Лежал на диване и ничего не думал. Повернулся со спины на бок. Невозможно долго смотреть на трупы мух в плафонной ловушке. Никакого движения. Это усыпляет. Мухи стараются успеть под плафон к середине сентября. Хотят осесть поближе к свету. Такому, какой обычно в комнате, где постоянно чего-то ждут.
Не слишком уютно устроился на косе полусна. Сполз обратно на диван. В уведомлении значок того банка, который не шлет мне рекламных рассылок. Значит прислали гонорар. Перепроверил.
В щекотливом эхе от оповещения нащупываю — «Не совсем правильно рассуждать о неустроенности моей жизни. Всё же я живу на пассивный доход. А вся активность тратится на спорт и ссоры с близкими. Как и полагается приличному человеку».
В последнее время я пристрастился ко внутренним монологам. Эти драматургические сценки пригождаются в процессе усердного сплава в порожнее из пустырей деловых переписок. Проговорив еще пару сцен я улегся поплотнее и уснул.
Вечером устроил променад. Трамваи гоняли по бульвару согретый воздух. Орали чайки. Я жду, когда они окончательно станут городскими и ленивыми, как голуби. Морские птицы останутся жить в городе от которого до ближайшего моря семьсот пятьдесят километров. Это что-то да значит.
Дома приготовили утку. Кстати утки тоже давно стали, как голуби. Даже едят с рук, будто перевелись в районе дети-живодеры. Может быть, их птицы не слишком интересуют.
Орнитология — наука интеллигентная. Всю начальную школу на станции юных натуралистов я изучал пернатых.
Иногда думаю, что эти занятия определили меня или многое, что есть во мне. Например любовь к утке и охоте с двуствольным ружьем. Терпимость к утренним чайкам. И прочим житейским мелочам.
Только вот не любил на станции юных натуралистов вечную кроличью суету. Раскиданное сено неопрятно торчало из клеток. Его высовывали девочки и щекотали мальчикам щеки. Кролики пугались громкого смеха и раскидывали сено еще и еще, и еще. Видимо из-за кроликов не переношу теперь вообще никакой суеты.
Следующее утро проспал безвозвратно. Сделал зарядку, позавтракал и вышел на улицу слоняться. Иногда беру с собой фотоаппарат. Особенно хорошие кадры я потом отправляю в журналы, которые их публикуют, но ничего мне не платят. Иногда мне кажется, что я зря щелкаю затвором, но потом вижу публикацию со своей фотографией в каком-нибудь Нью-Йоркском журнале.
На несколько часов я остаюсь наедине с чувством удовлетворенности, а потом и вовсе все забывается. Впрочем-то мне стало бы совсем хорошо, будь я постоянно обременен фотографической практикой не за публикации, а за деньги. Но эти гонорары приходят от случая к случаю.
Днем поехали с друзьями стрелять по тарелкам. Сейчас тарелка стоит десять рублей за штуку. Патрон в шесть раз дороже. И половину гонорара я истратил на стрельбы. Впрочем, стрелять по тарелкам приятно. Порох пахнет по особенному в чистом лесном воздухе.
Как притягателен полет маленькой оранжевой тарелочки. Она попадает в прицел, ты ведешь ее и тарелочка будто останавливает свое падение, но оставляет крутящий момент. Главное — плавно нажать на спусковой крючок и продолжать вести ружье. Не поддаваться на мнимую остановку. Она крутится и падает вниз, даже если кажется, что просто крутится.
А в воскресенье утром поеду охотиться на рябчика — на мой вкус самое лучшее удовольствие из всех, что может предоставить земная жизнь воскресным утром.
Вечером я вновь вышел прогуляться. Встретился с другом. Жара бульвара сравнима с досаждающей чесоткой. Бульвар решено было оставить. Забрались в самый темный угол бара, заказали четыре бокала пива. Пили, разговаривали не спеша.
К восьми забронировали стол в бильярде, как обычно, русском. Хотя в американку начинали когда-то давно, но выяснили, что она хороша в барах из-за скоротечности игры. Это надоедает. На русских столах мы играем в свободную пирамиду и подолгу. Во всяком случае до той поры, когда не падают даже прямые шары.
Усталое тело хочется освежить после бильярда и мы опять пьем пиво, но по бокальчику каждый, не больше. На завтра планов опять нет.
Точнее они невозможны. Весь свой гонорар я истратил. Теперь пора ничего не делать, только писать. Через месяц все повторится. И так еще месяц, еще и еще.
Егор Сомов
Фото: Ddddddarya on Unsplash
