Он ушел, как уходит последний из могикан, — сошел с пустой сцены при пустом зале. Его смерть в Париже почти не вызвала отклика на родине. Несколько изданий, не затрудняя себя некрологами, перепечатали скудный обрывок биографии из «Википедии».
Анатолий Гладилин его звали. Прозвучало имя впервые в 1956 знаковом году. С него началась новая, самая искренняя, раскованная и живая советская, русская то есть, литература великой эпохи — наибольшего могущества Советского Союза за всю тысячу лет России. Тогда были первый спутник и Гагарин, мировые гастроли Большого театра и флот в Тихом океане, революции на Кубе и в Египте, еще поднимали целину и строили Братскую ГЭС, впервые получали отдельные квартиры в пятиэтажках и, без страха смеясь над властью, гордились страной и верили в коммунизм. Время было такое, сынок.
Помнят лишь, что ему был 21 год, когда катаевская «Юность» напечатала повесть «Хроника времен Виктора Подгурского», и с этого началась исповедальная проза. Так ее часто называют сейчас, игнорируя «Исповедь» Руссо и «Историю моих бедствий» Абеляра — не имеющих отношения к молодежной прозе, она же городская, ироническая и новая, как именовалась проза шестидесятников.
И была оглушительная слава, и страшная зависть, придирки и неприятности, и Гладилин ушел из Литинститута, и стал завотделом литературы «Московского комсомольца».
И если его Виктор Подгурский, не поступивший в институт и пошедший в рабочие, рефлексирующий неудачник в карьере и личной жизни, приветствовался и поносился как нетипичный для советской литературы герой, то вторую книгу Гладилин так прямо и назвал — «История одного неудачника». Она будет переиздаваться под вторым заголовком — «Бригантина поднимает паруса».
В то самое время страна только узнала о Павле Когане, «Бригантина» звучала как откровение, открывались молодежные кафе «Ассоль» и «Аэлита», и «один неудачник», ершистый московский паренек, поехавший за тысячи километров на сибирские стройки, вот он гонит свой грузовик по Чуйскому тракту и ждет приезда из Москвы любимой девушки, — это и есть Герой нашего времени, романтик жизни, ненавидящий романтику слов и готовый к тяжелой пахоте и грубому быту.
Это попадание в цель настолько точно, что через десять лет станет штампом. Потомки и последователи Вовки Андрианова в молодой советской прозе неисчислимы.
Если сначала Гладилин мотался на Алтай — потом он доберется до Колымы и встанет рабочим на золотой прииск. Тогда и появится книга «Песни золотого прииска», за которую ему неслабо нагорит: а не порочь советских тружеников отрицательными чертами.
И как резко выделился из литературного потока «Дым в глаза. Повесть о честолюбии». Вот заурядный рефлексирующий ботаник мечтает о чем-нибудь великом. Ну так является волшебник, готовый исполнить желание: сделать его кем угодно. И честолюбивый Игорь Серов выбирает мечту-максимум, идеал успеха: он становится… знаменитым футболистом! («Как мельчают люди», — вздохнул волшебник…) Но триумф звезды национальной сборной оборачивается привычной тяжелой работой — ему все надоедает… В финале он шкерит рыбу на Дальнем Востоке и обретает некую значимость в своей доле работяги.
Вы понимаете — у молодого Гладилина все всерьез: и комсомол, и народные дружины, и производственные собрания, и патриотизм, и смысл жизни обретается в тяжелой работе, нужной стране.
Это все — честно, искренне, от души! Надо же понять и учесть: шестидесятническая молодежь такая и была! И тупое стадо было, и гнилье было, но та волна, которая и двигает историю — сколько-то образованная и энергичная молодежь, студенчество и пахари около романтики — вот такими мы и были.
Гладилин был один из нас. И главнейший его талант — он говорил то, что мы сами хотели сказать, но смутно понимали и не могли, а он вот — умел и смог.
Участники форума писателей (слева направо): Владимир Мачавариани, Анатолий Гладилин и Доминико Порцио во время прогулки на пароходе "Максим Горький" по каналу Москвы.
Он писал о ровесниках, и подведением итогов стала «История одной компании». Ему было тридцать — и героям было по тридцать. А на дворе стоял, друзья-товарищи, шестьдесят пятый год…
Шестеро школьников становятся в тридцать лет портретом страны и поколения: начальник литейного цеха, ученый-геолог, артист, работяга… Они живут интересно и по-разному, работают на совесть, налаживают свои жизни и приносят пользу людям. И только главный герой, мятущийся неудачник в любви и карьере, все ищет смысл жизни, и счастье его остается там — в юности, в друзьях, в смутных надеждах на нечто самое важное для всех. И за иронией языка, за стоицизмом характера — стоит тот же вечный вопрос: хорошо, вот мы любим, мы дружим, мы работаем, но по большому-то счету, к чему это все, чего ради, где смысл и в чем счастье нашей жизни?
А уже звучал процесс Даниэля и Синявского, уже сняли Никиту, уже четвертый десяток пошел поколению звездных бунтарей советской литературы, и молодая убежденность в торжестве коммунизма рассеивалась в смутную неясность перспектив. Жизнь становилась сытнее, государство лживее, а цели все неопределеннее. (И Солженицын уже писал «Архипелаг ГУЛАГ».)
В памятном 1968-м — танки в Праге, «Политиздат» при ЦК КПСС завел книжную серию «Пламенные революционеры». Привлекали таланты: издавали быстро, платили много, дозволяли патриотическое вольномыслие. Но список героев утверждался сверху.
И в первой десятке — начало 1970-го — вышло гладилинское «Евангелие от Робеспьера». В то время хорошая рецензия равнялась доносу. Книга осталась почти не замеченной. Брежневский застой уже начался, и автор приблизился к лагерному сроку.
То книга о трагической тщете революции. О том, как все герои и творцы уничтожают друг друга, и кровь льется во имя светлой цели. И к власти приходит торжествующая посредственность, грабящая народ и страну. И новый диктатор твердой рукой наведет порядок, ведя страну к величию и будущей катастрофе. (Иллюстрации Игоря Блиоха стоит вспомнить.)
Так неужели ради сегодняшней пошлой сытости лучшие люди нации отдавали свои жизни?.. В чем смысл великой борьбы и былых свершений?..
Наступил крах идеалов поколения. Лариса Шепитько снимала эпохальный фильм «Ты и я» (1971), так и не понятый официозом. А на Западе рушился свой миропорядок, и в том же 1970-м вышел на экраны великий «Кромвель», Ричард Харрис получил приз Московского кинофестиваля за главную роль. В чем смысл нашей борьбы, где справедливость, во что теперь верить?..
В 1970 году шестидесятничество отчетливо закончилось, в кои-то веки календарь не соврал. Все главное было ими уже сделано; написано. Впереди была долгая жизнь на спуске с сияющих вершин.
Гладилин не вошел в истеблишмент «Нового мира», внутриредакционная механика была непроста, и Твардовский был непрост. «Прогноз на завтра» попал за рубеж и был издан в Западной Германии, эмигрантское издательство «Посев»: это было тяжким обвинением советскому писателю. Я помню дискуссию на полосу «Литературки» зимой 1973-го: Гладилин сетует на бессмысленную литправку редакторами, а критик Григорий Бровман объясняет, что всех надо редактировать, это улучшает литературу.
И в 1976 году родоначальник советской молодежной прозы Анатолий Гладилин, сын матери-еврейки и муж жены-еврейки, уезжает по израильской визе из закрытого СССР и поселяется во Франции. Он жил легко, молодое счастье успеха остается в человеке навсегда. Но судьба уже кончилась.
…Я так и не привык, что говорил ему «Толя» и «ты», хотя в старости тринадцать лет разницы уже не разница. Я спрашивал, а он рассказывал, и у меня все время перехватывало дыхание: это они очертили пространство нашей юности, которую мы прожили по их следам. Аксенов, Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Войнович, Искандер — только что они еще были здесь, с нами: когорта великой эпохи.
Прощание с Гладилиным — это как последняя свечка погасла после спектакля. Когда-то она засветилась первой в начале дивного действа
Михаил Веллер
