«Снега больше не будет» Малгожаты Шумовской и Михала Энглерта — история бедного украинского массажиста и его богатых польских клиентов, рассказанная как актуальная притча о проблемах глобализации с цитатами из Пазолини, Триера и Тарковского. Но из умозрительного конструкта вопреки всему вырастает настоящее чудо
Из сумрачного леса на рассвете выходит человек. Когда он входит в город, разгорается день. Это Женя, украинский иммигрант, он собирается работать в Польше массажистом. Каждый день он ходит из своей душной панельки в закрытый коттеджный поселок, чтобы делать массаж богатым местным буржуа. У него лицо гуттаперчевой куклы, фигура циркача и удивительные пальцы: он на ощупь знает, кто из его клиентов перебирает алкоголя, кто балуется наркотиками, кто не любит своего мужа. Но он никого не осуждает. Кто он такой, чтобы осуждать?
Кто он такой, кстати, непонятно. Родился в Припяти, за несколько лет до Чернобыльской аварии. «Возможно, вы радиоактивны»,— шутят герои, узнав, откуда он родом. Болеет за донецкий «Шахтер», говорит на всех языках мира, профессионально танцует и может загипнотизировать кого угодно. Дети считают его супергероем, женщины его хотят, а собаки его не любят. Кроткий до приторности, безмятежный до юродивости, такой покорный, как будто издевается над всеми этими богачами. А они тают под его руками и начинают грезить о сказочном лесе, в котором сокрыты все их страхи.
Малгожата Шумовска (два «Серебряных медведя» Берлинале — за лучшую режиссуру в 2015 году за фильм «Тело» и гран-при жюри в 2018-м за «Лицо») и ее постоянный соавтор Михал Энглерт — оператор, продюсер, сценарист, а в «Снеге» еще и сорежиссер — сняли фильм, который, как и его герой, не поддается определению, беспокоит, бесит и поражает. Это социальная сказка, гниловатый магический реализм, драма об умирающем капиталистическом мире, в котором супергерои нужны лишь для того, чтобы помочь похмельным буржуа расслабиться, сделать массаж бульдогу и показать фокусы детям. Первым делом хочется найти кинопараллели: это как «Теорема» Пазолини, только пришелец никого не совращает. Это как порнофильм о массажисте, только в кульминационные моменты клиент теряет сознание, а массажист экстатически смотрит в окно. Это как «Догвилль» фон Триера, только почти все остаются в живых. Это как «Сталкер» Тарковского, только не «Сталкер».
В «Снеге» есть прямые цитаты и из «Сталкера», и из «Зеркала»: тарковско-чернобыльское детство Жени состоит из воспоминаний о матери, из света и дыма, из ползущего по столу стакана и хлопьев радиоактивного снега. Но сам Женя — никакой не сталкер в мире аккуратных одинаковых коттеджей. Он сам — комариная плешь, гравитационная аномалия: затянет — мокрого места не останется. На самом деле актер Алек Утгофф («Очень странные дела») родился в Киеве за два месяца до Чернобыльской аварии. И на экране он, безусловно, радиоактивен.
Малгожата Шумовска снимает притчи о том, как устроен социум, о том, как тело оказывается изнанкой души, о том, каково это — примерить на себя новое лицо («Лицо») или бороться с собственными желаниями («Во имя…»). Но пафос в ее фильмах разбивается о черный юмор: например, когда одна из героинь «Снега больше не будет» видит, что рабочие срубили елку напротив ее дома, она устраивает настоящую истерику. Потом объясняет Жене: «Под той елкой был похоронен мой муж. Я незаконно закопала его как компост».
«Снега больше не будет» — фильм обо всем, что новая буржуазия закапывает как компост, обо всех ее страхах, перверсиях, надеждах и желаниях. О глобальном потеплении и глобальном одиночестве. Режиссеры уверены, что в этой истории важнее всего то, что не рассказано и что зрители должны додумать. Для Шумовской и Энглерта коттеджный поселок, в котором происходит действие фильма, символизирует не Польшу, а всю Европу. Пустую, бесснежную, напряженную, ненавидящую чужаков и при этом готовую им отдаться.
Схематичность супергероической саги, пафос притчи, язвительность социальной комедии, романтические вздохи рождественской сказки — непонятно, как из этого кинематографического конструктора вырастает чудо. Но бесхитростный Женя проделывает в жизни всех, кто с ним сталкивается, адскую дыру, и зрителя эта дыра тоже засасывает. Пока герой молчит, он кажется значительным и всемогущим, но как только он позволяет себе говорить, понимаешь, что он не падший ангел и не мелкий бес, не Христос и не дьявол, а, скорее всего, простой гастарбайтер, нарушающий миграционные правила. Настоящим супергероем он чувствует себя, когда, хорошо посидев с охранником поселка, рассекает в ночи по пустым улицам на сегвее. «Я супергерой! — кричит он.— Я всех спасу!»
Он спасет только тех, кого можно спасти. Стареющая, изнывающая от скуки Европа, ее моложавое тело с напряженными мышцами, ее сигареты, алкоголь, таблетки, ее воспоминания о военных действиях, ее борьба с онкологией, с избалованными детьми, с непослушными воспоминаниями — все это требует не спасения, а кого-то, кто проявит неподдельный интерес. Женя становится тем, с кем можно поговорить о чем угодно, кого можно попросить о чем угодно, кто выслушает, улыбнется и ничего не скажет в ответ. «Он сделал что-то плохое?» — по-детски спрашивает одна из героинь в самом конце фильма.
Ничего он не сделал, просто увидел всех вас. Всех нас. И ему было интересно.
Ксения Рождественская
