Вы наверняка знаете, кто такая Ирина Понаровская. Когда-то она изумляла нарядностью и внешней переменчивостью на эстраде. Потом стала примерять на себя разные другие профессии. Кто-то скажет: совсем пропала (с телеэкрана, например). А она не чувствует пустоты вокруг себя, потому что живет в бесконечном процессе самопознания. Едва навалится тоска от невостребованности главного своего призвания – пения, она тут же пошарит по закромам и найдет в себе задатки чего-то нового.
Сейчас она практически не дает интервью, потому что живет в Эстонии, в родовом гнезде – доме, построенном ее предками. В Москву приезжает, когда есть возможность спеть, а еще навещает маму. Здесь ей неуютно, в том числе из-за отсутствия самовыражения (прежде всего профессионального). А еще поддельной суеты. За долгие годы публичности наваливается усталость и от людей, и от внимания, которое не по делу, а ради праздности.
Чем она занимается? Не страдает от одиночества. Ей не скучно с собой. Есть о чем подумать (причем и по мелочам, и глобально. Процесс мышления доставляет ей удовольствие). Читает, пишет стихи, мастерит – всю жизнь была рукастой. Можно назвать ее поделки «инсталляциями», а можно просто штучками: рамка для фотографии, пепельница, подставка под сигарету, композиция из журнальных вырезок на придуманную тему. Что в голову приходит, то и воплощает. А голова у нее полна идей. И идеалов, которые она носит в себе и не желает с ними расставаться. Они не сильно вписывали ее в реальность и в те времена, когда она блистала на эстраде, и сейчас не вписывают, когда удалилась в собственное достоинство, которым всегда отличалась. Не навязываться – это порой бОльший поступок, чем изо всех сил пробивать себя независимо от того, есть тебе, что предъявить миру, или просто считаешь себя лучше других. Она склонна к самокритике, а не к самовосхвалению, хотя и не без жалости к себе, не без внутреннего напряжения в адрес тех, кто не оценил, не понял. Короче, не без эгоизма, но это защитный механизм любой личности. Меня же беспокоит иное: почему в нашей стране не приживаются такие особы? Ни в одной профессии (а чаще они встречаются, конечно, в искусстве). Почему массам ближе другой типаж? Или есть изъяны в самих персонах? Чего-то они не договаривают или говорят, не слишком заботясь быть понятыми?
– Ирина Витальевна, это правда, что вы были главным редактором журнала?
– Была и писала статьи сама. Просто у одного журнала родилась идея выпустить дочернее издание под названием «Бутик». И на презентации, которую я делала со своим ателье, мне предложили сначала стать музой этого проекта, потом идеологом, а потом и главным редактором. В итоге журнал назвали «Бутик от Ирины Понаровской». Он выходил в 2001-2002 годах – раз в сезон, то есть четыре номера в год.
– Вы читали все тексты перед выходом номера?
– Да. Мне давали гранки, и я все отчитывала, иногда просила что-то поменять, что-то редактировала.
– Что вам дал журнал? Что-нибудь новое узнали о себе?
– Журнал открыл мне то, что я могу записывать свои мысли. У меня же были герои, которых я должна была раскрыть, причем с той стороны, с которой их мало кто знает. И я делала не интервью, а очерки с вкраплениями их прямой речи. То есть там были мои размышления о человеке, почему я встретилась именно с ним, что мне дало наше знакомство.
– А с чем вы не справились?
– С рекламодателями. С деньгами. Я не человек бизнеса. И ателье я закрыла поэтому.
– Вы в журнале получали зарплату?
– Нет, я руководила на общественных началах.
– Мозговой центр без материальной заинтересованности?
– Да. И вот не справилась с финансами. Не на что стало выпускать журнал. Первые три номера у нас были рассыльными, а два или три последних пошли в продажу – не очень большим тиражом, но разошлись… К сожалению, я руководствуюсь принципом, что каждый человек должен заниматься своим делом, может быть, меня научили этому в моем первом коллективе «Поющие гитары»,
– Ничего себе! Журнал – это разве ваше дело?
– У человека могут быть хобби. Это было мое увлечение так же, как и ателье. Я не училась на журналиста, не училась на художника-модельера. Моя основная профессия – музыкант. Я могу сыграть на рояле и спеть. Пению я тоже училась. А всем остальным занималась в свободное время, и ни в чем у меня не было корысти. Как-то в телевизионной передаче, посвященной российским миллионерам, непонятно каким образом промелькнула и я со своим малым бизнесом, правда, голос за кадром сообщил, что мое ателье продано за долги. Но люди же реагируют в первую очередь на картинки и не всегда слышат текст. А по картинкам я оказалась в одном ряду с теми, кого убивают, разоряют, сажают, потому что такова, по мнению авторов передачи, цена финансового успеха. Они показали фактически криминальную хронику. Мне потом позвонили десятки знакомых с одним вопросом: может, тебе охрану нанять? И я устала им отвечать: люди, я же в этой передаче объявлена банкротом! Хотя и это неправда. Ни копейки долга не было, я вложила только свои деньги.
– А зачем вы открывали ателье? Рассчитывали на дополнительный заработок?
– Это мог быть дополнительный заработок, но я об этом не думала. Мне было интересно. А за то, что мне интересно, я сама могу заплатить.
– Почему же не взяли кредит?
– У меня были деньги. Да, я рисковала. И проиграла. И ничего зазорного в этом не вижу.
– Но ведь такой, казалось бы, прибыльный бизнес – авторское ателье!
– Очень сложно было с моим именем, потому что все хотели выйти из ателье Ирами Понаровскими.
– И что в этом плохого?
– Это невозможно. Потому что надо иметь бабушку Шарлотту, дедушку Николая Арнольди…
– Но вы пытались объяснить клиентам, повлиять на них?
– Поначалу я вела беседы, очень похожие на сеанс психоанализа, и объясняла, почему нельзя женщине, родившей в 42 года и поправившейся в связи с этим на 40 кг, сделать корсет и широкую юбку в крупный цветок. В конце концов, мне пришлось нарисовать, как это будет на ней выглядеть. И она увидела, что между верхней точкой корсета, которая под мышкой, и талией нет никакой разницы. Зато у нее в 42 года есть малютка, и это большее счастье, чем наличие талии.
– Кто вам придумал красивую эмблему для ателье?
– Художник Игорь Каменев. Перед показом нашей первой коллекции, к сожалению, запороли фотосессию с моделями…
– По чьей вине?
– Не знаю. Меня там не было, но на съемке присутствовал художник, автор коллекции. В конце концов, я хозяйка ателье. Я могу задать направление, сказать, какие ткани мне бы хотелось видеть, какую линию. Но в итоге мне пришлось снимать все платья на себе, хотя я маленького роста и слишком формистая для модели. Мы снимали ночью в магазине световых приборов на Садовом кольце. Там огромное витринное стекло без перегородок. И был такой кадр. Я встала на подоконник в платье типа греческой туники коричневого цвета, мне сделали прическу – волосы дыбом, как языки огня, я повернула подбородок параллельно плечу и взяла в руку мандарин. И вот с этой фотографии Каменев написал картину маслом и подарил мне на день рождения – на незагрунтованном холсте моя голова и рука с мандарином. Игорь сказал, что это первая картина, на которой он не поставил свою подпись. Он написал мою фамилию. Так родилась эмблема.
– А название I-RA?
– Это я придумала. Египетский бог Солнца – Ра. Почему «и»? Потому что «И Солнце тоже». А мне потом сказали, что это аббревиатура ирландской армии. Но ведь у меня через черточку. Так еще называлось ателье у жены Феликса Юсупова, Ирины, которое она открыла за границей. Но об этом я узнала позже, прочитав мемуары Юсупова.
– Кто набирал сотрудников?
– Мы предоставляли базу для практики бывшему текстильному институту, сейчас это Университет дизайна. И из этих девочек, будущих швей, технологов, я примерно за два года отобрала четверых.
– Как отбирали?
– Смотрела изнанку вещей. В моем ателье все внутренние швы, если вещь не на подкладке, были обработаны батистовой или шелковой бейкой, не оверлочены. Это кутюрная работа.
– А у вас откуда такие познания о швах?
– Я любознательная. И, покупая вещи, в первую очередь смотрю изнанку. После этого я вижу цену и понимаю, почему она такая. Основные швы в нашем ателье делали на машине, все остальное руками. У нас работала гениальный мастер по мужским костюмам. К сожалению, одновременно она училась на юриста и после окончания учебы решила из портних уйти.
– Вы собеседование с людьми проводили?
– Нет. Мне не важно, как я отношусь к человеку. Мне важна атмосфера закулисья, как они общаются между собой, что происходит в пошивочной.
– У вас было время контролировать и это?
– А не надо контролировать. Я понимала это по тому, что девочки уходили после работы вместе или перебрасывались фразой «завтра созвонимся», а завтра было воскресенье… То есть я создала коллектив. Как в шоу-бизнесе, только там грызутся, а я создавала по другому принципу. Может быть, они до сих пор работают вместе. Но уже без моего имени.
– Вы часто бывали в ателье?
– Первые три года практически каждый день. А когда перестала ездить ежедневно, все начало раскачиваться, разваливаться. И клиенты пошли не совсем те…
– Клиентура была престижной?
– Клиентская база была странной. И сложной. С одной стороны, приходили люди с достатком, почему-то думая, что у меня заоблачные цены, а цены были средние по Москве…
– Неужели вы исследование проводили?
– Конечно. Цены были умеренными. Для такого качества. Для заказных тканей. Покажите в каталоге, а каталогов у нас было до потолка, вот эту ткань хочу, и через неделю она будет у вас. Необходимые три метра. А можно было заказать единственные в мире три метра, сотканные специально для вашего костюма. С восемнадцатикаратной золотой полоской, с бриллиантовой крошкой, с полоской, которая состоит из крошечных букв, составляющих ваше имя-фамилию… Но ателье поначалу, до переезда в другое помещение, находилось на закрытой территории, поэтому попасть к нам можно было только по звонку.
– Рекламу не давали?
– Давали. Например, в свадебные журналы – девочки очень хорошо шили свадебные платья.
– Коллеги по шоу-бизнесу приходили?
– Пара человек, но с одним коллегой отношения не заладились, не хочу называть фамилий… Зато сотрудничество сложилось с Терезой Дуровой. Мы ей много шили. Помню один костюм с очень красивой вышивкой – зарисовки из жизни японского мальчика-рыбака. Я придумала сюжеты, а наша вышивальщица феерически это воплотила. Изумительным клиентом была Юля Бордовских. Мы два года шили ей наряды на «Кинотавр». На первом кинофестивале я была, и меня объявляли как спонсора, потому что я и вторую ведущую одевала для церемоний открытия и закрытия.
– Кто придумывал фасоны?
– По-разному. Иногда предлагали мастера, что-то определенное хотели заказчики, но вот с этим я справиться не могла.
– Они описывали, как им это видится или приносили картинку и говорили: хочу так?
– Картинки почти никто не приносил. Но тучные женщины хотели шифоновые платья и чтоб шифон был в талию. Еще и с пояском.
– Ну и пусть получат!
– Так и делали! Сфера обслуживания! Я сказала: девочки, в Лондоне, в Академии дизайна, всех учат сначала подкорачивать брюки и юбки из магазина, переделывать рукав, поэтому никакой работы нельзя гнушаться.
– А не было ощущения, что если бы вы назначили запредельные цены, то было бы лучше для бизнеса?
– Не знаю. Я не могла всем заниматься. Я ведь еще каталась по гастролям.
– Ну и занялись бы только ателье. Ушли бы из шоу-бизнеса.
– Из шоу-бизнеса уйти – в любой момент с большим удовольствием, но я прекрасно понимала, что придется снизить жизненный уровень.
– А хоть какая-то прибыль от ателье была?
– Была, но я тут же это тратила на закупку тканей и все остальное. Деньги крутились в обороте. И мне надо было их зарабатывать – на меня навалилось большое количество концертов. Опять же мы переехали в другое помещение. Тоже немаловажно. Раньше у меня был маленький кабинет, где я могла укрыться. На новом месте такая отдушина отсутствовала. В общем, я перестала там постоянно находиться, а клиенты, вероятно, не хотели иметь дело просто с девочками, требовали меня. Но у меня уже не хватало эпитетов, чтобы бороться с их запросами. Я не имела права выпустить из своего ателье человека в наряде, за который мне стыдно.
– Вы отошли от дел, и все пришло в упадок?
– Я поняла, что больше этим не занимаюсь. Не хочу. Устала. Я заявила себя в мире моды, сделала две коллекции. На показе второй у меня было 37 нарядов. И 37 манекенщиц, как ни у кого, потому что обычно бывает 5 - 6.
– Вы ведь и сами порой демонстрировали модели, причем не только свои? Где учились ходить по подиуму?
– Я человек двигающийся, с пластикой не на вы. Внимательно посмотрела, как это делается. Поначалу было проблематично, поскольку я занималась в юности гимнастикой, и походка у меня была с вывернутыми наружу носками, а манекенщицы ходят по одной линии и даже забрасывают ногу за ногу. То есть левая нога, допустим, по прямой, а правая уходит левее левой. Приходилось себя контролировать. Я же артистка, на сцену выхожу, почему бы не пройти по подиуму?
– А нельзя было найти для ателье спонсора, передать бразды правления в надежные руки и отстраниться?
– Не моя судьба находить спонсоров. У меня их не было, нет и не будет.
– Переговоры с поставщиками в ателье кто вел?
– Я.
– Значит, спонсоры не ваша судьба, а поставщики – ваша?
– Спонсоры – это люди, которые дают деньги. А поставщикам плачу я. Вот когда я плачу – это мое. А когда мне платят – это мышеловка.
– Хорошо, а доверить правление надежному человеку?
– Некому. Ведь три четверти людей шли посмотреть на меня. Если приходят к Юдашкину, то кто-то, может, и хочет посмотреть на Юдашкина, но в основном хотят его нарядов. Впрочем, я не сравниваю себя с Юдашкиным, потому что я не делала кутюр, у меня была линия прет-а-порте класса «люкс». Одежда для каждого дня, а не художественные произведения, предназначенные для мировых подиумов.
– Вы открыли в себе черты руководителя? Умеете кричать, например?
– Нет, именно поэтому я предпочла удалиться.
– А переделывать заставляли, если не качественно?
– Это не называется переделка, это указать на ошибочку, чтобы хорошо сшить платье.
– Вы так интеллигентно и говорили мастерам, дескать, у вас тут ошибочка?
– Да. Ну у нас была история. Одна актриса шила у нас платье для свадьбы. Я не всегда приходила с утра, иногда приходила с полдня и столкнулась с ней в дверях, она в слезах уходила с примерки. Я спросила, что случилось? «Платье не получается, послезавтра свадьба!» Я завела ее в свой кабинет и попросила принести платье. И как только она оделась, я сразу поняла, в чем дело. Вызвала пятерых работниц, художницу и сказала: сейчас буду ставить вам оценку – что в платье не так? Никто не ответил. А в платье была неправильной длина рукава. И из-за этого оно оказалось разбалансировано, хотя сшито идеально. Я слегка подвернула рукав, сама наметала, убрала два миллиметра декольте в одном месте и на столько же выпустила в другом. И она счастливая ушла. Два миллиметра! Может быть, мое врожденное косоглазие дает такой правильный взгляд?
– И часто вы сами наметывали?
– Нет. Но я постоянно боролась с длиной вещей. Я говорила клиентке: пальто надо сделать длиннее, потому что вы сегодня без каблуков, а завтра наденете каблуки. «Нет, нет, я на машине, иначе будет болтаться!» В следующий раз она приходила на каблуках – и пальто оказывалось коротким. А женщины полного телосложения с не всегда красивыми ногами хотели юбки на 25 см выше колен. И все-таки нескольких я победила. Люди же как покупают вещи в магазине: юбка вроде нормально сидит, а пиджак на груди не сходится, так я его не буду застегивать, топик надену и нараспашку стану носить. И так все не до… Недодуманное, недоработанное. Плечо куда-то уходит, рукав впереди врезается, а сзади рвется. Так нельзя одеваться. Это глупо.
– Вы себе в ателье что-нибудь шили?
– Не шила. Сапожник без сапог.
– Почему? Хоть какая-то польза была бы.
– Нет, я брала из коллекции то, что мне годилось и годится, такие вещи не один день модны.
– Ателье было на вас оформлено?
– Да, я забрала документы и сказала, что больше в этой истории не участвую.
– Вы не интересовались судьбой работниц?
– Нет, мы не очень хорошо расстались. Они начали предъявлять мне претензии, на которые не имели права.
– Разбаловали вы их, Ирина Витальевна.
– Но я же не фашист. Я всегда хочу мира. Хотя последнее время у меня бывали срывы, и я так хорошо себя после этого чувствовала. Я понимаю людей, которые позволяют себе выкричаться, даже, может быть, и в публичном месте. Пусть это со стороны и некрасиво смотрится, но не-воз-мож-но блюсти себя всегда и везде. Мне по жизни легче потерять, чем долго скандалить, разбираться. Все, этот день закрыт, потому что он мне не понравился. Я не хочу его помнить. Я пошла дальше. Пусть у меня уже нет такого хобби, как сочинение костюмов, но для себя я всю жизнь это делала и продолжаю делать.
– Вы сейчас у кого-то шьете одежду или покупаете готовую?
– Не шью и не покупаю.
– А во что одеваетесь?
– В то, что у меня есть. Для этого тоже нужна сообразительность, чтобы скомпоновать вещи из моего достаточно большого гардероба. Это сложнее, чем когда у тебя маленький шкафчик и там занято шесть вешалок.
– У вас дома есть швейная машинка?
– Нет, я все делаю руками. На машинке не люблю, не умею. Она так часто запарывала мне ткань. А руками у меня ошибок не бывает. И при этом шов такой, который не отличишь от машинного.
– Вы бы согласились повторить опыт с ателье?
– Без вложения своих денег. И без обязательства присутствовать там бесконечно. Я продала бы свое имя.
– И как бы вы отслеживали результаты деятельности под вашим именем?
– Я могу дать имя не на начальном этапе. А вот раскрутитесь, покажите свои изделия, стиль, качество, и тогда обсудим.
– А журнал еще раз согласились бы возглавить?
– Нет.
– Но ведь это замечательная возможность высказать все, что наболело.
– Дайте мне мецената. Я не хожу с протянутой рукой. Либо я делаю на свои деньги, либо делаю с людьми, которые предоставляют мне творческую свободу в этой истории и занимаются финансовой стороной.
Чем она могла бы заниматься, по моему мнению (минимальный набор):
- Преподавать вокал.
- Вести телепередачу с условным названием «Третейский судья», где разрешала бы житейские и профессиональные конфликты и мирила стороны.
- Возглавить школу хороших манер или институт благородных девиц.
- Организовать салон красоты, ювелирный или меховой салон.
- Руководить медицинским центром (со специализацией по диетологии и здоровому образу жизни).
- Придумать авторскую кухню для ресторана.
А здесь можно почитать (и скачать) книгу "Дама", которую я написала об Ирине Понаровской
