земле.
А Марфинька после вечернего чая с дочкой пришла со двора, сняла обувь, пошатнулась и от этого засмеялась, потом упала навзничь.
Душа её легко покинула тело.
Маргарита Данилова
