Излюбленным местом общения пишущей братии Москвы сразу после своего открытия в 1920 году как Дом печати стал профессиональный клуб на столичном Никитском бульваре. Впоследствии он был переименован в Центральный дом журналиста, но для завсегдатаев оставался «Домжуром» или просто ДЖ – ДэЖэ… Были тут литературные вечера и серьёзные конференции, проходили художественные и фотовыставки, разгорались дискуссии на пленумах и съездах. Но неизменно заполнялся цокольный этаж, где размещался известный на вся Москву пивной зал.
Какова же там была атмосфера, когда Домжур был вполовину моложе?
В конце 60-х, с обретением членского билета Союза журналистов, дающего право прохода в ЦДЖ – Центральный дом журналиста, я стал частенько заглядывать в «подпол». Так мои многочисленные тогдашние приятели окрестили пивной бар, колоссально популярный, и не только среди пишущей публики.
Подвал без окон, дубовые столы, такие же скамьи по стенам, стилизованные под бочонки тяжёлые кресла, множество знакомых лиц, раскрепощённость, неразбавленное пиво (в других местах его нещадно разбавляли водой) под чёрные солёные сухарики и нехитрую закуску. Впрочем, были и фирменные бутерброды с некоей бурой массой неизвестного происхождения, но поразительно вкусные. Рецепт держался в секрете. Я их окрестил «бутербродами с х…ёй», скажем так, с хреновиной, чтобы сейчас не употреблять непечатное слово. Но именно таковым стало их общепринятое название, с которым обращались даже к двум весьма солидным, но прекрасно вписывавшимся в общую атмосферу безобидного кутежа дамам, Ане и Тамаре.
Две гранд-дамы поочерёдно рулили за стойкой, умело расправляясь с шумной и неорганизованной очередью. Не забывали при этом и напоминать об осторожности, когда от стойки отчаливал очередной счастливец с несколькими наполненными кружками: новыми – высокими прямыми, и старыми – низкими пузатыми. Находясь в одной руке, кружки при соприкосновении запросто могли опрокинуться.
Даже тот, кто приходил в дурном расположении духа, очень быстро заражался здешней атмосферой, где царили юмор и шутки, порой и грубоватые. Но барменши были готовы к любым поворотам. Как-то это на моих глазах продемонстрировала Аня.
Однажды коллега, подсевший за наш галдящий стол в углу «подпола», извлёк из пакета и как бы невзначай положил рядом с кружками весьма натуральную копию «отходов человеческой жизнедеятельности», купленную за границей в магазине практических шуток, как теперь бы сказали, «приколов». Вызвав некоторую оторопь, он решил пойти дальше и опустил коричневое изделие в своё пиво. После чего, купаясь в наших ожидающих взглядах, понёс кружку Ане. «Что это вы мне сюда положили?!» – возмущённо и нарочито громко произнес он, подняв на обозрение ёмкость с плавающим гуано. «Если положено, значит надо», – мгновенно отреагировала барменша. Заготовленная шутка не состоялась, а Анин престиж ещё более укрепился...
Кто-то в пандан вспомнил случай с искромётной Фаиной Раневской. Она с приятельницей сидела за кружкой пива, и та в ужасе заметила, что в кружку актрисы попала муха. На что актриса с улыбкой ответствовала: «Ну сколько пива выпьет одна муха?»…
За дубовыми столами следовали строкам из шутливого парафраза симоновской «Корреспондентской застольной» военных лет («…жив ты или помер – / главное чтоб в номер / материал успел ты передать…»):
В журналистском доме
мы не на приёме,
здесь ведь нам сам бог велел шутить…
Исполняли на мирный лад военную песню, как и множество весёлых и едких сценок, талантливые молодые участники популярного в 60-е годы сатирического ансамбля «Вёрстка и правка», регулярно выступавшего двумя этажами выше пивного подвала.
Конечно, жару общему настрою собирающихся в баре поддавало прохладное пиво, которого принимали кружек по пять, а то и по десятку. Не торопясь и в охотку. Обстановка включала в себя и замечательные чёрные граффити (тогда, правда, слово это ещё не было в ходу) на пивную тематику.
В ноябре 1969 года, после международного конгресса карикатуристов художники здесь отмечали его закрытие и под настроение украсили стены автошаржами, с непременными пивными кружками. Первый и самый большой рисунок был сделан датчанином Херлуфом Бидструпом, популярным у нас благодаря своим смешным и чуть эротичным сериям карикатур. Он лихо расписался под изображением огромной кружки, из которой торчали только длинные ноги.
Херлуф Бидструп
Потом изобразил себя Евгений Ведерников, другие известные советские и зарубежные карикатуристы. Кто-то покусился на святое и из своей кружки сделал пепельницу с торчащими окурками. В реальности никто подобного себе не позволял. Разве что пару раз за все годы доводилось видеть, как для усиления эффекта в пиво украдкой добавляли принесённую с собой сорокоградусную. Но чтоб окурки – такого святотатства и в мыслях не могло возникнуть.
Разумеется, в шумном подполе возникали и островки серьёза – кто-то заказывал статью, где-то обсуждали возможность перехода в другую редакцию. Однажды я сам стал объектом такого предложения. Оно последовало от редактора международного отдела «Огонька» Николая Пастухова. С этим солидным старшим коллегой мы были знакомы, хотя и не близко. Он, как оказалось, видел мои публикации ещё в «Комсомолке», потом в «Журналисте». После пары кружек и неторопливой беседы, по сути зондажа, он и предложил мне перебраться с одиннадцатого на шестой этаж журнального корпуса издательства «Правда»: из моего «Журналиста» в его «Огонёк».
«У тебя ж журнал цеховой, для коллег, тираж так себе, а у нас издание популярное, иллюстрированное, его каждый знает, ещё Сталин, говорят, стены украшал картинками из «Огонька». И зарплату положим повыше, да и командировки замаячат», – неторопливо и обстоятельно убеждал он своим баритоном.
Подняв по последней, договорились, что в ближайшие дни я спущусь к нему в редакцию. Конечно, я знал репутацию софроновского журнала, но сходу отказываться было как-то негоже. И предложение вроде лестное, да и Пастухов был мне симпатичен. Но в коридоре «Огонька» мне встретилась пара-тройка тех, кто своими статьями обеспечивал журналу его тогдашнее реноме, весьма специфическое, мягко выражаясь. Променять на это мой «цеховой журнал», где публиковались лучшие по тем временам перья?! Ведь «редактируя» их статьи, а в основном вчитываясь в текст, ты исподволь набирался профессионализма...
К Николаю Борисовичу я, конечно, зашёл. Терпеливо выслушал рассказ о заманчивых перспективах, даже конфиденцию о его договорённости с руководством о новом журналисте с не очень приветствуемой здесь анкетой. Обещал подумать… Потом, сталкиваясь с ним возле лифта, каждый раз слышал: «Что, не надумал ко мне?.. Ну, тогда до встречи в домжуровской пивной»…
Читать Часть 2
Владимир Житомирский
