Больше двух месяцев в «Лефортово» сидит бывший заместитель директора Федеральной службы исполнения наказаний России Олег Коршунов (курировал в тюремном ведомстве тыл, строительство и вообще все экономические вопросы), обвиненный в растрате. Насколько громким было задержание, настолько тихо сейчас идет расследование дела. За решеткой Коршунов на полном серьезе улучшает быт. Причем, как ни парадоксально и иронично прозвучит, в роли заключенного у него это получается лучше, чем на должности заместителя директора всего тюремного ведомства... Иногда доходит до смешного: арестант Коршунов записывается на прием к начальнику СИЗО, указывает на какие-то ошибки, нюансы, а тот тычет приказом, подписанным чиновником Коршуновым.
Забавные истории из тюремной жизни птицы высокого полета (Коршунова его друзья-генералы называли не иначе как «птицей») и грустные повороты в коррупционном деле его и его подчиненных — в материале «МК».
Как сейф стал гробом
Уникальная фотография — сейф с фамилией Коршунова, распиленный сотрудниками ФСБ. Говорят, подчиненные заместителя директора ФСИН любезно предложили ключи, но чекисты демонстративно отказались. Выпотрошили его и бросили в коридоре.
— Помните, раньше, если кто-то умирал в подъезде, то гроб заносили в дом и клали в него покойника, а крышку ставили у дверей той квартиры, — рассказывает один из сотрудников ФСИН. — Так здесь — те же ассоциации: этот разрезанный и выпотрошенный сейф, как крышка гроба из тех далеких времен, вызывал ужас и страх, поэтому ту часть коридора на 12-м этаже все обходили как проклятую. Многие вообще боялись туда идти, так и лежал этот сейф несколько дней. Думаю, сделано все это было специально — для устрашения. И эффект получился тот, на который рассчитывали.
По делу были задержаны несколько человек, в том числе непосредственная подчиненная Коршунова, бывшая заместитель начальника тылового обеспечения ФСИН России Светлана Алексеева. 50-летняя полковник сидит в СИЗО №6, на спецблоке. Три ее сокамерницы о «тюремном» прошлом знают, но относятся спокойно — сами из правоохранительной системы. Но замашки бывшего большого тюремного начальника у Алексеевой чувствуются. Она единственная так и не поднялась с кровати, когда в камеру зашли сотрудники и члены ОНК. А на протяжении всего разговора только поджимала губы.
В отличие от нее Коршунов для любых бесед открыт, бодр и весел.
— Улучшаю быт «Лефортово», — объявил он правозащитникам. — Я еще душой во ФСИНе.
— Ну вы и телом вроде как в нем сейчас, — в шутку замечаем мы.
— Помните, с самого начала я говорил, что, прежде чем назначать какого-то человека на должность начальника тыла, надо его на недельку в СИЗО. За те 75 дней, что тут, в этом только больше убедился. Ошибки вижу, их надо исправлять.
— Например?
— Как можно жить по графику, не имея часов? Вот заходит сотрудник: «Пойдете на прогулку через час». Я ему: «А как я время узнаю?» «У вас есть телевизор». Но те программы, которые здесь показывают, без указания времени. И сам я установить таймер на том телевизоре, что в камере, не могу. Было бы это в любом другом СИЗО, то у меня, может быть, была бы «плазма» (плазменный телевизор. — Авт.). В общем, отсутствие часов — это неправильно и необъяснимо. Я говорю начальнику — выдайте во все камеры самые простые будильники. Ответ: «Не положено!»
Или вот прогулочный дворик. Почему не повесить там турник? Я, кстати, каждый день прохожу по прогулочному дворику 2,5 км (высчитал), и только если на улице дождь, то остаюсь в камере и делаю в ней по 300 кругов.
— Скажите честно, неужели совсем не помните и про часы, и про дворик? Мы вам все это говорили много раз, писали запросы. И получали от вас отписки.
— Не помню. Я много разных документов подписывал. Про матрасы помню. У меня в голове даже было: «Меркачева — матрасы». А так я помнить все не могу физически. Я по 600 документов в день иногда подписывал (право первой подписи на всех финансовых документах ФСИН было у меня, без нее казначейство не принимало ничего к оплате). Там, если захочешь проверить цифру, не сможешь этого сразу сделать. Но перед тем, как мне их приносили, там уже расписывались главный бухгалтер, начальник УСБ и много других людей.
Став заключенным, несколько раз записывался на прием к начальнику «Лефортово», указывал на то, на это. А он мне: «Секундочку!» и доставал приказы, где стояла... моя подпись. Да, нужно было оказаться здесь, чтобы многое понять.
— Так что все-таки удалось улучшить в «Лефортово»?
— Мне нескромно об этом говорить. Но вот качество еды точно улучшилось. Я «капаю» монотонно, и есть подвижки. Видели сегодня селедку? Отличная! А борщ? Реально вкусный и хороший борщ.
Мы тут научились «доделывать» пищу, и получается просто объедение. К селедочке масличка и лучка, к борщу — сметанку, чесночок.
Вообще за последние годы качество питания для заключенных улучшилось во много раз. Притом что четыре года назад на него из бюджета выделялось 22 миллиарда, а сейчас только 16. И цены выросли. А мы стали кормить людей за решеткой вкуснее. Во многом все это благодаря советнику директора ФСИН, профессору академии имени Тимирязева, доктору наук Владимиру Седых: он лично объездил все колонии, там стали сами производить продукцию для своего питания — яйца, птицу, говядину...
Что вы вздыхаете?
— Только на днях возбудили дело в отношении заместителя начальника УФСИН по Московской области за то, что было закуплено 39 тонн несъедобного мяса для осужденных.
— Читал. Я знал про эту сделку, запомнил, потому что ее ФСИН не одобрил. К нам пришел ФГУП (который стал поставщиком этого мяса) за согласованием. Сделка крупная, нужно было согласие комиссии по ФГУПам, а та отказала. Я не помню причин. Может быть, эта: в условиях конкурса продукт должен был быть российского производства, а оказался зарубежным.
— Возвращаясь к тому, что не так в наших тюрьмах и что вы только сейчас смогли увидеть.
— Да, есть еще вопросы, на которые нет ответа. Мы застряли во времени. Мир шагнул вперед, а за решеткой все по старым правилам.
Сейчас бритва называется триммером, но если на коробке написано «триммер» — в СИЗО не берут. Не берут и влажную туалетную бумагу (а она не помешала бы в «Лефортово», где нет горячей воды). В перечне разрешенных предметов просто сказано «туалетная бумага», без уточнения — «только сухая». Так почему бы не разрешить? Фотографии, которые передают родные, попадают на склад и там лежат. Почему? Даже если бы это были фото подельников — и что? Не молиться же на них.
— А вдруг бы вы установили телепатическую связь через снимки с ними?
— Смешно. Потом, у меня на кроссовках были такие резиновые кольца. Очень удобная вещь вместо шнурков. Забрали. Нельзя, говорят. Обувь с супинаторами нельзя, якобы их можно вытащить и использовать как орудие, в том числе для суицида. Ну глупость полная, особенно с учетом того, что керамический нож для нарезки хлеба и колбасы в камеру дают, и если я захочу зарезаться, то удобнее это сделать им, чем супинатором. На днях мне джинсы передали родные, так на складе от них отрезали бирку. Зав склада сказала: «Нельзя». Я спрашиваю: «Нельзя — что?!» Она: «Вы ко мне придираетесь». И потом добавила: «Бирка будет храниться на складе». Зачем мне бирка на складе? Абсурд. Львиная доля «нельзя» — это мнение какого-то сотрудника.
— Вот вы всему этому искренне удивляетесь, а ведь мы и об этом говорили вам. Вы тогда отшучивались.
— Не понимал. Но я и сейчас с юмором стараюсь ко всему этому относиться. Но надо помнить слова нашего директора: «В СИЗО находятся люди, которые еще не осуждены». Когда-нибудь я выйду (надеюсь, скоро) и расскажу ему, как оно изнутри.
— Правда, что у вас нарды отняли?
— Дочь принесла мне нарды, которые были сделаны на тюремном производстве. Я вообще патриот продукции ФСИН, у меня ее — полдома. Так вот сказали, что раз коробка для нард кожаная, то нельзя.
— А где ваша фирменная фуфайка, в которой мы вас видели все это время?
— Забрали.
—В принудительном порядке?
— А в «Лефортово» можно что-то не отдать? Можно сказать: «Нет! Уйдите! Не отдам фуфайку!» (Смеется.) Тут нельзя иметь две вещи, и когда мне передали из дома пуховик, то надо было отдать фуфайку.
— Вас не напрягает отсутствие приватности (то, что нет полноценной перегородки, отделяющей унитаз)?
— Если бы отделили туалет, то в камере не хватало бы положенных восьми метров (по четыре на человека). А так она соответствует европейским стандартам. Лично проверил (измерил ботинком, а его размер, в свою очередь, при помощи тетради в клетку).
Меня больше волнует не приватность, а то, что заняться нечем. Я говорил начальнику: «Дайте ведро с краской, покрашу прогулочный дворик». Я знаю, как ремонтировать сломанные кровати для заключенных — придумал механизм. Мог бы все починить. Вообще проблема с кроватями решается на раз-два. И вот вода из-под крана разбрызгивается, заключенные вынуждены использовать пакеты, чтобы вся камера не была залита. А ведь достаточно выдать всем по куску резинового шланга, который бы одевался на кран, — и все!
Вот допекут — пойду в ОНК! Шучу, конечно, лучше это не пишите.
— А как вам доставка в суд и обратно?
— Автозаки — это отдельная тема. Я ехал в автозаке в «стакане» как сотрудник в целях безопасности (это после того, как был в общем помещении со всеми). Чуть не помер. Вы видели его? Я еле туда влез. Сидел в позе «коленки выше носа», сам мистер Бин бы позавидовал.
А в самом суде меня поместили в общее помещение со всеми, без учета того, что я бывший сотрудник ФСИН. И там я увидел весь цвет криминального мира.
— Узнали вас? Как приняли?
— Спросили: «По какой статье чалишься?» Я сказала: «По 160-й». Они: «Хорошо погулял на чужие деньги?»
Там был один молодой интеллигент, он в угол прямо вжался от страха при виде этих парней. Но те авторитеты больше были сами собой увлечены. Они общались так, что было понятно — хорошо друг друга знают, может, даже проходят по одному уголовному делу. У всех не первая ходка. В общем, «Бандитский Петербург» отдыхает.
— Научили вас говорить по фене?
— Я феню и раньше понимал. В нашей стране все понимают. Для себя я сделал интересное открытие: они все, оказывается, не любят наркоманов. У них своя борьба с ними.
Я вот еще все задавался вопросом: зачем по суду меня водят с собакой? В этот раз был ротвейлер.
— Наверное, для картинки.
— Так была только одна телекамера. Собака мучается, не понимает, что от нее хотят. Ну, смешно это. Кто на меня бросится, куда я денусь? Чем собака поможет? Нельзя же всех под одну гребенку, должно быть понимание.
— Вы простите, но хорошо, что вас арестовали: так радостно слышать все это именно из ваших уст, а не от простых заключенных. Может, теперь все «наверху» это услышат и многое изменится.
— В моем аресте есть еще как минимум один положительный момент: семья объединилась. Моей матери 82 года, она в последнее время к жизни с апатией относилась. А сейчас приехала, помогает дочке, занимается внучкой, возится с моей огромной собакой весом в 100 кг!
И вообще я по жизни страшный оптимист. По тем эпизодам, что обвиняюсь, хоть ночью разбудите меня — я все разъясню до цифры. Но мне стыдно перед директором ФСИН за то, что не завершил ряд объектов строительства. Надо было вести себя жестче с подрядчиком. Вся тупость ситуации с «Крестами-2» в том, что субподрядчик поругался с генподрядчиком: не поделили деньги. Они собачились, а пострадали все.
А по поводу меня... Было в свое время четыре указа президента на мой счет, каждый готовился по 3–6 месяцев. И если бы был за мной хоть один штришок, они бы не прошли согласования.
— Многие из тех, кто в «Лефортово», так говорят.
— Тут сидят умнейшие люди. Руководство страны в разных ипостасях. У меня в голове уже сложились пазлы. Те, кто сегодня устраивает 37-й год, должны помнить историю. А она показывает: они сами падут жертвами.
Бензин для «жены Цезаря»
В распоряжение «МК» попала экспертиза по одному из эпизодов, в котором обвиняют Олега Коршунова. Речь идет о закупке бензина и дизельного топлива в 2016 году для нужд ФСИН. Эксперт отдела судебно-экономических исследований Главного управления криминалистики СК РФ Дарья Ерошкина пришла к выводу, что цена была завышена на 117 миллионов рублей.
Вместе с тем в ходе слушания о продлении срока содержания начальника отдела автобронетехники, плавсредств и ГСМ ФСИН полковника Алексея Данилова под стражей Басманный суд Москвы приобщил к материалам дела рецензию на экспертное заключение, выполненную членом Президентского совета Национальной ассоциации экспертов по экономической безопасности, доктором экономических наук, профессором Вячеславом Безденежных.
По мнению рецензента, экспертиза составлена с множественными нарушениями закона, а в вопросах, поставленных перед экспертом, заранее заложены желаемые для следствия ответы.
— Собственно говоря, представленный следствием документ вовсе не является судебной экспертизой, поскольку не соответствует требованиям Уголовно-процессуального кодекса? — говорит адвокат Коршунова Александр Линников. «За неимением реальных доказательств так называемая экспертиза теоретически могла бы стать хоть каким-то доказательством причастности Коршунова и других обвиняемых к якобы имевшим место преступлениям. Однако грубые нарушения закона и заведомая предвзятость этого документа полностью лишают его всякой доказательственной силы!»
Еще один эпизод касается сахара. В материалах дела говорится, что ФСИН и заключила госконтракт на поставку почти 8 тыс. тонн стоимостью около 400 млн рублей. По подсчетам СК, получилось, что 1 кг сахарного песка обошелся ФСИН почти в 51 рубль, хотя поставщик его закупил по цене 43 рубля 95 копеек. «В результате действий Коршунова и предпринимательницы Дюковой ФСИН причинен ущерб на сумму не менее 51 млн 635 тыс. рублей».
На суде Коршунов сказал, что по всем этим закупкам были проведены проверки еще раньше и никаких нарушений в том числе Генпрокуратура не нашла. «В 2016 году был сорван один госконтракт, в колониях не хватало сахара. Компания, которая выиграла конкурс, нарушила сроки, но нам пришлось в срочном порядке искать другого, но в итоге все поставки выполнены.
Один из главных оппонентов Коршунова — создатель «Гулагу.нет» Владимир Осечкин. Он неоднократно выступает с разоблачением экс-замглавы, не раз писал он и в «МК», что помимо тех эпизодов, о которых указывает следствие, есть еще вопросы:
До сих пор не возбуждены уголовные дела в отношении Коршунова и Мухетдинова по факту хищений и последующей легализации сотен миллионов рублей из ФГУП «Калужское», не раскрыты их схемы со страхованием жизни и здоровья осужденных на миллиарды рублей по завышенным тарифам, не расследованы хищения на закупке оружия и компьютерных программ для гособоронзаказа. Все эти материалы уже переданы нами в ФСБ и СК, и увеличение объема обвинения, уверен, лишь вопрос времени.
Во ФСИН к аресту Коршунова относятся по-разному. Одни говорят по-простому: мол, эх жалко, что покинул их человек с такой харизмой, с таким веселым нравом. Другие комментируют, скорее, обличительно. Вот, к примеру, один из таких (фамилию этот генерал попросил не указывать):
— Мы активно проводили работу по очищению своих рядов. За пять лет директором ФСИН Геннадием Корниенко было заменено (отправлено в отставку и уволено) 8 заместителей директора, 18 начальников управлений центрального аппарата и 54 начальника территориальных органов из 81, где есть подразделения ФСИН. В отдельных управлениях (кадры, медицинской, воспитательно-психологической работы, капитального строительства, собственной безопасности и др.) начальники менялись — по два-три раза за эти пять лет. По некоторым из них возбуждены уголовные дела, и эти люди находятся в местах лишения свободы. И абсолютно во всех случаях инициатором возбуждения этих дел был именно директор ФСИН.
Что же касается Коршунова — его директору предложили как высококлассного и грамотного профессионала на самом верху. Когда стали возникать вопросы к его деятельности (поступали сигналы), Корниенко обращался к «кураторам». Те проводили проверки, и абсолютно все инстанции отвечали, что к Коршунову претензий нет никаких, что он образцовый руководитель и специалист, чист, как жена Цезаря. Более того, Коршунов стал приносить призы из разных надзорных ведомств, что он занял первое место в соревновании типа «кристально чистая госзакупка», «лучший антикоррупционер года» и т.п. Директором ФСИН были созданы две комиссии — организационно-инспекторского управления и КРИ, которые приступили к проведению проверок своими силами. Еще до окончания работы этих комиссий директор принял решение об отстранении Коршунова от должности, самого его отправил в отпуск и перед этим сдал дела другим заместителям (три человека распределили участки Коршунова между собой). Директор подписал представление об увольнении этого человека и направил главе государства. Но все затягивалось. Очевидно, что Коршунов до поры до времени очень устраивал «кураторов», а потом все изменилось. Возможно, дело в том, что появились силы, которые хотели сместить Корниенко, используя скандал с арестом действующего, а не бывшего заместителя (не случайно арестовали не только не дождавшись увольнения, но и выбрали момент, когда Корниенко был в отъезде). ФСИН начали плющить по полной программе. Все время пытаются просунуть на посты каких-то непонятных личностей — то Феоктистова, то Цатурова, то Петрухина. Попытка захвата власти. Рейдеры пришли во ФСИН.
Зачем нужен передел во ФСИН
— ЕСПЧ, ЕКПП и практически все западные коллеги — руководители пенитенциарных служб дают очень высокую оценку тем позитивным изменениям, которые происходят во ФСИНе, — говорит источник в Кремле. — Можно сказать, что сидеть стало лучше и веселее, но так говорить не надо. Условия улучшаются, и это реально. Более того, директора ФСИН просят выступить практически на каждом международном тюремном форуме, чтобы он рассказал о том, как Россия добились тех или иных успехов (в том числе просили и американцы, они применяли наши наработки и методы).
Но тогда непонятно, зачем кому-то нужен ФСИН? Тюрьма ведь, как говорил Петр Первый, дело окаянное. А еще прибыльное. За перевод какого-нибудь нужного человека из одной колонии в другую готовы платить десятки миллионов рублей или предложить любую услугу. Ну а главное — власть. Вот почему на тюрьму положили глаз отдельные политические персонажи. ФСИН — это около ста тысяч вооруженных людей (хорошо обученных сотрудников охраны и конвоя). Это пять тысяч бойцов спецназа, почти сотня бронетранспортеров. То есть маленькая армия. А еще, пожалуй, самое главное: ФСИН — это право вести оперативно-разыскную деятельность. Наружки, прослушка, спецтехника, агентурная разработка с глубокой зашифровкой и много чего еще. И все это легально, по закону, а не как это делают различные компании и корпорации.
Автор: Ева Меркачева
