Думаю, что заниматься сексом, целоваться, парковаться, смеяться 15 минут кряду — вполне возможно. Чуть сложнее это проделать с чтением. Исследователи то и дело говорят, что у молодых людей снизилась способность концентрировать внимание. На мой взгляд, «молодой человек» в принципе не способен концентрировать внимание. Такая способность как раз и отличает «зрелого человека».
Но молодой человек может залипать. Это другое. Можно залипнуть на спортивном канале в момент показа баскетбольного матча. Можно, не отрываясь, прочесть книгу с фантастическим сюжетом. Или не заметить, как день пролетел, — во дворе за косячком. А бывает, что открыл брошенную тачку на окраине района (старую «Оку», например), сел в неё и уснул (главное — не сделать этого с косячком, есть мнение, что такие машины — это полицейские силки для наркоманов).
Залипание нам знакомо благодаря школьному курсу физики и сэру Исааку Ньютону. Первый закон механики: «тело находится в состоянии покоя, пока оно не будет принуждено приложенными силами выйти из него».
Для меня не было проблемы сконцентрировать внимание на книге. Мне сложно было от неё «отлипнуть». Я вмерзал в неё, как те старые ботинки зимой, которые вы видели вросшими в покров льда на замёрзшей реке.
Можно не отлипнуть, даже книгу закончив. Также это явление знакомо нам по решению «перейти на следующую книгу». Чем-то похоже на спид-дейтинг (как минимум, тем, что и там и там минизирована вероятность подхватить СПИД).
Пример. В школьные годы я взахлёб прочитал Достоевского. Я, разумеется, принял всё за чистую монету. И испугался по-настоящему, и поверил в чувства. Прожил жизнь родных мне людей. Пришёл в полнейший шок, но смирился, руководясь принципом «что ж поделать, кум он и в Африке кум».
Моя мама, нордическая женщина, стоявшая у истоков рижского района Иманта, с его джаз-клубом, трамваями и будущими русскими «негражданами», называла это явление лаконично: «В семье не без урода».
Но урод всё ж таки свой, родненький.
Соответственно, я думал, что мне Достоевский дарован в братья, как попутчик с докторской колбасой, шебуршащей в свёртке из фольги, — в поезде.
… Раньше на эскалаторах в метро я регулярно видел целующихся. Сейчас не вижу. В Зарядье раньше ловили за руку экстремалов, сгоравших в обоюдных ласках на газоне. Сейчас не ловят, по крайней мере, точно не за руку. Раньше я видел в торговом центре «Европейский», как Peugeout 306 ворочает задом, чтобы протиснуться в проимку между двумя джипами. Сейчас я не вижу даже Peugeout 306 (Франция больше не в моде?). Раньше во дворе я был свидетелем: человек смеётся больше минуты без остановки (не из-за косячка). Сейчас я почти не бываю во дворе.
Peugeout 306. Фото: «Википедия»
Раньше я читал «Преступление и наказание», со страхом переворачивая страницу: «что же дальше?».
Сейчас я не нахожу времени, чтобы просто начать.
Тогда была одна инерция. Сейчас она другая.
Как говорил апостол Павел, «меня пугает, кто я для вас, но мне нравится, кто я с вами; для вас я пастырь, с вами я — христианин».
Инерцию не стоит недооценивать.
