В субботу и воскресенье пытался отдыхать. На улице нестерпимая жара, а в квартире пекло. Встаёшь утром и чувствуешь головокружение. Попытался поработать, но ничего не вышло. Слабость.
Еле-еле уговорил себя сходить в магазин. Шесть раз, пока шёл в магазин (он в соседнем доме), останавливался. Ощущал ноющие боли в области сердца.
Шесть раз! Уж не инфаркт ли?
Инфаркта, конечно, нет, но слабый, микро, может быть.
Сделал глубокий вдох, чуть-чуть задержал воздух — и спокойный выдох. Сердце продолжает щемить. Принял таблетку нитроглицерина (он у меня всегда с собой). К счастью, легче не стало. Почему «к счастью»? Это значит, болит не сердце. Обычная невралгия.
Это старый способ проверить — болит сердце или что-то другое: срочно принять нитроглицерин. Если полегчает, значит, сердце. А если ничего не изменится, то не в нём дело.
Так меня учили Игорь Элькис, Евгений Чазов, Игорь Шхвацабая, Михаил Алшибая, Владимир Работников, Островский (забыл его имя), Михаил Руда, Алексей Голиков. Каждое имя — история отечественной медицины, а я их помню молодыми, энергичными. Великие врачи.
Пока стоял и приходил в чувства, невольно прислушивался к биению сердца и вспоминал своих сердечных докторов. Только благодаря им я дожил до своих 82 лет. Спасибо, доктора!
Как же хочу, чтобы врачи овладели слепым десятипальцевым методом!
Раньше я знал практически всех министров здравоохранения, начиная с Бориса Васильевича Петровского. Я брал у них интервью, с некоторыми беседовал не как журналист, а как пациент. Дружеские связи у меня установились с Татьяной Борисовной Дмитриевой, знал Олега Всеволодовича Рутковского, Михаила Юрьевича Зурабова…
Я предпринял много попыток, чтобы договориться о встрече с Михаилом Альбертовичем Мурашко. По телефону мне всегда отвечали его секретари — «занят, в командировке, в отъезде, на совещании, в Совете министров». Иногда спрашивали мой телефон, обещали перезвонить и, конечно, не перезванивали. На свои письма я получал отписки.
Грустно, обидно и досадно.
Я хочу лучшего, а руководители здравоохранения меня не понимают. В самом министерстве здравоохранения и подведомственных организациях (а их огромное число) правильно владеют клавиатурой лишь 5%, а остальные, приняв сгорбленную позу, стучат одним-двумя пальцами по клавиатуре компьютера, напрягают своё зрение, непроизводительно тратя силы и время. И самое ужасное — они считают, что так и надо работать. Справки, отчёты, рекомендации, письма, распоряжения, приказы, объяснения, предложения — всё сегодня пишется на компьютере. Мы говорим о цифровизации, ибо это модно. Мы говорим, что её надо внедрять, ибо этого требуют вышестоящие организации.
Цифровизация начинается с правильного набора, с культуры общения с клавиатурой. А мы в этом плане застряли в прошлом веке. И не понимаем этого. Не понимаем, и всё тут!
Такая же картина и в региональных управлениях Минздрава. В Санкт-Петербурге, в Москве, в Нижнем Новгороде, в Челябинске, в Саратове — везде одна и та же картина. Компьютеры закуплены, миллиарды потрачены на приобретение техники, повсеместно вводят ЕМИАС, а работать за компьютером людей не научили. И не считают нужным учить.
Можно махнуть рукой — ну и бог с ними, не хотят — и не надо. Солдат спит — служба идёт. В больницах, поликлиниках, клиниках, в научно-исследовательских институтах, медицинских колледжах и вузах необходимо этому научить всех сотрудников.
Михаил Альбертович Мурашко этого не понимает. Ему не до правильного набора на клавиатуре компьютера. А зря.
Сейчас идёт перестройка по линии медицины, её назвали умным словом «оптимизация». В результате страна лишилась огромного количества обычных фельдшерских пунктов и небольших лечебных заведений. Болеете — извольте обращаться в райцентр. Ну не ехать же в райцентр из-за мелочи, с которой может справиться местный фельдшер. Не станешь лечить мелочь — запустишь болезнь, и тебя отвезут на скорой. А будет поздно.
Умер мой приятель Анатолий Лысенко.
Мы познакомились в 1968 году, когда он пришёл в молодёжную редакцию Центрального телевидения. Редакцией руководила Елена Гальперина. Это сколько мы с ним были знакомы? Пятьдесят три года!
Толя Лысенко умер в 85 лет, в последние годы он руководил Общественным телевидением России.
Жена его, Марьяна Лысенко, — главный врач 52-№ больницы Москвы.
Последние годы мы с Толей редко встречались, но раз в два-три месяца созванивались.
Анатолия Лысенко в телевизионных кругах называют папой российского телевидения, и это правильно. Ко многим телепередачам он приложил свою руку.
В субботу долго разговаривал по телефону с Владимиром Митрофановичем Поволяевым. Узнал, что вчера, 18 июня, в возрасте 82 года умер Борис Боровский.
:focal(1340x708:1342x706)/origin-imgresizer.eurosport.com/2021/06/18/3155895-64673628-2560-1440.jpg)
Борис — энергичный, весёлый, жизнерадостный, ироничный, невероятно увлекательный рассказчик. Когда мы познакомились, он работал на радиостанции «Юность», и от него всегда исходили просто лучи доброжелательности, мягкости и нежности.
В последнее время он работал главным редактором программы «Спорт» на радио.
Есть люди, про которых хочется сказать «тёплый человек». Это Борис Боровский. Благородство, честность, обаяние, искренность — всё при нём. Возмущённым я видел и слышал его только один раз.
— Ну что за манеры у нынешних молодых? — ворчал Борис Боровский. — «Старичок» — так стали обращаться друг к другу. Какая-то повальная мода, глупая мода.
Помню и другое. Мы однажды обсуждали с ним смерть, и он сказал:
— Хорошо бы лечь спать и умереть. Но чтобы было тебе почти сто лет при этом. И чтобы ты во сне вёл репортаж о теннисе.
Меня огорчает политический фон в нашей стране. Много крика, шума, взаимных упрёков. Мы всё забываем, что можно сесть и обо многом договориться. Улыбаюсь: вот сделаю курс «Учимся говорить публично» и научу людей договариваться.
Меня огорчает экономика нашей страны. Огорчает — не то слово. Плакать хочется, когда видишь, как живут люди в маленьких городах и деревнях. Я трачу на лекарства 14 тысяч рублей в месяц. У многих пенсия вдвое меньше этой суммы. Хорошо, у меня есть деньги, но у многих-то их нет.
Нам всё время говорят «завтра будет лучше». Это я слышал в 1953 году (год смерти Сталина), об этом нам торжественно заявляли в 1956 году (XX съезд КПСС, развенчание культа личности), об этом напоминали нам (будет, будет лучше, только надо верить!) в 1957, 1958, 1959 и так до 1964 года. Страной руководил Никита Сергеевич Хрущёв. Человек любопытный, интересный, оригинальный, его сняли в 1964 году. Я с ним виделся, когда он был пенсионером.
Он был уверен, что если бы его послушали до конца, мы жили бы уже при коммунизме.
Так получилось, что я не раз говорил с его детьми — Радой Хрущёвой, Сергеем Хрущёвым, довольно тесно общался с его внуком Никитой.
Сын Никиты Сергеевича Хрущёва, известный учёный Сергей Никитич Хрущёв, долгое время жил в США, там и умер в 2020 году.
Дочь, Рада Хрущёва, окончила наш факультет, несколько десятилетий трудилась заместителем главного редактора в журнале «Наука и жизнь». Умерла в 2016 году.
Внук, Никита Хрущёв (он писал мне интересные письма, мы говорили по телефону, встречались лично), умер в 2007 году.
Руководители уходят, проблемы остаются.
Нам лучшую жизнь обещали Л. И. Брежнев, К. У. Черненко, Ю. В. Андропов, М. С. Горбачёв…
И она, эта лучшая жизнь, будет, я в это верю. И я не только верю, но и пытаюсь приблизить наступление лучшей жизни. И жаль, что я не нахожу поддержки у тех, кто обещает нам лучшую жизнь.
Мои ближайшие планы?
Дописать главу в онлайн-книгу «Курить, чтобы бросить!», кардинально переделать курс «Учимся говорить публично», подготовить для переиздания книги «1001 вопрос про ЭТО» и «Гимнастику души».
Мне скоро опять ложиться на операцию. Ничего, — говорю сам себе, — выдержу. А не выдержу — такая судьба, чего тут поделаешь.
Звонил в воскресенье Льву Ефимовичу Колодному. Он застрял в Израиле. Готов приехать в Москву, а нельзя — пандемия, коронавирус.
— Старик, — сказал он, — мне через два месяца стукнет 89, а ещё через год и 90. Хочу приехать в Москву, а не выпускают.
Ты не грусти, это великое счастье, что мы дожили до таких лет. Это огромная радость, что мы говорим по телефону и понимаем, о чём говорим. Я обязательно приеду в Москву, мы с тобой попьем чай, ты же ничего другого не пьёшь, и я обещаю не материться, ты ведь этого не любишь.
И в субботний, и в воскресный день вечером смотрел список новых учеников по «СОЛО на клавиатуре» и новых читателей «Курить, чтобы бросить!».
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян.
P. S. Люди, к сожалению, не понимают, что могут сделать друг для друга много хорошего.
Большинство чиновников заняты одной мыслью — как бы усидеть в кресле, как бы отказать просителю и при этом отказать так, чтобы не было последствий, чтобы никто не ругал за отказ и чтобы не последовало жалоб.
Ну вот захочу я пожаловаться на Михаила Альбертовича Мурашко, а ведь получу отписки. Это и губит нашу страну. Впрочем, я об этом писал уже тысячу раз. Но, наверное, надо продолжать. Капля камень точит.
В сумасбродстве есть надежда, в заурядности — никакой.
Ральф Уолдо Эмерсон (1803-1882), американский эссеист, поэт, философ, пастор, общественный деятель.
