Мы плыли на «Клавдии Евланской» без билетов, потому что Тёнин договорился с горничной. Я думал, это практически невозможно без секса. Понятия не имею, откуда эта мысль взялась в моей голове.
С чего это вдруг женщине обязательно получать секс в обмен на услугу? Я то ли принимаю весь женский пол за идиоток, то ли за извращенок. Пытаюсь проанализировать, откуда это во мне. Но предубеждение существует. Обсуждать с женщинами серьёзные темы нельзя. Серьёзные темы – это когда говоришь честно. Им это не нравится, потому что мигом пропадает вся тайна, в которой и состоит всё очарование жизни женщины.
Спасибо за это можно сказать то ли моей девушке Ире, то ли всем девушкам, создавшим в массовом сознании образ того, каким должен быть мужчина. Он должен быть «креативным».
А где проявляется высшая степень креативности? Правильно. В убалтывании на секс.
Потому, наверное, когда мужчина добивается своего с помощью секса – он убивает двух зайцев. Внушает женщине, что ей это нужно, и притом берёт от неё то, что нужно ему.
И... ему совершенно не пришлось быть честным! Ни секунды. Честность можно приберечь для других мужчин, когда начнётся делёжка пирога.
— Вы знаете, один раз я гулял с девушкой у Москвы-реки, была зима, но льда ещё не было, и сказал ей: «если ты сейчас только скажешь, лишь одно слово – я сразу прыгну бомбочкой в Москву-реку».
— И как, сказала?
— Нет, но я всё равно прыгнул.
— А если сейчас я попрошу тебя прыгнуть в воду – ты прыгнешь?
Этот вопрос ввёл меня в ступор.
— Это элемент послушания, мой юный друг. Ты должен беспрекословно мне верить... Я уже вижу, что ты выбрал меня в свои учителя. Без послушания нет учения.
— Да ну, вы серьёзно?
— Ещё как.
— А вы со мной прыгнете?
— Нет.
— А как же я вас потом найду?
— Как-нибудь найдёшь. Ты должен мне верить.
Я взошёл на палубу. Как раз в этот момент началась носовая качка, примерно о восьми баллах, я не устоял на ногах и рухнул за борт, так и не успев принять перед прыжком гордый вид – в ожидании, что Тёнин меня отговорит.
Тут пригодились некоторые уроки Орлова, потому что меня мгновенно накрыло одной волной, потом второй, потом третьей, и вода попала мне сначала в нос, потом стала резать глаза, и я исступлённо рвался на воздух и ударился головой о металлический бок теплохода. Сознание я не потерял, но от концентрации не осталось и следа. Желание выплыть меня покидало. Я ощутил полное смирение перед тем, что сейчас умру, и тут же меня тряхнуло ужасом – организм почувствовал явную нехватку кислорода. Я толкал ногами пустоту и наконец вынырнул, жадно ища глазами, на что опереться.
Не было ничего.
Тогда я увидел лестницу на боку теплохода. Верёвочную лестницу, каковая была там с момента отплытия из петербургских доков. На исходе сил я доплыл до неё, схватился. После того как отдышался – полез вверх.
На палубе всё было спокойно: люди ходили как прежде, многие из них держали бутылки с алкоголем в картонных пакетах, как будто они, чудаки, всё ещё были на суше, где их могли оштрафовать за распитие в общественном месте.
Однажды мы проходили с моей девушкой в таком месте, и она сказала: «я хочу, чтобы ты трахнул меня на заправке».
Я подошёл к тому шезлонгу, где прежде лежал Тёнин, и там его не застал. Лежала девушка, у которой на голой груди распростёрлись циферблаты наручных часов. Это были часы «Восток», с потрёпанными ремешками, с изъеденными временем пластинами под чистым, как струя писающего мальчика, стеклом. Очевидно, подумал я, что Тёнин снял их со своих рук, положил на загоравшую нудистку и прыгнул вслед за мной.
Я ринулся к борту осмотреть воды.
Моего плеча коснулись, я повернулся, это был Тёнин. Я смотрел на него с ненавистью. Я ведь поверил во все эти сказки о послушании и доверии к учителю, а в результате чуть не сдох, наглотавшись воды. Тем временем, в трусах что-то холодило мои гениталии. Наверное, это моё сердце не успело дойти до пяток и сделало привал в причинном месте, выделив в трусы немножко холодного кортизола. Я с некоторой тревогой ждал, когда же всё это добро потечёт по моим бёдрам, а затем ляжкам.
— Хочу тебя познакомить. Клавдия. Горничная этого теплохода.
В этот момент он взял с её грудей свои часы.
Закрывшись руками, я побежал в гальюн, где смачно проблевался от всего пережитого. Пощупав трусы, я нашёл в них янтарь, каковой Балтийское море частенько выбрасывает на берег.
Внутри угадывались контуры какого-то жука.
Я вернулся на палубу и отдал жука в янтаре Тёнину.
Он всё понял.
— Теперь узлы в твоей голове перевязаны. Отныне ты знаешь: нырять в воду тебе приходилось не только ради девушки.
Потом он выгнал Клавдию с шезлонга. Она с удивительным равнодушием прошла всё пространство корабля, сверкая сосками и таща за собой на поводке ниточку догорающего заката. Когда она скрылась в каюте капитана, я снова почувствовал норд-норд-ост в районе гениталий.
— В этом нет ничего стыдного, мой юный друг. За исключением того, что с этим ветром в наших широтах связаны плохие ассоциации.
Я посмотрел на него с удивлением. Он читал мои мысли.
— Ничего я не читаю, — сказал он. – С тех пор как ты вылез из воды, ты зачем-то говоришь всё вслух. Клавдии даже пришлось уйти за одеждой, потому что ты сказал, что проблевался из-за неё.
— Я не...
— Я это понял. Но это к лучшему. Теперь я расскажу тебе про Кубу. Это будет поучительно...
«Клавдия Евланская» шла в фарватере размером с мужской локоть. Близок бережок да не укусишь. Балтийские народы коварны и хитры. Но именно через их чертоги лежит дорога на Остров Свободы.
— Часы «Восток»? – спросил я.
— Да, в них гнилая позолота, — ответил он. — Как той осенью 1987 года...
Глеб Буланников
