Кому сказать спасибо...

…Так кому же сказать спасибо? Системе, которая закалила в хронических неурядицах и научила выживать в любых условиях? Папе с мамой — за крепкое здоровье? Духовным учителям — за веру в то, что не все решается на земле…

А иначе, где бы я теперь была? Невзирая на любовь к земле, к детям, к родному языку и при глубоком понимании ценности этой жизни.

Год назад я люто возненавидела существующую чиновничью систему государственного управления России и мучительно желала уехать из страны куда угодно, увезти детей и бесценное литературное наследие значительного поэта, лишь бы больше не испытывать подобного унижения и такую нужду. И если бы речь шла только обо мне. Но на моих плечах были ответственность за архивы и творческое наследие ушедшего из жизни в 2004 году Геннадия Владимировича Кононова, женой и литературным референтом которого я была ряд лет и корни которого тут, в Пыталово, и мой маленький сын, которому не исполнилось тогда и года. С этого, наверное, и стоит начать повествование.

Знак равенства

У меня двое детей. Дочь — студентка медвуза, и сын — долгожданное чудо-чадо, родился в конце января 2006 года. Родила его в сорок лет, вопреки всем предубеждениям, и не только по медицинским показаниям, а больше — из огромного желания иметь еще детей. Рождение сына случайно совпало с программой государства на повышение рождаемости в стране, но закон о материнском капитале мы опередили, нас с сыном он не коснулся (а жаль)… Родила без мужа. Непросто в маленьком городке устроить личную жизнь.

Пособие по уходу за ребенком в 2006 году было 700 рублей в месяц. Коммунальные платежи за двухкомнатную квартиру в совокупности с телефоном и светом составляли на двух человек более 2 тысяч рублей… сейчас — более 3-ех. Квартира на первом этаже пятиэтажного блочного дома, которая досталась мне по завещанию от бывшего мужа, пустовала какое-то время после его смерти, была несколько раз затоплена из-за неисправности канализационных систем и нуждалась в серьезном ремонте. Прежде чем жить там с младенцем и ввезти библиотеку и архивы, вынуждена была приводить ее в порядок. Все деньги на новорожденного (много ли их было…) заранее ушли не на обеспечение малыша, а на ремонт.

Вы пробовали жить и содержать двоих детей на 700 рублей в месяц? Плюс 140 рублей дополнительно — эта удивительная сумма равна наличию отца у ребенка (столько наше гуманное государство платило и платит по сей день в качестве материальной помощи матерям- одиночкам). В пересчете на вещи первой необходимости — пачка недорогих памперсов на четыре дня экономного пользования. Поставьте знак равенства между отцом и 140 рублями…(!). Не я, система уравняла.

Долг по оплате квартиры начал собираться еще при жизни болеющего поэта и с начала отпуска по уходу за ребенком стал умножаться снежным комом.

Коммунальные конторы тогда еще не разделились на горкомхоз, водоканал, горгаз и теплосети, велись Службой единого заказчика. И эта Служба подала иск в суд. Мне позвонил прокурор города. Он не спросил, что было бы удивительно, но по-человечески более уместно: «Что вы едите при таком доходе, кормящая мать?» Прокурор резким менторским тоном вопрошал, почему я не хочу платить по коммунальным счетам.

Объяснила, как умела, что временно не работаю (хотя он должен был уже знать, так как до этого звонка я была по прокурорскому вызову на приеме у заместителя прокурора и подробно обо всем рассказала), не ворую, самогонку не гоню, родственников в России нет, помощи ждать не от кого… И возможности подрабатывать с грудным младенцем нет. На что он мне безапелляционно заявил, (золотом бы высечь эти слова на прокуратуре), дословно: «У вас у всех одни и те же отговорки. Передаю дело в суд»…

Служебный долг

Из суда пришла бумага, согласно которой я осуждена и в принудительном порядке обязана выплачивать (смешно, я же не отказывалась платить, просто не из чего было) задолженность по коммунальным счетам — 24 тысячи рублей; за судопроизводство возместить еще 380 рублей; кроме этого, суд начислил 1600 рублей штрафа за несвоевременную оплату или какие-то приставские сборы… Это все я обязана была в тот же момент выдать из своих 700 рублей и 140 «безотцовских»; оставшееся — нам с детьми на проживание… Из 840 рублей 26 тысяч не минусуется?.. Разве!!?

Но это еще не все. От приставов пришло сообщение, что они идут ко мне с описью имущества. Какое имущество они хотели у меня описывать? Детские штанишки, собранные по бедности друзьями, или кастрюли, в которых я готовила кашу малышу? У меня не было и нет дорогих вещей, драгоценностей, дорогой электроаппаратуры, новой мебели. Не накопила. Деньги, которые мы зарабатывали, шли на жизнь, на творчество, на здоровье и друзей. Телевизор маленький, восьмилетнего срока пользования, книги, компьютер еще первого поколения, собранный из лома, подаренный бывшему мужу-писателю за полгода до его смерти друзьями, вместо печатной машинки; мебель сорокалетняя, доставшаяся от давно умерших родителей мужа… Вот и все мое имущество.

Пристав, которой было вменено взыскать с меня положенную сумму или описать вещи, выслушала мои нервные, сбивчивые стенания и воспитательно объяснила: «Детей вы рожали для себя. И проблемы это только ваши». А она всего лишь исполнитель.

Против лома нет приема. Конечно же, детей я рожала только на радость себе. К тому часу уже иллюзий не оставалось, поняла, что мои здоровые, разумные и талантливые дети этому государству не нужны, как и я сама, как и поэт с его творческим наследием, которое сохраняю…

Как выживала? В то время мне каждый день казался последним. Психологический прессинг, ожидание неприятностей преследовало ежеминутно. Это при том, что кормила ребенка грудью. Сама ела, как придется, что принесут и подарят Друзья. Слава Богу, что мир не без добрых людей. Кто-то картошки подбросит, кто-то — капусты и морковки, у кого-то денежек занимала, чтобы молока и хлеба купить (по сей день долги висят, хотя я уже три месяца, как работаю). Спасибо, дорогие, что не дали пропасть в эти суровые полтора года.

Отключение

Хуже всего стало к осени 2006 года, когда в городе прекратились поставки газа и долго не подключали отопление. Было в квартире холодно и сыро, малыша одевала в помещении, как на улицу. Готовить приходилось на электроплитке, ею и обогревались (рефлектор купить было не на что). Счет рос. Пришли электрики со щипчиками и попросили расписаться в акте на отключение электроэнергии. Это был предел. Через час обогреваемая комната выстынет. Готовить будет не на чем, и света тоже не станет. Уйти некуда.

Я не бомж, дамы и господа, военнослужащая последние 12 лет, имею два образования, одно из которых — высшее юридическое. Коммуникабельна и социально адекватна, как мне кажется. Но тут растерялась. У электриков приказ об отключении, они не виноваты в моих бедах, тоже исполнители, обязаны. Задолженность составляла на тот момент всего 800(!) с небольшим рублей, второй месяц неуплаты. Показала над дверью два крючка (для прыгунков малыша): если посмеют отключить свет, на одном буду висеть я, на другом — младенец. Это был действенный аргумент…

Деньги на оплату электроэнергии в срочном порядке прислали из Германии — семья русских иммигрантов: муж, жена и двое детей, которые сами там жили на иммигрантское пособие. Через приятельницу по электронной почте узнали о моем бедственном положении и помогли незнакомым людям — жили же в России, понимают…

Временная отсрочка

Обращалась ли я к нашим властям? Да. Неоднократно. И в письменном виде, и лично. В первую очередь, к директору Службы единого заказчика. Вспомнить стыдно без содрогания и спазма в горле. Дважды ходила на поклон к главе местной администрации. И к его заместителю. Еще до суда. С просьбой помочь в оплате (прецеденты были, когда с согласия городских властей списывались еще большие задолженности). А я ходила не просто милостыню просить, а еще и с предложением завещать мемориальную квартиру городу (в ней жил автор нескольких тысяч произведений, который уже к тому часу был введен в Антологию поэтов России XX-XXI вв.). И потом ходила, после суда, с представителем общественности, с преподавателем одной из школ района, которая знала лично поэта, в школе проводила литературные встречи еще при жизни его. Мы слезно просили о помощи. Администрация осталась глуха. Мне было сказано, что в районной казне нет денег на музеи, уже имеющийся краеведческий не на что содержать. Квартира — ваша собственность, продайте ее и заплатите долги.

Окажись она просто квартирой — я бы так и поступила. В конце-то концов, дослужилась уже и до служебного жилья. Но я обещала литературному сообществу сохранить эту квартиру как мемориальную. В ней библиотека и архивы поэта. Здесь он творил и прожил всю свою жизнь. Есть же квартира-музей Высоцкого, есть — Булгакова, Маяковского, Есенина. Почему бы не сохранить еще один очаг культуры и просветительства? Сам поэт написал за несколько лет до кончины: «…В этой квартире когда-нибудь будет музей. Посмотреть бы, да жалко, без нас это дело оформят».

Помогать-то мне надо было всего чуть-чуть. Пусть бы и в долг. До момента, когда закончился отпуск по уходу за младенцем, далее вышла бы на работу и взяла полную ответственность за содержание. Как потом и случилось. Но в тот драматический момент выхода не было. Меня вызвали к мировому судье все с той же угрозой описи имущества, если я не оплачу задолженности. На мои объяснения о неимении дохода судья города искренне и наивно заявила: «Моя дочь тоже получает 140 рублей…». Я сочувствую дочери судьи, которая тоже ребенка без отца растит… при 45 тысячах маминых (оклад судей) можно и не получать смешные 140 — не помрешь… Но я (с помощью все тех же друзей, а конкретнее — преподавателя английского языка, 82-летней пенсионерки) заплатила штраф, и суд мне дал временную отсрочку по выплате основного долга.

«Позорный столб»

Между тем, Служба единого заказчика уже распалась на отдельные конторы и хозяйства, и теперь каждая из них предъявляла свой счет по текущим платежам. А мое имя попросту стали вывешивать, как должницу, на «позорный столб». Ежемесячно на двери моего подъезда службы наклеивали большой лист, на котором крупным шрифтом печаталась моя фамилия с очередными суммами долгов. До возможного выхода на работу оставались считанные месяцы, я просила подождать, когда малышу исполнится полтора года и я стану платежеспособна, обошла лично всех коммунальщиков. Увы. Давление не прекращалось.

Пособие, так называемую субсидию, положенную при неполном доходе, не выплатив предшествующих долгов, я не могла получать. Мне ее дали совсем недавно, когда малыша определила в ясельки, вышла на службу и первые две своих зарплаты почти целиком отдала на погашение части долгов государству.

Старые счеты

Милостью Господней, мы выжили, квартира сохранена, но нервы и горечь остались. Меня не оставляет вопрос: правомочно ли Служба единого заказчика, прокуратура и городской суд пустили в производство подобное дело? Нельзя ли было сразу дать ту же самую отсрочку, хотя бы на полтора года, до выхода на службу, и сделать это не через суд? За какое такое преступление следовало осуждать и наказывать мать с двумя детьми, одному из которых не было и года, находящуюся временно без фактического дохода? Зачем заниматься травлей, не заботясь о возможных пограничных исходах, загонять в угол, без учета постродового синдрома, одиночества, тревоги за двоих детей и постоянного стресса в ожидании неприятностей? Особенно если учесть, что ранее за все предшествующие годы жизни я не имела долгов по коммунальным платежам.

В своем повествовании я не замалчиваю название города, где все это происходило и происходит, но опустила все личные имена и фамилии, так как тут сменился глава администрации, он не несет ответственности за деяния своего предшественника, а остальные персоны себя сами узнают… Да и подобное может произойти в любом городке данного региона, возможно, и страны.

Несколько времени назад в нашем городе повесилась мать четверых детей, не имея сил и возможности их прокормить и оплатить свою четырехкомнатную квартиру. Она работала уборщицей в воинской части. Это была тихая, скромная, старательная женщина. Помню, как она сокрушалась, что сыну Богдану нужны ботинки… Как водится, за этот поступок ее сочли ненормальной, больной. А она измоталась и устала. Нужда заела, а силы затыкать дыры закончились. Никто из властей не посыпал голову пеплом. Что возьмешь с сумасшедшей?..

Личные проблемы

Нужды наши человеческие так и остались нашими личными проблемами, и тогда, и теперь. Не приведи Господи вам упасть на колени. Словно не в миру живем, как будто у некоторых и души-то нет. И вот удивительно: каждый чиновник надеется, что его минует подобная участь, что он сам и его близкие не будут никогда ни в чем нуждаться. Что он не останется калекой, как поэт, который заработал инфаркт после ампутации диабетической стопы, без ноги до бедра прыгая на костылях с первого на второй этаж и обратно множество раз — проходил комиссию на подтверждение своей инвалидности (доказывал, что через полгода после ампутации нога не выросла).

Мне объяснили: никто никого не обязан жалеть, сострадать, заботиться, помогать, я уж не произношу нелепого в этом контексте слова «любить». Но, как известно, от сумы и от тюрьмы…

Я люблю свои родину, язык, культуру, но люто ненавижу бездушных канцелярщиков, исполнителей закона на местах, которые устроились и живут себе, чужим горем не омраченные. У них столы изобилуют по праздникам, и совесть не мучает. А о сомнениях и вовсе не слыхивали.

Да не завистлива я и хлеба и роскоши никому не жалею, пусть копят… Пусть строят рынки, продают землю и топливо, строят дома и меняют автомобили, охотятся и в карты любые тысячи за один кон проигрывают. Не жалко, если рядом не умирают от голода пенсионеры и дети… Если поэтов, умерших в нищете и живших впроголодь, не надо хоронить всем миром: кто что даст на покупку гроба и оплату ритуальных услуг. Он тоже не был бездельником, поэт всю жизнь проработал преподавателем, имел высшее образование.

Я вышла на службу, в несколько месяцев оплачу, погашу все долги. Но никогда не забуду, как вешалась от отчаяния и безысходности, когда пришли обрезать свет, как предельно унизительно ждала приставов и представляла, как будут описывать детские вещи, кастрюли на кухне, старый компьютер поэта и другую мелкую незамысловатую утварь, дабы государство не понесло ущерба. Потому что Государство — это не мы, наши дети и наши таланты, а ОНИ. А мы для НИХ — «те, у которых одни и те же проблемы», с которыми мы мешаем ИМ хорошо ЖИТЬ!

Ваша Людмила Исаева