Страшные новости об обнаружении брошенных малолетних детей в квартирах напоминают сводки боевых действий. Только в этом году — Киров, Москва, Мытищи, Санкт-Петербург; двоих не спасли, они скончались от голода… Кто виноват в бездействии, помимо непутевых родителей? Первым делом, не дождавшись выводов профессионалов, винят органы опеки и попечительства: мол, а для чего еще они созданы? Их же, впрочем, винят и в самоуправстве — леденящие душу истории о том, как у родителей отбирают детей, появляются регулярно. Почему к опеке накопилось столько претензий, что даже президент страны поручил разобраться два года назад? Как вообще сложилась ситуация, когда столь чувствительная материя, как вмешательство госоргана в жизнь семьи, не подчиняется ясным принципам? И главное — реально ли эти принципы выработать, да так, чтобы опека больше не занималась, как выражаются правозащитники, игрой в бога, не отвечая при этом перед живыми людьми? «Огонек» присмотрелся к истокам проблемы и проанализировал два законопроекта, которые в ближайшее время будут внесены в Госдуму, чтобы изменить положение.
— Суд по ограничению нас в родительских правах длился семь минут,— рассказывает «Огоньку» Анатолий Киселев, отец шестерых детей/ Лида и Анатолий Киселевы живут в Карелии, в городе Костомукша. У них четыре сына от 5 до 18 лет и две дочери-двойняшки, им по четыре. В 2015-м Киселевы перевели троих сыновей на семейное обучение. Семья отказалась от прохождения детьми промежуточных аттестаций в школе. По закону при семейном обучении это не обязательно: дети должны пройти только государственную итоговую аттестацию. Органы опеки несколько раз приходили с проверкой к Киселевым и в итоге обратились в суд с требованием лишить Киселевых родительских прав, так как они «препятствуют образованию» своих детей.
— У нас четырехкомнатная квартира, я владею бизнесом,— говорит Анатолий Киселев.— Проверьте сами: в квартире есть все, что нужно для учебы,— парты, ноутбуки, учебники…
Районный суд Костомукши отклонил иски опеки. Но 28 сентября 2018 года Верховный суд все-таки ограничил Киселевых в родительских правах (это значит, что детей должны забрать у родителей на полгода). Лидия Киселева попыталась спрятать детей — уехала с ними из Костомукши. Ее задержали в январе в Москве на автостанции у ВДНХ: на основании судебного решения был объявлен розыск. Силовая операция, да и только…
В принципе, есть два документа, которыми должна руководствоваться опека: Семейный кодекс и закон «Об опеке и попечительстве». Специалист по охране детства (так называются сотрудники опеки официально) совершает «отобрание» ребенка у родителей (еще один термин из законодательства) по следующим причинам: нарушение прав ребенка на образование; игнорирование родителями основных потребностей ребенка — в еде, отдыхе, одежде; физическое или моральное насилие, непосредственная угроза его жизни и здоровью, а также если родитель не в состоянии обеспечить надлежащие воспитание и развитие ребенка. Невооруженным взглядом заметно — формулировки общие, а порой, как считают эксперты, еще и нелепые. И как их применять, когда надо действовать?
— В законах, регулирующих работу опеки, немало неточностей, многие трактовки очень общие,— подтверждает Галина Семья, член Координационного совета при правительстве РФ по проведению Десятилетия детства, сопредседатель экспертного совета комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей.— Это и позволяет органам опеки толковать заложенные нормы широко и неоднозначно. Например, что такое конкретно угроза жизни и здоровью? На федеральном и региональном уровнях нет четких критериев. Процедуры возврата ребенка обратно в семью, если выясняется, что отобрание было без достаточных оснований, нет вовсе…
В случае с семьей Киселевых специалисты по охране детства, как считают юристы, вольно интерпретировали понятие «нарушение прав на образование». Раз дети не приходят в школу и не проходят аттестацию, значит, не учатся.
У Киселевых забрали детей по решению суда, но это, оказывается, возможно и без оного — 77-я статья Семейного кодекса позволяет это сделать «в ситуации, угрожающей жизни и здоровью ребенка». Надо ли добавлять, что именно эта статья — источник большого количества необоснованных «отобраний»?
— Семейное законодательство осталось самым отсталым в РФ,— говорит «Огоньку» глава Временной комиссии СФ по совершенствованию положений Семейного кодекса РФ Елена Мизулина.— Два года назад по поручению президента России мы начали проводить анализ необоснованных изъятий детей из семьи. Анализ показывает, что непрозрачность закона, касающегося работы опеки, в частности расширенное толкование опекой понятия «угроза жизни и здоровью», приводит к разрушению семьи, к изъятию ребенка, когда в этом нет необходимости.
«Страшно недобдеть»
У Олеси Уткиной, матери-одиночки из Санкт-Петербурга, инвалида по слуху, забрали в начале 2019-го двух детей — пятилетнюю Дашу и двухлетнего Кирилла — по 77-й статье. Живет Олеся бедно, в маленькой комнате в коммунальной квартире. Ее слуховой аппарат сломался, она не слышала звонков в дверь врача, которая пришла к детям, не открыла. А врач вызвала опеку. Итог: формулировка «угроза жизни» в отчете представителей органов опеки, которые забрали детей у Олеси, сославшись на замеченные бдительными инспекторами «нож, лежащий на тумбочке, грязь, неубранные постели и вещи, разбросанные игрушки, запах мочи из детского горшка».
— Что именно органы опеки сочтут угрозой жизни и здоровью ребенка — их личное дело, законодательство это не конкретизирует,— объясняет Елена Альшанская, руководитель благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам».— Им страшно недобдеть. Вдруг ты уйдешь, а с ребенком что-то случится? И ответственность за это на себя брать страшно, ведь есть статья — за халатность.
Вообще-то, объясняет адвокат Надежда Гольцова, председатель экспертного совета «Юристы против ювенальной юстиции», изъятие при угрозе жизни и здоровью по Семейному кодексу должно происходить следующим образом. Специалисты опеки приходят, видят эту угрозу, после чего обращаются в органы местного самоуправления, получают постановление об отобрании, подписанное главой муниципалитета, и забирают ребенка. При этом сотрудники опеки обязаны немедленно уведомить прокуратуру. И в семидневный срок подать в суд на лишение (либо ограничение) прав родителей.
— Такой акт,— продолжает юрист,— составляет сотрудник полиции, вызванный опекой, причем зачастую в присутствии родителей, хотя по закону он должен оформляться, когда ребенок найден без родителей. Такой абсурд у нас является нормой! И на основании этого акта дети фактически изымаются из семьи. Так делать просто гораздо удобнее.
— Это правовой беспредел. Без суда у родителей забирают ребенка и составляют акт о том, что нашли его без родительского надзора,— возмущается Александр Гезалов, член совета по вопросам детей-сирот и детей, оставшихся без попечения, при Министерстве просвещения РФ.— По закону о профилактике беспризорности и безнадзорности полиция вообще не должна действовать на территории квартиры, она на улице беспризорных должна ловить. Но опеке так удобно, а мне потом сами полицейские говорят — мы какой-то фигней занимаемся…
К слову, у Лиды Киселевой из Костомукши полиция забрала пятерых несовершеннолетних детей в Москве на автостанции именно по акту о безнадзорности. Хотя решение суда и имелось, привести его в исполнение полагалось приставам, но в ситуацию оперативно вмешалась полиция. Благо толкование самого понятия «безнадзорность» в законе «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» звучит так: «безнадзорный — несовершеннолетний, контроль за поведением которого отсутствует вследствие неисполнения или ненадлежащего исполнения обязанностей по его воспитанию…». Понятно, что полиция трактует «отсутствие контроля» как хочет. «Практика показывает, что при изъятии на основании "акта о безнадзорности" расширяются основания отобрания,— подтверждает Надежда Гольцова,— таким основанием может стать любое ненадлежащее, по мнению сотрудников полиции и опеки, исполнение родительских обязанностей...»
Страшно ведь недобдеть…
Теперь статистика. По данным прокуроров субъектов РФ, в 2016 году (это последние обнародованные официальные данные) по 77-й статье Семейного кодекса (при непосредственной угрозе жизни и здоровью) у родителей было отобрано 3288 детей. При этом в «Отчете о результатах работы территориальных органов МВД России по предупреждению и пресечению безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» за тот же 2016 год значится цифра вдвое больше: по инициативе органов внутренних дел из семей изъято 7 тысяч 500 детей.
Бедность как причина
Ольга Жегулова из Краснодарского края одна воспитывает девятерых детей. От социальной защиты получает 500 рублей в месяц на ребенка и субсидию на оплату ЖКХ. «Я зарабатываю в месяц 20 тысяч,— рассказывает Ольга.— Летом с детьми еще подрабатываем на виноградниках. Мы просто на грани выживания. Когда я начала требовать помощи от соцзащиты, писать и жаловаться, пригрозили, что детей в детдом заберут. Когда домой приходит опека, я денег занимаю, чтобы к их приходу холодильник набить продуктами. Чтобы оснований забрать детей не было. Мы все в долгах».
Специалисты по охране детства приходят в семью, только когда поступает сигнал — от соседей, из детсада, поликлиники, школы. Сигналы бывают разные. Могут, например, сообщить, что ребенок приходит грязный, в рваной одежде, с синяками… Отреагировать опека обязана. Ее сотрудники приходят в квартиру и составляют акт о жилищно-бытовых условиях. Они должны задокументировать «фактическое состояние жилья, количество проживающих, материальное положение семьи, санитарное состояние, наличие места для размещения ребенка — место для занятий, сна, игр, оценить готовность создать нормальные условия для проживания и развития ребенка».
В методических руководствах для опеки поясняется: «Внимание! На сегодняшний день в Жилищном кодексе РФ не установлено никаких "санитарных" жилищных норм. Поэтому сотрудник должен руководствоваться общей логикой анализа бытовых условий». То есть официальный документ подтверждает сотруднику опеки — ваше мнение решающее. И именно жилищные условия органы опеки часто рассматривают как «угрожающие жизни и здоровью» ребенка.
А вот как выглядит эта «общая логика» в действии. У Ирины Байковой из села Соколово Алтайского края забрали троих дочерей. Старшая, Лида, полтора месяца не посещала школу (дерматолог поставил диагноз — чесотка, который потом не подтвердился). Ирина воспитывает детей одна, работает дворником и продавцом в магазине. Органы опеки забрали детей, составив акт о жилищно-бытовых условиях. «Они мотивировали изъятие детей тем, что у меня дома нет водопровода, нужен ремонт и не работает холодильник,— рассказывает Ирина,— что у детей нет игрушек, постель серого цвета и вещи разбросаны по всему дому. Хотя игрушки были просто собраны в мешок, а вещи лежали постиранные, я собиралась убрать их в шкаф». В Челябинской области у матери-одиночки в поселке Ленинском также забрали троих маленьких детей. Они были под присмотром бабушки и дяди. Мать работала в городе Миассе. Поводом стали отсутствие в доме электричества (было отключено за долги), беспорядок и отсутствие минимального набора продуктов питания. В вину поставили и ненадлежащее выполнение матерью своих обязанностей — два дня отсутствовала дома.
— Конечно, детей чаще забирают из семей, где родители зависимы от алкоголя или наркотиков, сильно маргинализированы,— объясняет Павел Денисов, руководитель Центра юридической помощи детям-сиротам,— Но в силу того, что основной и порой единственный ориентир для опеки — состояние жилья, причиной может стать просто бедность. Это семьи, попавшие в тяжелую жизненную ситуацию, многодетные, в сложных бытовых условиях, где родители потеряли работу, имеют инвалидность... То есть проблема может быть не в плохом отношении родителей к детям, а просто в сложной жизненной ситуации.
Причина? У опеки, напоминает юрист Павел Денисов, нет инструментов, чтобы помочь семье, которая попала в сложную жизненную ситуацию.
— Они,— объясняет эксперт «Огоньку»,— могут только карать — забрать ребенка, лишить родительских прав или ограничить в них (лишить прав на полгода). А вот помогать семьям — прерогатива уже другой госорганизации: социальной защиты. Опека может иногда написать заявление в соцзащиту, что семье нужна помощь. Но между этими институтами нет налаженного контакта.
Да и возможности соцзащиты скудные: есть определенный набор услуг и за каждой нуждающийся обращается самостоятельно. Соцзащита может передать ему еду, одежду, оформить льготы по питанию или по квартплате, предоставить бесплатного юриста или психолога. Но на каждую услугу семья должна написать отдельное заявление и собрать пакет документов. «Нужно быть очень умным и компетентным уже для того, чтобы понять, какой набор услуг нужен, чтобы решить проблему,— комментирует Елена Альшанская,— плюс еще собрать массу документов. Большинство семей в тяжелой ситуации на это не способны».
Вместе с тем ориентир на жилищные условия как на ключевой критерий делает беззащитными и тех детей, чьи права нарушаются в дорогих квартирах. «А такие истории есть,— говорит Елена Альшанская.— Скажем, в одной очень богатой семье нарушаются права малолетнего ребенка, а мы ничего не можем сделать. Опека не видит проблему: они живут в очень хороших условиях».
«От этой работы глаз дергается…»
Почему жилищные условия стали главным ориентиром при решении, отнять или нет ребенка? Потому что все прочие параметры наши специалисты по охране детства порой не знают, как применить. В опеках у нас работают, как правило, юристы или бывшие муниципальные служащие, реже — психологи и педагоги. А ведь «в момент, когда опека приходит в семью, ситуация должна оцениваться специалистами, которые имеют профильное психолого-социальное образование», говорит Елена Альшанская. Это значит, они должны пройти специальную подготовку в области детско-родительских отношений: знать, что такое последствия насилия, что такое привязанность...
В 2013-м был принят профессиональный стандарт специалиста органа опеки. Прописывалось, что это высокообразованный профессионал, знания которого простираются от «определения зоны рисков развития» и «девиантного поведения» до «умения анализировать законодательство и применять на практике нормативные правовые акты». Не забывая, разумеется, о «создании доверительных отношений с детьми»… Увы, признает сегодня сам автор этого профстандарта, Галина Семья, до этого далеко, так как обучение сотрудников опеки «не системное».
— Министерство образования и науки до этого года организовывало курсы для специалистов органов опеки в онлайн-режиме: их в год проходило до тысячи специалистов. Может, новое министерство и продолжит эту работу. Есть различные платные курсы в Москве, они длятся 7–8 дней. Но очень сложно попасть на действительно качественное обучение. Я вижу объявления от неизвестных организаций, которые готовы обучать опеку. А у нас достаточно ограниченное число специалистов высокого уровня, которые могут преподавать. Есть регионы, где проводят свои курсы. Но проблемы те же — нет специалистов. И я не уверена в том, что организаторы курсов обеспечивают приемлемое качество.
Навести порядок в работе опеки мешает и то, что нет единой вертикальной структуры ее подчинения. В каждом регионе, а иногда и просто отдельном городе — своя система. Так, в Москве около 130 отделений органов опеки и попечительства подчиняются департаменту труда и социальной защиты. А в Санкт-Петербурге — только своим районным властям. Такая раздробленность системы не только сбивает критерии, но и грозит злоупотреблениями: далеко не всегда понятно, куда обращаться с жалобами, если сотрудники фактически силового ведомства выходят за рамки своих полномочий.
Стоит ли удивляться, что заманить хороших специалистов в такую систему трудно? Мало того, что это тяжелый и низкооплачиваемый труд, так сотрудникам опеки по федеральному законодательству вменено в обязанности 61 полномочие, и эти полномочия муниципалитеты и региональные власти имеют право еще и расширять. «Многие регионы добавили опеке ответственность за профилактику социального сиротства, хотя это не их полномочия. В одном регионе мы насчитали 38 дополнительных функций. Есть и "экзотические"— озеленение территории, организация летнего отдыха детей, опека даже гонять торговцев спиртным от детских учреждений вынуждена,— рассказывает Галина Семья.— В некоторых регионах помимо несовершеннолетних одни и те же специалисты органов опеки и попечительства занимаются еще и взрослыми недееспособными. А это совсем другая психология и другое законодательство».
Зарплату при этом специалисты по охране детства получают очень невысокую. В среднем это 24 тысячи рублей. Всего в органах опеки в России работает 11 809 человек. А детей до 18 лет у нас 28 млн 357 тысяч. То есть на одного специалиста приходится 2508 детей. Некоторые сотрудники опеки жалуются, что у них подопечных, которых им надлежит проверять регулярно, больше, чем дней в году.
— Работа собачья,— анонимно рассказывает «Огоньку» Елена, сотрудница отдела опеки одного из районов Нижнего Новгорода, юрист по образованию.— Груда бумаг: документы на усыновление, разрешение на продажу жилья, подготовка документов в суд, ведение личных дел тех, кто находится под опекой, минимум 250 штук на сотрудника. Еще на специалиста возлагается профилактическая работа с семьями, состоящими на учете. Выезды по адресам — за свой счет. Приезжаешь, а там пьяный мужик с топором на тебя орет. И тебе нужно отобрать у него троих детей, чтобы он их не покалечил. Или, представьте, мамочка забыла вечером ребенка на улице — у нее их трое. Дома бедненько, но одеты, накормлены вроде. И только тебе решать — забрать дите в детдом или оставить. Оставишь, а с ребенком что-то случится... ЧП на участке — получишь по полной с занесением в личное дело. Отобрали ребенка из семьи — виноваты органы опеки, неправомерно вмешались в дела семьи; не успели отобрать и ребенок пережил насилие — органы опеки не отследили ситуацию. И получаю я за это 13 тысяч рублей. У меня от этой работы дергается глаз...
По данным Координационного совета при президенте РФ по реализации Национальной стратегии действий в интересах детей, больше половины специалистов по охране детства работают в этой профессии менее пяти лет, а 15 процентов — меньше года. Текучка: люди не выдерживают стресса и уходят.
— Сотрудники опеки быстро выгорают эмоционально,— говорит Елена Альшанская.— Это ведь обычные люди, а не какие-то специально обученные детоненавистники. Просто у них жуткая ответственность и очень мало необходимых знаний. И вот с этим багажом они приходят в семью, где за полчаса должны на глазок принять судьбоносное решение. Такая игра в бога...
Система невозврата
Как же исправить ситуацию, если ребенка забрали? Ответ, похоже, страшный: никак. Об этом говорят цифры: из 41 тысячи дел, по которым было принято решение о лишении родительских прав в том же 2016-м, в судах было обжаловано 2500 дел (6 процентов), а отменено либо изменено 467 решений (1 процент).
Не легче ситуация и в случаях, когда ребенка забирают без суда. Он может провести в детдоме до года без всяких законных оснований, объясняет адвокат Надежда Гольцова.
— Казалось бы, в ситуации, когда ребенка забрали по акту о безнадзорности, родитель не ограничен в родительских правах, не лишен их,— говорит юрист «Огоньку».— Он может написать заявление и просто забрать ребенка. Но этого не происходит: родителям никто этого не объясняет. Более того, наоборот, опека говорит им, сделайте сначала ремонт, устройтесь на работу, улучшите жилищно-бытовые условия, и мы вам вернем ребенка. Родители пытаются выполнить требования опеки, и часто пропускают трехмесячный срок, который установлен для признания незаконным акта о безнадзорности. Ясно ведь, что, лишившись ребенка, не каждый родитель способен быстро и эффективно решить свои проблемы, тем более в случае, если в семье действительно сложная жизненная ситуация…
Пока родитель «исправляется» и собирает документальные подтверждения этого, ребенок находится в детском доме. Если ситуация затягивается, опека обращается в суд с иском о лишении родительских прав, что делает возможным его усыновление другими родителями.
Мало того, даже если его кровные родители еще не лишены прав, ребенок может быть передан под опеку в другую семью. При этом дети попадают в федеральный банк данных о детях-сиротах сразу, как только их помещают в детский дом.
— Это очень страшно,— говорит Анатолий Киселев из Костомукши,— мы видели наших детей в этой федеральной базе. То есть кто-то может прийти и забрать их…
Между тем вся эта дикая система была создана исключительно… в интересах ребенка. По задумке она должна отводить от него угрозу жизни и здоровью, ограждать от насилия. А что происходит на самом деле?
— Ребенок, внезапно вырванный из семьи, где его любили, приобретает опыт тяжелейшего горя,— объясняет президент ассоциации «Ребенок дома» Мария Эрмель.— Он ощущает, что потерял все. Причем этого может быть не видно внешне. Он делает все, что ему говорят. Но глубоко внутри переживает страшную травму. Он будет очень долго заново выстраивать доверие к людям. Он оказался совершенно один, беззащитный, беспомощный, и мама не смогла его защитить.
Но разве это берется кем-то в расчет? Увы, сейчас у правозащитных организаций есть серьезные опасения, что недавние трагические случаи гибели детей, брошенных в квартирах, могут спровоцировать новую волну необоснованных изъятий. Как считает Мария Эрмель. органы опеки будут перестраховываться: «Им просто спокойнее, когда ребенок в детском доме…»
Наталия Нехлебова
