Всякий раз, приступая к колонке, впадаю в оцепенение. Угнетает предсказуемость собственных текстов. Полтора года разбираюсь в оттенках текущей мерзости, которая все прибывает и прибывает. Только собираюсь некую новую тему осмыслить, как Соловьев издает очередной неприличный звук, и уже вроде бы неприлично писать ни о чем ином, кроме соловьевского неприличия. Ощущаю себя заложницей баррикадного сознания. Размышлять о глумливой пропаганде в сотый раз — тошно, не размышлять, то есть не замечать, — подло.
Но и Соловьев — заложник. Он обязан регулярно повышать дозу. У Соловьева уже в студии дерутся. Логика борьбы с окружающим миром требует развития сюжета — вплоть до четвертования в прямом эфире. Но пока сюжет на стадии завязки, вперед выдвинулась группа шумных державников, которая сочла госканалы чрезмерно либеральными. Вследствие чего спецназ в лице Охлобыстина, Прилепина, Пореченкова и отдельно взятого Вассермана приступил к созданию консервативно-патриотического ТВ под названием «Ракета». Высокое качество продукции гарантирует предполагаемый бюджет в полтора миллиарда долларов вполне сопоставимый с CNN. Страшно подумать, как и чем вынуждены будут ответить на эту ракету дальнего действия отборные госканальские либералы — от Киселева-Соловьева до Толстого-Гордона.
Впрочем, Охлобыстин и Прилепин — тоже заложники. Они, творцы, по определению более других смертных пребывают «у времени в плену». Только с достоинством пройти сей скорбный путь не получается, приходится рваться то на передовую, то на авансцену. И неустанно бороться с врагом. Сначала придумать врага, а потом с ним бороться. Россия — страна слов. Ходасевич, менее удачливый коллега Прилепина по писательскому цеху, удивлялся: «Всякая оппозиция уже называется контрреволюцией». Прилепин своих врагов лично переименовал из либералов в «буржуазную интеллигенцию». Непонятно только, что для него более оскорбительно в данной дефиниции — первое или второе слово.
Ходасевич с Прилепиным натолкнули меня на интересную мысль. Главная загадка России — невероятная эффективность пропаганды, сумевшей переформатировать сознание нации в кратчайшие исторические сроки. И тогда, в 1917-м, и сегодня, в 2015-м. А все, оказывается, просто. В стране слов слово и есть дело. Нужно только переименованием событий заниматься не потом, век спустя (это уже переписывание истории, что у нас тоже неплохо получается), а немедленно, здесь и сейчас. В октябре 17-го назвать переворот началом мировой революции, а почти через сто лет, в ноябре 13-го, сгустить над украинским Майданом свинцовый словесный туман из фашистов, бандеровцев, хунты и далее — по хорошо знакомому телезрителям списку. Стоит любое событие укутать нужными словами, как суть скрывается за видимостью.
Телезрители — они и есть главные заложники. Это те, кто поддерживает власть на 86 или 186 процентов. Прежде мудрый русский народ твердо знал: «ищи не в селе — ищи в себе». Сегодня траектория поиска изменилась. Народу страшно. Он, народ, на подкорковом уровне ощущает ужас любого, даже мысленного, противодействия государственному монстру. Страшно быть в меньшинстве, когда все в едином порыве стремятся в большинство. Принадлежность к обреченному меньшинству воспринимается как дурная болезнь. Потому так легко и приятно верить ящику. И я верю. Вот именно в эти минуты Мария Захарова, новая звезда экрана, золотые уста МИДа, возмущаясь в который раз интеллектуальным уровнем Белого дома, утверждает: «Все, что произошло в Крыму, максимально направлено на сохранение международного права». Позволю себе уточнение: нет, госпожа Захарова, это не сохранение, это венец.
Одним словом, все мы заложники в собственной стране. Просто у каждого свой залог. Черно-белое мышление никому выбора не оставляет. Крайности выжигают все умеренное. Страшно сказать, но даже Владимир Владимирович — заложник. Он тоже оказывается у «времени в плену» — почти как Охлобыстин с Прилепиным. А еще он заложник своего нового образа, точнее телеобраза. Просто Путин и Путин-Таврический — это два разных лидера, и вместе им не сойтись. Все люди вокруг власти — заложники вдвойне. С одной стороны, депутаты-сенаторы обречены на мучительные поиски запрета того, что еще пока не запретили. С другой — синдром Железняка-Яровой свидетельствует о неизбежном: стояние в телеэфире — суровая производственная необходимость. Так они повышают свою предпродажную стоимость накануне выборов.
Центральный персонаж трагедии заложничества — само телевидение как общественный институт. Попытки выйти за пределы заканчиваются крахом. Сейчас такие отчаянные попытки предпринимает Первый канал. О премьере под названием «Мистер и миссис СМИ», иронических итогах недели, не скажу ничего — слова для описания жути в рюшиках еще не родились. А вот авторов и ведущих нового проекта «Парк» жалко. Достойнейшие люди — Ирина Муромцева, Алексей Пивоваров, Николай Фоменко, пряча глаза, фальшивыми задорными голосами впаривают публике грезы об ажурной легкости бытия. Убийственная затея посреди нашего угрюмства. Особое летнее ТВ изображает женщина-паук, ползущая по башне Москва-Сити; Денис Мацуев при рояле в центре пруда; сразу два Пушкина — Родион Газманов и Сергей Безруков.
С Пушкиным совсем беда. Газманов хотя бы помалкивает, смущенно почесывая цилиндр. Не таков Безруков. Он памятник себе воздвигает нерукотворный непосредственно на территории Парка культуры, где и происходит действие. Его голос — кимвал звенящий: «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспАривай глупца». Вздрагиваю. У Пушкина — «не оспОривай глупца». Как заложник заложникам советую: патриоты, учите слова. И, пожалуйста, не путайте телевизор с амвоном.
