На эту тему у меня лежат две коробки дневников. Но дневники сами по себе — отдельная тема, практически мемуары. А я хочу писать по памяти — с высоты прожитых лет. Как известно, памяти свойственно отсекать всё второстепенное, несущественное и не самое приятное из нашей прожитой жизни, оставляя то светлое и чистое, что помогает нам, уже настоящим, удержать баланс в реальности. А реальность наша как никогда сложна, мало изведана и мало изучена , поскольку все мы в ней первопроходцы, и каждый изобретает свой велосипед и открывает свою Америку. Я с удовольствием Америку поменяю на Аляску, некогда бывшую Русской, которую и буду открывать для себя лично заново. Мою Аляску — мой материк под названием Студенчество.
Предыдущие части:
Из почтальонов Михайловки — в дворники первопрестольной
Танки в центре Москвы
Горим, братцы!..
На мою память пришлись как минимум три московских пожара.
Сначала запылал наш журфак, не помнящий огня, пожалуй, со времён Отечественной войны 1812 года. Помнится, сгорел уникальный архив (или картотека)на втором этаже правого крыла.
В целом, историческое здание графа Ивана Шувалова, фаворита Екатерины II, и его осовремененное нутро уцелели.
Кажется, была осень или зима (но точно не лето). На улице было холодно.
Потом на Остоженке горело строение напротив нас – выгорело три верхних этажа площадью 2000 квадратных метров. Большой магазин размером хоть и с небольшой, но квартал. Силовой кабель в руку толщиной соединял очаг бедствия с нашим домом, была реальная угроза, что пламя перекинется по нему на нас. Но обошлось.
Пожар тушили восемь расчётов, приехал чуть ли не мэр Ю.М. Лужков, вся пешеходная улица была забита спецтехникой, генералами и зеваками. Как говорила «непотопляемая Бетси», глядя на тонущий «Титаник»: «Да, такое не каждый день увидишь…»
Зато третий пожар – это уже когда горел чердак прямо над нами. Тот, где мансарда и костерок миролюбивых бомжей, гостей поэта Володи. Дожили сироты до греха. Мы потом сбрасывали остатки пожара прямо в бункер, поставленный внизу, во дворе, через слуховое окно. Хлама оказалось много – в саже, полуистлевшего и мокрого от брандсбойтов.
Начало этого события воспринялось мной (и не только) словно кадр из фантастического фильма.
Дело было ранним летним утром. Я проснулся по неизвестной причине. И первое, что увидел, – космонавта в скафандре, который ходил мимо окна снаружи (на уровне пятого этажа). Марсианская хроника! Я подумал, что это сон.
Выглянул в коридор. Там по озеру ходили такие же пришельцы. Коридор был залит водой по голенище. Серебристые скафандры и шлемы на гостях нашей коммуналки не оставляли никаких сомнений, что это какой-то апокалипсис. А это были всего лишь пожарные в своей обычной для пожаротушений амуниции. Она у них в то время была такая – сюрреалистическая.
Наш верхний этаж хорошо пролили, чтобы исключить тление внутри деревянных перекрытий (в полах). Дом был старый. Собственно говоря, обошлось без жертв. А под нами, на четвёртом этаже, располагалась домашняя звуковая студия, хозяйку звали Эля. Там не умолкали децибелы, щекоча пятки, от них вибрировал ныне залитый водою наш пол – Элин потолок. Протёк он там у неё или нет – не ведаю.
Второе московское бедствие – торфяные пожары. Весной и летом они случаются регулярно. Однажды был такой, что половину лета огромный город задыхался в густом смоге. На самом деле это страшно. А ведь для многих мегаполисов мира смог стал нормой жизни: в Мехико, Пекине, Дели… и в Лондоне, его классической прародине.
Как ни странно, но я с моим хроническим бронхитом то пожарное лето пережил достаточно безболезненно. Жил я тогда уже в Красногорске, под Москвой. Может быть, поэтому…
Говорят, что торфяные пожары – последствия непродуманной мелиорации. Осушили болота – торф превратился в порох. Причём горит он под землёй, тушить его крайне сложно и накладно. Практически надо создавать заново болота. А ведь в это подземное пекло может провалиться любой грибник и огнеборец. И особенно – дети, вездесущие жертвы взрослого разгильдяйства.
Вот всё у нас так – не подумамши. Распахали степь – нажили суховеи, пыльные бури и коррозию почвы. Придумали автопром – пошли потопы и наводнения из-за таянья льдов и озоновых дыр. Короче, экологический бардак на окультуренной планете Земля.
Я уж не говорю, что происходит в настоящее время – повсеместно. Горящая тайга – это уже не шуточки да прибауточки и не Москва в огне времён Наполеона. А горящая Калифорния – как Феникс, что устала, видимо, возрождаться из пепла.
Конфетные кошечки
Марс (Марсик), Сникерс и Баунти. Три этих ушасто-хвостатых образования появились на остоженских метрах дома номер восемь одновременно – два кота и киска. Баунти – это она.
Назвали кошачье семейство так потому, что одноимённые шоколадки и батончики только что появились на отечественном рынке. Реклама оповещала об этом факте отовсюду.
Прижился у нас Сникерс. Баунти разбилась первой, выпав из окна на тротуар. Марса взял под личную опеку наш кутюрье Рауль – уроженец Челябинска. Он обшивал техника-смотрителя, дородную даму, жену большого чина в Минобороны, в качестве платы за своё проживание сразу в двух комнатах. Одна из них служила портняжным цехом, примерочной и гостевой, вторая – жилой. Как говорил профессор Преображенский в «Собачьем сердце» М.А. Булгакова:
Я тут не просто живу, я живу и работаю!
Рауль имел заказы от представителей столичной богемы. Например, в момент приезда моей мамы (она прогостила у меня месяц) он мудрил над конкурсным платьем для певицы Татьяны Абрамовой. В частности, обшивал его бисером.
Татьяна Абрамова тогда ещё не была раскрученной сериальной звездой, она начинала как эстрадная певица и в этом платье, кажется, должна была выступать на фестивале «Москва-Ялта-транзит». Там ещё в те поры разделили второе место пополам Леонид Агутин и Сергей Голицын.
У Голицына я побывал позже в гостях, мы ели на кухне бутерброды с паштетом, больше у потомственного князя в холодильнике ничего не было. А по видео как раз он показывал запись своего выступления на том фестивале.
О Сергее Голицыне почти ничего не слышно, почти ничего нет в интернете, хотя он – наследный исполнитель песен самого Александра Вертинского, благословлённый его дочерьми.
Сергей – из воронежской ветви Голицыных. Рассказывал, что в войну город был разрушен, но среди уцелевших строений, причём в центре, оказался их фамильный особняк (бывший) со львами. Благодаря провидению. Сестра Петра Великого – Софья имела в гражданских мужьях одного из образованнейших людей того времени с фамилией Голицын, о чём нам поведал А.Н. Толстой в своём романе, а С.А. Герасимов – в своём фильме. Все поведавшие, по иронии судьбы – столбовые дворяне.
Князь Голицын (актёр Олег Стриженов, фильм «Юность Петра»)
Сергей Голицын сегодня
Что касается Рауля, то к Марсу он прикипел. Вылечил его, изувеченного однажды в уличной драке, не пожалев средств. Переломанного и разорванного. Марс выжил чудом и кошачьей живучестью. Скорее всего, его кто-то зверски избил, в обожающей собак и кошек Москве живодёры тоже найдутся. Потом Рауль съехал на Арбат и забрал с собой кота. В общем, Марсу, как Шарикову с помойки, чертовски «свезло».
А в то время, когда гостила моя матушка, благословенная Раиса Ивановна, они на почве портняжничества и географической близости дружески сошлись. Южный Урал всё-таки, не зря же я в Челябинске провёл дошкольное детство у бабушки и тётки по отчиму.
Матушка в Москве
Мать помогала Раулю обшивать платье певицы бисером, т.к. обшила к тому времени весь наш район – на дому, на бабушкиной ещё машинке «Зингер». К матери стояла очередь. Кроила и шила она быстро, носко, без утомительных примерок и, главное, недорого. Например, платье-кимоно выдавала на руки за трёхлитровую банку коровьего молока.
На швейные деньги она и подняла нас – троих сыновей, в магазине ей платили копейки, зато она всё время покрывала недостачи: то крысы, то просрочка, то недовес полученного продукта.
Меня в квартире на Остоженке не бывало с утра до глубокой ночи, и Рауль развлекал мою Раису Ивановну, она же помогала ему ускорить выполнение спецзаказа. Бесплатно.
А Сникерс подрос и даже остался в истории, запечатлённым фотокамерой на моих руках. В чёрно-белом изображении.
К сожалению, он повторил судьбу Баунти. Как-то я вернулся на Остоженку и узнал, что Сникерса больше нет. Видимо, не все кошки падают на мягкие лапы…
У Сникерса был друг. Может быть, сердечный – чёрный кот Изя. Он жил на одной площадке в квартире напротив. Изя был аристократический кот, внешне похожий на кота Бегемота, а внутренне – на князя Голицына. Он вежливо ждал у порога снаружи Сникерса, чтобы разделить с ним моцион по окрестным помойкам. Потом возвращал нашего молодого обратно. И так ежедневно и в одно и то же время. Ну, чем не голубая кровь?
Изя долго ещё приходил к заветному порогу, не понимая, что друг на прогулку с ним уже никогда не выйдет...
Продолжение следует
Сергей Парамонов
