Время я чувствую остро.
Скорее даже — как оно уходит. Думаю, это связано с тем, как на меня повлияла онкология. Окончив лечение, вернувшись в мир, я учился заново к нему приспосабливаться. Почти сразу меня сковало множество вещей, которые делали с серьёзным видом люди вокруг меня. Мне казалось, в свете пережитого, что странно тратить время на такую ерунду.
На пьянки и на знакомства с девушками, на нарциссические удовольствия вроде того, чтобы все о тебе говорили. На самообман. На обольщение. Но поскольку так делали, и я это видел, а адаптирован после болезни я не был, мне виделось, что я должен это постичь, чтобы мочь блюсти некую социальную маску и в дальнейшем, при необходимости.
Туда же, в этот список, можно включить формальную вежливость (сквозь зубы) и формальную толерантность (по сути, бесхарактерную всеядность — что егоза, что божья роса, что трескучая бирюза у неё в декольте...).
Когда я всё это постигал, непрерывно чувствовал, что теряю время — более того, всё больше проваливаюсь в трясину, из которой потом не выберусь. Не выберусь ещё и потому, что почти все действительно ценные понятия, слова там скомпрометированы. Это логово циников с пульсирующими, как кинутый на противень угорь, кишками.
Я чуть не умер, и я помню тех в палате со мной, кто умер. У меня было ложное чувство долга перед ними. Мне даровано время, которое я безвольно трачу на чепуху. Это вызывало боль. Она стала уменьшаться, когда я обрёл какую-то смелость, чтобы скинуть с себя эти условности. С тех пор всё медленно меняется.
Я не хронофаг, если пользоваться этим термином. Но я долго терпел хронофагов и хронофагию как явление. Жанровое клише. Город под властью подлецов. И вот приходит одинокий стрелок... Он поправит табличку на входе в таверну. Поправит!
Глеб Буланников
P.S. Как и предыдущий текст, этот написан для курса «Учимся говорить публично», на этот раз — для десятого этюда.
