На Амуре однажды пропал катер. У моего деда была буссоль. Мы пошли на берег.
— А как же тренога? — спросил я.
— Нет времени. Без неё.
Ну, признаться, это Греция... Unsplash
Амур — огромная река. Мы находились в той её части, которая считается правой лапой чёрной дракона — на озере Ханка. Дед хорошо представлял устройство всего речного бассейна. Он был и в левой лапе, и в туловище, и в голове.
Иногда он шутил, что бывал и в заднице — а это, на секундочку, Харбин.
В этом месте много всего происходило в XX веке. Единственное, чего там не происходило, — это камерных детективов. Там все пространства открытые, они вмещали в себя железные дороги, сопки Маньчжурии, Чана и Мао. Короче, мой дед всё это терпеть не мог. Он уехал на реку Чёрного Дракона, то есть на Амур, чтобы встречать старость. И слава Богу, там ничего этого уже не было.
Его сюда пригласил многолетний друг, с которым они жили в соседних квартирах в Москве.
… Мой дед, держа в руках буссоль, определил, каков азимут направления, в котором скрылся катер.
Кражи никакой не было. Там по глупости человек вывалился за борт на полном ходу. Катер его, разумеется, ждать не стал.
История, собственно, не в этом.
У дедовского друга тоже был внук. Благодаря этому происшествию мы с ним познакомились.
Он родился во Владивостоке, его отец служил морским офицером.
Осенью я вернулся в Москву. На удивление, он тоже. Я это узнал года через три, когда мы поступили в один институт.
Из всех давних друзей только он у меня и остался.
И… поскольку он ассоциируется у меня с Амуром, чёрным драконом, Харбином, даже с Зеей, с чем угодно, только не с Москвой, каждый раз, когда мы встречаемся, мы снова оказываемся там.
Я думаю, что Москва так и живёт, состоя из множества воображаемых надпространств, которые создают люди. Иначе никак. Москва, кажется, город одиноких людей.
Глеб Буланников
