«...вот бред, первое, что хочет в раздражение выпалить. Но! Этот бред меня затянул, как трясина, плевалась и как завороченная продолжала читать это».
«Драматично, но близко к сердце не примешь. Как будто наблюдение в бинокль: главных героев, слова и эмоции, и саму их драму видно, но не слышно».
«Увы, одно из редких произведений, по большому счету оставивших меня равнодушной и даже раздраженной...»
«Смешались в кучу кони, люди...и все герои этого произведения смешались в одну нудную кашу...»
Я читаю отзывы на «Дикие пальмы» Уильяма Фолкнера и пишу оправдательную речь. Кажется, впервые воспринимаю чужие слова так болезненно. Не могу отпустить, отодвинуть от себя текст, будто бы он мой, а я его.
«На последнем дыхании» реж. Жан-Люк Годар
Преследование объекта-книги, одержимость им запускалась и развивалась через взгляды других — Годара, Вендерса, Варды. Фильмы. Улицы. Рассказы случайных. Отсылки разрозненные. Всё било в одну точку, упиралось в текст. Строгость прицела – следствие судьбы. Любое отклонение превращается в верность заданному. Подобное состояние схоже с зудящим нежностью блаженством. Невозможно отпустить гипнотическое, в ядре ласковое.
Перетекает в кожу текста. Здесь правила судьбы разрастаются, задают тон. Так устроены трагические произведения, именно в них предопредёленность всего, беспомощность героя выступают камнями. Для древних греков многие события в жизни совершаются вопреки всем человеческим расчётам, всем понятиям об участии человекоподобных божеств. Это вынуждало допускать существование, вмешательство особого существа, воля и действия которого часто неисповедимы, поэтому в сознании греков оно никогда не получило ясно очерченного, определённого облика. Судьба капризна и непредсказуема, как маленький ребёнок без внешних индивидуальных черт. Сформировавшись тенью, она задевает Фолкнера, но власть ее не распространяется на всё произведение. При трепетном отношении к року автор уходит в драму, позволяет людям внутри слов дышать, бережно кладёт им действия в руки, приближает к реалистическому. Это балансирование между двумя точками колышется, и я мягко склоняюсь — то к одной, то к другой.
Фолкнер делит произведение на две части.
Линия первая
Первая линия отвечает за художественное, мягкое, витиеватое закручивается вокруг Гарри Уилбурна (врача) и Шарлотты Риттенмейер (скульптора). Здесь: подробное препарирование человеческих взаимоотношений, попытка понять связи головы, связи тела. Кажется, повествование сконцентрировано на мелких, незначительных вещах. Они туманны, притворяются алогичными. Художественное — там, где зыбко. Любовь путанная, нестабильная субстанция. Не видно её очертаний, её целей. Любовь — речной поток бурлящий. Центр воронки — быт. Потому кажется, что руки персонажей развязаны, любое действие их тут же воплощается. Стремящиеся к свободе, они перешивают окружающее под себя и даже как-то в нём устраиваются. Здесь раем покажется самое оставленное, далёкое, заброшенное место. Шарлотта сбегает от мужа вместе с любовником Гарри. Отодвигается понятие «нормы». Следовательно, судьба остаётся безоружной, её обходят по нескольким траекториям, чтобы после внезапно оступиться. Предупреждающий звонок, зашитый в плоть Шарлотты, молчит. Это попадание в ловушку, освобождение страшного, рушащего, наказывающего — так внезапно и болезненно, что хочется прекратить наблюдение, спастись. Ведь иначе лавина накроет с головой.
Линия вторая
Вторая линия обманчиво удерживает рок чуть сильнее, встаёт на заготовленные им следы, содержит документальное. Наводнение в Миссисипи захватывает заключённого, приговорённого за ограбление поезда. Теперь жизнь его сосредоточена в маленькой лодке, подхваченной потоком. Всё окружающее парализовано контролем. Заключенный уже разыгрывал этот сценарий раньше, теперь требуется лишь повтор. Физиологическое в нем так сильно — держится корнями. Парадоксально его нежелание освободится, сбежать, исчезнуть. Следуя данному слову, осуждённый обязан вернутся в тюрьму. Слово произнесённое обвивается цепью. Вода не является простором уводящим, отнимающим тело. Даже любовь не несёт тайного — прозрачна. Если женщина оказывается рядом, она — жена. Так устроен мир: ровно, слажено. И герой ему подчиняется полностью, доверяется. Малейшее сопротивление проскальзывает в жажде жизни, неготовности стать утопленником. Но основная линия остается стальной, видимой. И для судьбы закрывается доступ. Герой вопреки не запечатан в нарратив романа, — он только там, где самому вздумается быть.
Одна линия сменяет другую, но время не течёт логически. Фолкнер ломает конструкцию через воспоминания, сны, внутреннюю мысль героя. Старается применить идею «контрапункта», подробно описанную Олдосом Хаксли. Создаёт свою ритмику. В начале главы герой оставленный не будет ждать, он всегда в скрытом от читателя перемещении.
«...когда я дошел до конца того, что стало впоследствии первой главой “Диких пальм”, то обнаружил неожиданно, что чего-то не хватает; что рассказ нужно усилить, как-то приподнять его — наподобие контрапункта в музыкальном произведении. Тогда я начал писать “Старика”, и писал его до тех пор, пока сюжет “Диких пальм” вновь не набрал высоты тона; тогда я оборвал “Старика” на том месте, где сейчас кончается его первая часть, и продолжал историю “Диких пальм”, и разворачивал её до тех пор, пока сюжет её вновь не начал ослабевать...»
Сюжет видоизменяется, перетекает во второй абзац и первый фильм Аньес Варды «Пуэнт-Курт», чтобы подсветить то же сочетание художественного и документального. Размеренные шаги. Взгляд в пол. Проплывают мимо сети дышащие. Триумф чёрно-белого изображения, выверенного, четкого, фотографического. Как и у Фолкнера, художественное раскрывается через любовную пару. Фигуры окоченевшие в пограничном состоянии, практически распавшиеся, но всё еще сохраняющие свои очертания. Её лицо аккуратно накладывается на его лицо — маски иконические, купаются в диалоге съедающем. Документальное проскальзывает в быте рыбаков, устройстве посёлка, детях мелькающих. Здесь особая внимательность ко времени, его движению.
Невозможность выхода из повторяющихся событий. Я болею словами Фолкнера. С ними засыпаю, с ними просыпаюсь.
Екатерина Савельева
